Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
— Вперед! — кличем, и сорвались с места, выстраиваясь походным порядком.
Запели, подхватили искры костра ветра, выметнулся из-под руки конь, крылатый, стремительный. И роллеры помчались вперед, в ночь.
Охранять дорогу от всего плохого, что могло на ней приключиться.
========== Глава 18 ==========
Кто б сказал Яру раньше, что в такое сложное время будет совсем по-детски обижаться, дуться, словно малыш, которому не дали желанную игрушку, он бы не поверил. Считал себя взрослым, неспособным на такое — как же, почти шестнадцать уже! Да Аэно в его годы!.. Но вот дулся и обижался
— Не ко времени. Рано.
И снова исчез — он в Эфаре почти и не появлялся, пропадая на чужих землях, где не было больше собственных удэши, практически единственный из старших детей Стихий, вмешиваясь, влезая по самую макушку в политику.
Нехо Аилис сказал, что его появление в Круге Чистых вызвало у некоторых настоящую истерику, а уж когда выволок в Круг же заспанных, еще ничего не соображающих толком удэши, Лакмаль, хозяйку студеного северного моря, и её супруга, Тарваша… Шума вышло много, но он очень быстро стих. Поначалу они лишь слушали, эти странные, зыбкие, будто полупрозрачные удэши: морская пена и барашки на волнах, подхваченные соленым свежим ветром. Но, стоило им немного прийти в себя, стало ясно: именно от них Неаньял унаследовал склонность к хладнокровным интригам, таящуюся под внешней легкомысленной хрупкостью.
Яр хотел бы увидеть это все своими глазами, отчаянно сожалея, что не родился хотя бы на пяток лет раньше. Сейчас был бы уже взрослым! Кречет посмеивался: куда, мол, так торопишься, дурачок? Еще успеешь наглотаться взрослых проблем по самое горлышко, иди лучше, по городу с Кэлхо погуляй!
Аэньяр пламенел ушами и сникал. Отношения с Кэлхо были странными. В компании с сестренками-Кошками, Стражем или стайкой ровесников она легко соглашалась гулять с ним, бродить по ближайшим горным кручам, учила находить путь даже на отвесной скале, беречь дыхание, не бояться расщелин и пропастей. Но остаться наедине — ни в коем случае. Она даже провожать себя до дома не разрешала, если никого рядом не было из «облеченных доверием» взрослых. Это Яра угнетало.
Он не понимал: это горские обычаи, о которых он до сих пор знал постыдно мало, или же она просто считает его не более чем другом? Спросить бы кого… Но что, к нехо, что ли, с таким идти? А кэтэро Даано, единственная, к кому можно было явиться, не сгорая от стыда, уже уехала. Она в Иннуате только из-за него и задержалась на всю весну и лето, обучила-таки сдерживаться, чуять, когда вот-вот плеснет, выбирая до донышка.
Одно время Яр подумывал подойти к этне Кетте, она ведь тоже местная. Потом вспомнил: она из долинных эфараан, может важных мелочей и не знать. Вот и мучился, неприкаянный. Амарис, которому на названного братца смотреть аж больно было, помалкивал — Яр с ним своими проблемами не делился, а без спросу в чужую жизнь лезть — нельзя, это нехин усвоил твердо. Все, что мог сделать, это пытаться отвлечь, заполнить появившееся после отъезда кэтэро время. Полазить по скалам — уже вдвоем, даже на Птичью сводил; поучиться обращаться с самострелом; посидеть в библиотеке вместе с умиротворенно дремлющим Кречетом.
Тот, после полного принятия Стихии окончательно разленился, все больше или читал, или дрых, если не был занят делами в городе, работой или огненными плясками. Айлэно только смеялся, махнув на ученика рукой: пусть надремлется вволю. К зиме так наспится, что будет готов хоть с гор снега отрясать, лишь бы что-то делать.
