Деревянные кресты

Доржелес Ролан

Вспыхнуло маленькое пламя зажигалки, дождь тотчасъ погасилъ его. Оно снова вспыхнуло, и тотчасъ его задули.

— Свтъ! — раздался раздраженный окрикъ.

Но человкъ не испугался, и упорно старался зажечь, конечно, трубку. Три, четыре раза вспыхивалъ слабый огонекъ. Тогда я увидлъ, какъ поднялся чей-то силуэтъ, растолкалъ другихъ и подошелъ къ курильщику.

— Вы съ ума сошли?… Вы не знаете, что запрещено зажигать огонь…

— Ты боишься, что тебя замтятъ? — отвтилъ человкъ, голосъ котораго меня поразилъ.

— Молчите… Я вамъ говорю, что…

— Тише, парень, тише, — твердо отвтилъ тотъ тмъ же насмшливымъ голосомъ, который показался

мн знакомымъ.

— Знаете вы, съ кмъ говорите?… Во-первыхъ, встаньте, когда я съ вами разговариваю.

— Еще что-нибудь скажи, — испугался я.

— Я фельдфебель.

— Ну, такъ что же…

— Фельдфебель Руже…

— А я, Вьеблэ, солдатъ второй роты, имю военную медаль и крестъ… Если бошамъ не нравится свтъ, наплевать мн на нихъ…

— А! Вьеблэ вернулся, — радостно воскликнулъ Лемуанъ.

Мы живо пробрались къ нему, онъ все еще сидлъ на корточкахъ и, не шевелясь, слушалъ, какъ фельдфебель, человкъ добродушный, вмсто наказанія, отчитывалъ его, ставя ему на видъ, что на передовыхъ позиціяхъ надо соблюдать осторожность и къ старшимъ по чину надо относиться съ уваженіемъ…

— Эй! Вьеблэ, что же ты не здороваешься съ товарищами?

Парижанинъ поднялъ голову и тотчасъ узналъ насъ.

— А, старыя клячи… Ахъ, какъ я радъ васъ видть… Я думалъ, что вы вс убиты или отправились въ тылъ, въ нашей рот мн ничего не могли сказать о васъ… Сегодня утромъ мы пришли на подкрпленіе, а вечеромъ насъ отправили въ окопы, времени не теряютъ… Ахъ, какъ я радъ… А Сюльфаръ?

Сосди заворчали:

— Тише, вы тамъ…

Вьеблэ пошелъ съ нами къ нашему окопу. Онъ въ темнот оглядывалъ всхъ, ища старыхъ товарищей.

— Здравствуй, Брукъ, вотъ и опять встртились… А, Буффіу, старая бестія, что ты тутъ подлываешь?.. А Беленъ?

— Отправленъ въ тылъ… Отравленіе газомъ… Ты знаешь, что Бреваль убитъ, и капраломъ у насъ теперь Мару… Бертье пропалъ безъ всти въ Аргони.

Мы столпились у входа въ землянку, усвшись на грязныя ступеньки. Внутри Сюльфаръ приготовлялъ жженку, — онъ не взялъ въ сумку ни патроновъ, ни блья, ни бисквитовъ, чтобы осталось мсто для двухъ бутылокъ рома, которыя онъ завернулъ въ вязаные носки.

— Ну, а въ тылу сладко живется?

— Еще бы. Три мсяца въ лазарет все равно, что въ роскошной гостиниц. Ничего не длаешь, подставляешь только ноги для мытья; варенья сколько угодно, однимъ словомъ, хорошая жизнь… И мы еще что, а посмотрли бы вы на англичанъ. Если бы вы видли офицеровъ съ тростачками, новенькихъ солдатъ, которые себ ни въ чемъ не отказываютъ, шотландцевъ въ юбкахъ, которые идутъ на ученье, наигрывая на флейтахъ. Женщины къ нимъ льнутъ, что тутъ говорить; можешь быть увренъ, что они не просятся на другой участокъ. А если бы вы видли ихъ раненыхъ! Великолпный, нарядный, голубой костюмъ, блая рубашка съ краснымъ галстукомъ. Такіе франты, что не врится, чтобы имъ пришлось мучиться.

— А наши? Много нашихъ раненыхъ?

