Данте в русской культуре
Шрифт:
Стихотворение написано в Дегерлохе, видимо, в самом начале 1913 г., ибо уже в мае, окончательно пережив упоение теософией, Эллис сообщал Метнеру с Капри: «Я в Италии живу воспоминаниями о Данте. Стараюсь на время забыть всю современность с футуристическими модернистами, теософскими тетками и славянским ренессансом, о котором стыдно вопить прежде 2000 л…. Я снова всего себя нашел в Данте и только в Данте… Что касается Steiner'a, то я ни на волос не перестаю Его считать сверхчеловеком, но… миссия его (нрзб. 1 ел.) безусловно и всесторонне бьет по иерархизму, аристократизму, независимости духа, по всей традиции культуры и древнихмистерий… по рыцарству, артистизму и… увы, увы, по чисто христианским, по заветам Франциска, монашестваи Иисуса Евангельского…
Вы полуиронически пишете о моем сакральном пути, но… во-первых, я за строгую формулу: „Или теократия (черная), или… misterium“. Синтез и теософии – черт знает, что такое!.. Я глубоко верю в культурную роль оккультизма, но при условии: 1) иерархии, 2) (нрзб. 1 ел.), 3) призвания, 4) аскетизма, подобного режиму древних рыцарских орденов, нашего старчества и иночества, 5) ритмичность и постепенность и постоянность (так в подлиннике. – A.A.) непосредственного водительства Мейстера, 6) число учеников, ограниченных магическими числами 7 и 12, 7) уединение от мира и почти личной святости.
Эти избранники должны косвенно инспирировать культурные сферы, работать по принципу разделения труда, не выбалтывая последних тайн непосвященным. Вы, конечно, согласны, что без этих min 7 условий всякий оккультизм неминуемо станет… онанизмом или эго-футуризмом или теософией.
Не только я иду по спирали, – объяснял свой новый поворот Эллис, – но и сам Steiner с изумительным самообладанием и самокритикой затормозил лавочку теософии и свое общество назвал антропософическим, т. е., в сущности, гуманистическим.
Отсюда претензия на магию, оккультизм, мистерию, теософию отпадают, и антропософия играет скромно специальную роль, роль продолжения на высшие планы антропологии, истории, натур-науки и т. п. Соглашусь, что это желательно, а, главное, пала конкуренция с символизмом, свободным высоким искусством, служащим духовной культуре, религиозным исканиям индивидуальности и мистики, чему служили мы все в Мусагете. Поэтому мы должны праздновать конец хаоса и периода распрей, должны снова дружно и мужественно подать друг другу руку…» [793]
793
Эллис. Письмо Э. К. Метнеру. 16.V.1913 // РО РГБ. Карт. 8. Ед. хр. 10. Л. 1, 2, 3.
Через месяц Эллис вновь предпринял попытку повлиять на Метнера и позицию журнала «Труды и дни». Отгораживаясь от теософской доктрины Штейнера, неспособной, по его мнению, утолить «жажду новой живой мистерии», Эллис ратовал за восстановление старых мистических традиций. «Наша задача, – писал он, – приблизить Грааля и приблизиться к Граалю. Конечно, без культуры это немыслимо, но культура – лишь орудие, средство. Что же приблизит к нам явление говорящей, ведущей, зовущей, сияющей и благодатной чаши с (нрзб. 1 сл.) кровью Спасителя, если не верность заветам Парсифаля и Беатриче?» [794]
794
Эллис. Письмо Э. К. Метнеру. 21.VI.1913 // Там же. Ед. хр.11. Л. 3.