Вот и сегодня, закончив разбирать с этином Кемайо несколько полок с самыми ветхими книгами, Аэньяр взялся было читать очередной том, но понял, что не сможет. Нет, было интересно, как и всегда, но зудело внутри, словно одинокая пчела залетела и бьется в грудь.
— Амарис, пойдем куда-нибудь? — взмолился Яр, откладывая дневник и поглядывая на сосредоточенно листающего что-то нехина. — Хоть на Птичью, а?
— Там сегодня ветрено, — со вздохом предупредил тот, отложив учебник. — Ползти придется, удовольствие то еще. Может… М…
Он задумался: пытался вспомнить что-нибудь подходящее, куда Яра еще не водил.
— Да хоть куда! — Яр попросил бы его отвести к Оку, но ослушаться Янтора не мог. Не мог, и все тут. Хотя точно знал, что с Амарисом Отец Ветров по этому поводу не говорил.
— Ладно, иди оденься. Встретимся у ворот, отведу тебя к Хрустальному. Там мы еще точно не были.
Одеваться Яр не пошел — побежал. Подумал, что если Кречет так зимой будет метаться — то это ж ужас какой-то, можно лишь заранее посочувствовать. Заодно озадачился: Хрустальный? Это где и что? В дневниках он это название еще не встречал, поэтому заранее был заинтригован донельзя.
Собираться в горы Амарис его уже научил. Прочные кожаные штаны, сорочка, теплая уна, подбитая мехом куртка, сапоги без каблуков, на мягких подошвах — в таких сапогах по горам ходить было лучше всего, особенно когда требовалось подниматься по скалам. Обережь, само собой, нож, фляжку и карманчик с самыми необходимыми лекарствами и полотняными скатками — привесить к поясу. У этина Фрейго попросить мешок с сытным перекусом: день только начинается, вернутся они к вечеру, а то и поночи уже, голодными.
У ворот он очутился быстрее Амариса, так не терпелось выбраться в горы. Тот подошел минут через десять, тоже собранный, оглядел Яра и кивнул. Помахал стражникам: последнее время нехо завел правило всем говорить, куда и зачем уходят. То ли опасался, что кто-то все-таки проберется в Эфар, то ли подозревал, что что-то может пойти не так, а Янтора нет, и Акмал не всегда дозовешься. Удэши, конечно, всезнающи, но и на свои силы рассчитывать нужно.
— Добрых троп, нехэи, — откликнулся стражник.
— Дайомэ! Ну, идем? — Амарис пружинисто зашагал по каменистой тропе в обход замка, в другую сторону от Звенящих ручьев.
Он не слишком любил болтать в пути, но иногда все-таки рассказывал кое-что. О травах, цветах, крохотных горных деревцах, о птицах или животных, которых можно было встретить.
— Яр, замри. Вон, видишь — камень такой, в буром мхе? Приглядись.
— Это… это ж не камень! — шепотом возмущался Яр, а нехин прыскал, и ташук — горный хомяк, отожравший бока за лето и с полными защечными мешками, смешно переваливаясь, бросался спасаться в щели между валунами. Было смешно наблюдать, как он пытается просунуть голову, а раздутые щеки не пролезают.
— Ташуки вот так в когти рысям или кречетам и попадают. Жадные они. В горах так и говорят: «жадный, как ташук в летокрай».
Яр слушал, впитывал, запоминал. Это было почти как дневники читать, но еще лучше. Иногда представлял, что это Аэно Кэльха по горам ведет. Раньше. Сейчас почти перестал, наконец-то отделив себя от предка. Тот разговор с Акмал изменил его… вернее, нет. Сделал окончательно собой, убрал чужое. Он был — пустая чаша, готовая наполниться, жаждущая воды, отдраенная до блеска. У каждого родника норовил замереть, впитывая говор воды. Казалось, различал слова, еще чуть, и выберется из хрустальных струек Амлель или кто-то из ее родичей. Но маленькие удэши на глаза людям не показывались, только пересмеивались звонко, норовили брызнуть в лицо ледяными каплями.