— Масса. Въ лазарет, гд я былъ, всегда было полно… Только насъ одваютъ кое-какъ, куртки у васъ слишкомъ широки, штаны слишкомъ коротки, старыя шинели; чтобы понравиться двицамъ, надо быть очень красивымъ парнемъ… Только мы лучше умемъ болтать… У кого какая рана, тотъ съ такими ранеными и разгуливаетъ. У кого нтъ руки или ранена голова, ходятъ компаніями, потому что ихъ раны не мшаютъ имъ ходить. А мы, раненые въ ногу, составляли особую компанію. У меня-то было дв палки, но т, у которыхъ отнята нога или часть ноги, опирались на костыли, и вы не можете себ представить, какъ

тяжело слышать постукиванiе костылей о тротуаръ… Штатскіе уже не обращаютъ на это вниманія; они говорятъ, видишь ли, что они уже къ этому привыкли. А ребята къ этому не привыкли, можешь быть увренъ… У меня былъ пріятель, у котораго отняли нижнюю часть лица, онъ не ршался выходить, ему было стыдно… Онъ былъ изъ двсти шестьдесятъ девятаго полка, который былъ съ нами въ Каранси.

Выпивъ глотокъ горячаго рома, онъ поблагодарилъ:

— Это согрваетъ. Старина Демаши, я вижу, попрежнему лечить свой желудокъ.

Сюльфаръ, склонившись надъ кружкой, старался прочесть будущее на дн ея.

— А война? — спросилъ онъ, — когда же она кончится?

Вьеблэ, прежде чмъ отвтить, насмшливо засмялся.

— Ахъ, съ концомъ они запаздываютъ… Ты думаешь, что они объ этомъ говорятъ, — нтъ!.. Да въ Париж и не знаютъ уже, что теперь война. Никто о ней не думаетъ, кром матерей, у которыхъ ребята на фронт… Двицы никогда такъ не развлекались. Я встртилъ типовъ, которые зарабатываютъ по двадцати франковъ въ день… Парень, у котораго была маленькая мастерская для починки велосипедовъ, сталъ теперь милліонеромъ, курить сигары съ этикетками, до которыхъ вы не ршились бы дотронуться. А эта публика въ кино, въ ресторанахъ, везд… Прошлись бы вы по Елисейскимъ полямъ, посмотрли бы на богачей, они еще вс тамъ, не безпокойся. Для этихъ людей то же самое, какъ если бы война происходила на Мадагаскар или въ Кита, даю теб слово, что зимняя кампанія ихъ не волнуетъ. Разгулъ, говорю я вамъ, настоящій разгулъ…

— Да, я видлъ это во-время отпуска, — подтвердилъ солдатъ послдняго призыва.

Разсказчикъ искоса посмотрлъ на перебившаго его.

— Ничего ты не видлъ, — сказалъ онъ ему. — Въ одну недлю нельзя все увидть, убдиться въ этомъ. Я числился двадцать дней на выздоровленіи, имлъ два отпуска по сорока восьми часовъ и одно воскресенье, которое я весело провелъ… А на сборномъ пункт васъ здорово притсняютъ… Унтеръ-офицеры всячески стараются не попасть на фронтъ и выжимаютъ изъ васъ соки: утреннія маршировки, ночныя маршировки, дежурства, упражненія. Однажды въ субботу я былъ въ мрачномъ настроеніи, и, вернувшись на сборный пунктъ, разнесъ ихъ всхъ; я имъ сказалъ, что мн надоли тыловые ловкачи, уклоняющіеся отъ фронта, и попросилъ скоре отправить меня… Три дня мы пробыли на дивизіонномъ сборномъ пункт, и вотъ я здсь…

— Жаль, что тебя опять не назначили къ намъ, — пожаллъ Мару.

— Къ моему пріятелю Морашу?.. Нть, это дудки.

Дождь прекратился. Передъ брустверомъ взорвалась граната. Затмъ другая, и отблескъ ея рзко освтилъ согнувшіяся спины караульныхъ, потомъ третья… Въ нмецкихъ окопахъ потрескивала легкая ружейная стрльба, чтобы заглушить шумъ бросаемыхъ гранатъ.

Рикордо влзъ на мшки съ землей и смотрлъ на равнину, на которой то тутъ, то тамъ вспыхивали огни. Когда ружейная стрльба прекратилась, грохочущіе взрывы гранатъ стали слышны отчетливе. Вс спрятали головы.

— Это для того, чтобы мы вышли изъ землянки. Теперь они начнутъ здорово садить… Ну, вс подъ прикрытіе!

Вс сгрудились на ступенькахъ землянки. Просвиствшіе 210-мм. снаряды какъ кулаками подтолкнули заднихъ. Втискивались въ землянку, ничего не видя.

— Зажгите, чортъ возьми… У кого зажигалка?

Свча освтила обширную низкую землянку, которая, казалось, выгнулась, чтобы выдержать тяжесть на своихъ плотныхъ подпорахъ. Наверху гремло сильне, и при каждомъ удар чувствовалось, какъ дрожатъ балки.