Дети выживших
Шрифт:
— Где ты был? Почему не помог? Кто этот загадочный убийца?..
От каждого вопроса Хуараго вздрагивал. Потом с трудом разжал разбитые губы, попытался ответить, но вместо этого со стоном выплюнул еще один зуб. Красный ошметок упал на пол, Хуараго испуганно взглянул на Ар-Угая.
— Я… уже докладывал… Все произошло так быстро…
— Замолчи! Ты же был рядом с ним!..
— Да… Но тот, убийца, словно вырос из-под земли… — Хуараго утер кровавую слюну. — Разреши мне напиться, господин.
— Напьешься в каземате, —
Поднялся со скамьи, брезгливо оттолкнул ногой Хуараго, стоявшего на коленях, и крикнул в дверь:
— Тухта! Возьми его, отведи в подвал. Прикажи приковать к стене.
— Напиться… — простонал Хуараго.
— …И прикажешь дать ему воды.
Тухта кивнул, подхватил Хуараго под мышки и потащил к выходу.
Ар-Угай дождался, пока стих шум на лестнице, вышел на заднюю галерею.
Внизу горели четыре костра. В центре на возвышении лежало тело Верного Собаки.
Стража из личного отряда Ар-Угая недвижимо стояла у костров, огненные блики плясали на черной коже и вороненых нагрудниках. Слабый ветерок трогал лисьи хвосты на громадных копьях.
Завтра будет церемония. Дух Верной Собаки успокоится во рву. Ров уже выкопан в степи, на окраине Арманатты. Вместе с Верной Собакой будут сожжены все его наложницы и телохранители.
Какой-то таинственный враг вмешался в великие планы Ар-Угая. Хорошо, если это был просто аххумский фанатик из этих хранителей. А если это происки самого Хуараго, или даже Камды?..
Хумбаба осталась жива. Ар-Угай взглянул на юг, словно пытался разглядеть громадные черные спины Сидевших у Рва. Скрипнул зубами. Жива. Но это не надолго.
От рева труб, ржания лошадей, воплей невольниц казалось, будто плачет вся Арманатта. Горестные звуки летели далеко в степь, по всей долине Тобарры, и путники на дорогах, и рыбаки, и плотогоны, услышав отдаленный, почти потусторонний звук, оборачивались в сторону Арманатты.
Таких пышных похорон не было, даже когда умер Богда.
Сотни людей с утра двинулись в степь, туда, где виднелись горы земли, вывороченной неустанной двухдневной работой землекопов. Зигзагообразный ров был многометровой глубины, и тянулся на два полета стрелы.
Вдоль рва в несколько шеренг стояла стража.
Вначале шла полусотня телохранителей, в полном вооружении, с копьями, луками и колчанами, полными стрел. На копьях полоскались белые ленты с траурными надписями.
Тело Верной Собаки несли на руках, высоко подняв над головой. Несли поочередно, в дюжину рук. Верная Собака лежал на деревянном помосте, покрытом лучшим ковром, вытканном в Тауатте.
Следом вели толпу наложниц. Женщины выли в голос и рвали на себе волосы без передышки — за этим присматривала стража.
Затем толпой вели рабов, принадлежавших Собаке.
Ар-Угай совершил весь путь пешком, следуя чуть в стороне от общего шествия. Дойдя до рва,
Те, кто был предназначен для жертвоприношения, поднимались на помост вдоль рва. Тело Верной Собаки опустили на возвышение из выкопанной земли, и Ар-Угай встал рядом с ним.
В ров сначала приказали прыгать рабам. Их было несколько десятков, и каждый нес с собой большую вязанку хвороста, корзины с плитками кизяков. Их обнаженные тела были серыми от пыли, налипшей на потную кожу.
Рабы прыгали вниз безмолвно, только иногда кто-то вскрикивал снизу, неудачно упав.
Потом с костров сняли громадные чаны с разогретой кровью земли. Чаны установили на особые носилки. Рабы с носилками с двух сторон обошли ров, опустошая чаны.
Все это продолжалось долго, так долго, что у Ар-Угая зарябило в глазах. Ему показалось, что тело Верной Собаки, лежавшее у его ног, раздулось и почернело. Над ним кружился и зверски гудел черный столб насекомых.
Надо было торопиться.
Ар-Угай поднял руку. Вскоре стало тихо, и в ров полетели пучки подожженной травы, смоченной кровью земли.
Когда пламя разгорелось, помост с телом Верной Собаки опустили в ров.
Тишина стала вновь наполняться. Негромкий ропот и гудение пламени становились все громче, пока не достигли оглушающей силы.
Пламя взметнулось вверх, выше густого черного дыма. Из пламени и дыма доносились отдельные вопли, с треском что-то лопалось, и тогда взметались фонтаны искр.
От пылающего рва попятились не только испуганные лошади, но и люди. Жар был так невыносим, что воины стали прикрывать лица щитами, а меховые опушки на шлемах начали тлеть.
Ар-Угай вытерпел, сколько мог, потом спустился вниз, оседлал храпевшую лошадь и, сдерживая ее, отъехал на безопасное расстояние.
Не только ров, но и всю местность вокруг заволокло дымом. И это был не дым, а зловонный чад.
Он уже собрался заканчивать церемонию, когда увидел рядом Тухту. Лицо его было в копоти, а рот выкрикивал что-то, силясь перекричать рев огня. Тухта показывал рукой и все что-то кричал, выкатывая глаза.
Ар-Угай в недоумении стал оглядывать стену пламени и дыма, повернулся было к Тухте — и внезапно разглядел…
Конь под ним беззвучно поднялся на дыбы, прянул в сторону, Ар-Угай изо всех сил натянул удила, пытаясь удержать коня. Но не смотреть туда он не мог.
Изо рва, охваченная огнем, вылезала черная обугленная фигура.
Она с усилием преодолела край рва, отползла, и стала подниматься. В дыму было плохо видно, и все же Ар-Угай — и все, кто был рядом, — разглядели человеческую фигуру, громадную, раздутую, черную, как кемпир из страшных сказок.
Человеку удалось встать на ноги. Это чудовище, охваченное языками пламени, быстро побежало к Ар-Угаю. Тухта взвизгнул, выхватил саблю. Телохранители попятились, выставив копья.