Видимо, в ответном письме Метнер попробовал в который раз приобщить Эллиса к культуртрегерской работе и завел речь еще об одном разделе в журнале «Труды и дни». Эллис тотчас же написал: «Мне очень дорого стоило вместо новой религии получить „антропософию“. Впрочем, лично Steiner’a я отказываюсь критиковать, величие Его и чистоту целей считаю безусловным. Да и от Вас ничего лично contra Steiner я не слыхал. Ваша формула „Я из другого материала“ безусловно и не-лична, и не обидна. Во всяком случае учение Steiner’a не есть христианство. Это должно говорить вслух. Я же все больше и больше сосредоточиваюсь на христианском пути, особенно на средних веках. Ваш совет об изучении Данте мне вполне по вкусу. Да, о Данте я могу написать почти новое и значительное. Верю, так!» [795]
795
Эллис. Письмо Э. К. Метнеру. 27.VI.1913// Там же. Ед. хр. 12. Л. 1.
В результате переговоров в предпоследнем выпуске «Трудов и дней» был открыт отдел «Danteana», где Эллис опубликовал статью «Учитель веры». В ней, в частности, говорилось: «Поэма Данте есть становление веры, человеческой любви, претворенной в силу своей бесконечности в божественную веру» [796] . Автор полагал, что «Узел, стягивающий все бесчисленные нити, у Данте один; он открывается лишь тому, кто увидит в его поэме художественное воспроизведение действительно и подлинно пережитой мистерии, истинного пути посвящения в тайны бытия (видения) и таинства откровения (догматы) христианской веры, путь посвящения не в смысле узкой специальной доктрины или формальной принадлежности к какой-либо секте, тайному братству или традиции, идущей от древних мистерий, но путь вселенский, всеобщий, единый и единственный для всех…» [797] Такая трактовка «Комедии» уже ничем не напоминала теософию. Если для антропософа в духе доктрины Штейнера «Истина – путь жизни в „Я“» [798] , то для Эллиса, толкующего Данте, это путь, «пройденный некогда как стезя падения совершеннейшим из Духов и всей вселенной, лежащий в будущем после воплощения Бога стезею возврата и примирения с создателем», т. е. путь «от сознания близости вечного осуждения до последних высот благодатного слияния с Творцом» [799] . Это значило, что стезя духовного восхождения и преображения Данте определялась теперь для Эллиса формулой «Никто не придет к Отцу, нежели через Него» (Христа. – A.A.), и былой символ веры «Sic et non» [800] , который подразумевал, что «можно быть Розенкрейцером, не будучи христианином» [801] , он уже изжил.
796
Эллис. Учитель веры // Труды и дни. М., 1914. № 7. С. 65.
797
Там же. С. 76. Об этой позиции Эллиса см.: Зиневич А. Н. Данте в творчестве Эллиса, или Возрожденье Средневековья // Судьбы литературы Серебряного века и русского зарубежья. СПб.: Петрополис, 2010.
798
См.: Белый А. Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современников. М.: Духовное знание, 1917. С. 262.
799
Эллис. Учитель веры // Труды и дни. 1914. № 7. С. 76.
800
Так называлось сочинение Пьера Абеляра, которое включало в себя сентенции Отцов Церкви и Священного Писания по 158-ми теологическим проблемам, вызывающим споры.
801
Эллис. Письмо Э. К. Метнеру 6.VI.1912 // Указ. соч. Карт. 7. Ед. хр. 61, л. 4. Розенкрейцерство, – пишет Г. В. Нефедьев, – первые русские масоны (Н. И. Новиков, И. Е. Шварц), не ограничивалось нравственным учением, но обещало на высших ступенях постижение мистических тайн мироздания, магии и алхимии (…) Не рассматривая здесь специально вопроса о действительном характере того западного «розенкрейцерства», к которому примкнули московские масоны, укажем лишь на главное в их выборе. Этим главным была мистическая сторона, присущая именно розенкрейцерству, – алхимическая работа над трансформацией грубого «камня» своего «я», лишь по завершению которого было возможно проникновение в тайны божественного мироустройства (и в этом магические задачи смыкались с задачей личного самоусовершенствования. Именно эта сторона братства, являясь, может быть, отличительной чертой не самого исторического розенкрейцерства, но его мифологии, определила конечный выбор как русских масонов в конце XVIII века, так и русских символистов в начале XX века». – Нефедьев Г. В. Указ. соч. С. 184.
Об этом свидетельствовало и предисловие к новой книге стихов – «Арго», в котором Эллис, как будто оглядываясь назад, писал: «Увидев всю ложь своих путей, не раньше сможет поэт понять, что не впереди, а позади его истинный путь и тайная цель его исканий, что не обманут он голосами зовущими, но сам предал и позабыл обеты, принятые некогда перед истинным небом и несвершенные; что не исполнив данных обетов, безумно искать иных и что эти забытые обеты – навсегда. Он увидит свой утраченный небесный Рай далеко позади себя столь же прекрасным, как и всегда, и все те же неземные три пути к нему – путь нищеты духовной, чистоты и смирения. Три пути эти – едины! Они – единственны!.. Они указаны свыше, заповеданы навеки! Тому, кто решил им следовать, предстают три великие и вечные символы, равных которым не было и не будет: крест монаха, чаша рыцаря и посох пилигрима.
Воспевший достойно эти три пути и эти три символа станет воистину поэтом религиозным; принявший их до конца – святым. Но даже и тот, чей голос слаб и шаг нетверд, сможет до земли преклониться перед совершенством и святостью этого старого и вечно нового пути, повторить забытые, несовершенные обеты, оплакать все былые падения и измены, и еще не видя Рая и Иерусалима Небесного воспеть, как может, два их земных подобия, два святых града, Иерусалима и Ассизи! Такая песнь да станет чаянием будущего возрождения христианского искусства.
Не веря иным путям, мы верно ждем Рыцаря Бедного» [802] .
Пафос этого экстатического выступления снова восходил к творчеству Данте. В стихотворении «Флорентийский собор» Эллис писал:
Уж шесть веков, как в нас померкла вера,Блюди же правду дантовских терцин,На куполе – сверженье Люцифера,А над распятьем – черный балдахин [803] .Почти одновременно с «Арго» в издательстве «Мусагет» был напечатан трактат Эллиса «Vigilemus!», предисловие к которому датировано 15 сентября 1914 г. Собственно, это последняя «мусагетская» книга Эллиса, где он публично рассчитался со своими теософскими и антропософскими соблазнами. «История нашей культуры после разрыва с религией на исходе XIII века, – проповедовал Эллис, – может быть обозначена как неуклонное следование по пути „удаления от Бога“, и сообразно развитию этого начала должна строиться точная классификация самих ступеней великого падения культуры. Сообразно с этим постепенно вырождалась сама идея религии, заменяясь последовательно теологией, мистерией (гнозисом), мистицизмом, магией, оккультизмом, теософией и наконец антропософией. В последней мы осознали, как далеко зашли, и отказались от quasi-религиозных претензий…» [804]
802
Эллис. Арго. М.: Мусагет, 1914. С. X–XI. Предисловие датировано: 15.Х. 1913 г., Штутгарт.
803
Эллис. Арго. М.: Мусагет, 1914. С. X–XI. Предисловие датировано: 15.X. 1913 г., Штутгарт. С. 105. Сверженье Люцифера и черный балдахин – знаки розенкрейцеровской символики. В статье «„Парсифаль“ Р. Вагнера» Эллис называл Данте «единственным, первым и последним поющим великим рыцарем Креста и вечной Розы». – См.: Труды и дни. 1913. № 1–2. С. 27.
804
Эллис. Vigilemus! Трактат. М., 1914. С. 24. Содержание перечисляемых Эллисом «ступеней великого падения культуры» вряд ли поддается точному определению, ибо, как верно заметил Э. Ауэрбах, попытки прояснить их темноту неизменно терпели неудачу, вырождаясь в произвольные и фантастические вымыслы. «Ведь подлинно тайное учение – не рациональная система, скрытая от нас в силу внешних причин и способная стать общедоступной, как только эти причины отпадут. Оно есть нечто тайное по самому своему существу, никогда до конца не известное ни одному посвященному. И тотчас утрачивает сходство с самим собой, как только его пытаются сделать всеобщим состоянием». – Ауэрбах Э. Данте – поэт земного мира. М.: РОССПЭН, 2004. С. 33.