Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
ним, Дума, стукнув по столу кулаком, заявил:
— Стой, братишки. Спиртягу купил я? Так. Если я обыграю вас, угощение за мой счет. Но если кто
другой выиграет, за его счет. А мне, стало быть, заплатит сотню. Согласны?
— Согласны… Не тяни, — хором ответили мужчины.
— Ну, за наше здоровье и за успехи. Ха-ха-ха, — сказал Дума, подняв стакан.
Все чокнулись и выпили, не исключая женщин. Гончаренко с удивлением посмотрел на Марусю, которая,
не поморщившись, залпом
пригубил стакан. Заметив, что Гончаренко не выпил своей порции, Дума запротестовал.
— Пей, друг. Так не годится. Что ты, баба, что ли? Вон барышни наши и те вылакали.
Как Гончаренко ни отказывался, его все-таки принудили выпить остаток. С отвращением Гончаренко
проглотил огненную жадность. Он не любил пить вообще. К тому же, когда пил, то закусывал. Но
присутствующие, даже женщины, пили водку, как воду, и не думали закусывать.
— Ну, будет пока, — заявил Дума тоном хозяина. — Начнем игру.
Стол быстро освободили от стаканов и бутылей. Василиса достала из-под перин кровати три
истрепанных колоды карт. Все уселись вокруг стола. Каждый достал деньги. И у всех, за исключением женщин
и Гончаренко, их оказалось по толстой кипе. Мужчины закурили папиросы.
Гончаренко посмотрел на Марусю. Она уселась рядом с ним. Лицо ее, раскрасневшееся, с сияющими
синими глазами, светилось какой то странной удалью и мальчишеским задором.
— Вместе будем играть, Васенька, — говорила она, прижимаясь своей горячей ногой к его ноге.
Гончаренко вспыхнул. Он давно не знал женской ласки и тела. Кровь застучала ударами.
— Эх, сколько денег у всех, а у меня нет.
— Деньги — все, — прошептала ему на ухо Маруся. — Ты непременно выиграешь, Васенька.
И Гончаренко вдруг захотелось обыграть всех, чтобы иметь много денег.
Между тем Дума, стасовав карты, обвел всех опьяневшими глазами, круглыми, остановившимися, как у
мертвой щуки, и сказал:
— Кому же банковать? — Снова обвел всех присутствующих взглядом и добавил. — Пусть новичок
Гончаренко банкует. На, возьми карты.
Гончаренко положил на стол свою единственную, занятую у Думы сороковку. Немного дрожащими
руками перетасовал карты и роздал каждому по одной, положив одну и себе.
— Сколько в банке? — спросил его первый игрок слева.
— Все, — сухо ответил Гончаренко.
— Ого, большой банк, — раздались возгласы за столом.
— Ну, — спросил Гончаренко у соседа слева, — на сколько?
— По банку, — довольно вяло ответил тот. — Дай две карты.
Все сидящие за столом с напряженным вниманием уставились на игрока. Это был солдат исполинского
роста, с рябым, расплывшимся лицом. Он смело перекинул все три карты лицевой стороной.
— Перебор, — радостно воскликнул Гончаренко, увидав, что у противника были туз, десятка и король. —
Двадцать пять. Сорок с вас.
Маруся совсем прильнула к нему, сжимая его руку у локтя. “Говорила, что выиграешь”, — шептала она
при этом.
Сладкое, пьяное волнение от женской ласки, от спиртного хмеля и карточного азарта волнами било в его
сердце. Побледневшее лицо его, черноглазое, белокурое, с правильными, приятными чертами, то хмурилось, то
расплывалось к улыбках радости. “Мое, мое, — думал он, глядя на все увеличивающуюся гору керенок в банке.
Шестьсот… восемьсот… две тысячи триста рублей… Неужели будут мои?”
Банк заканчивался. Остался только одна игрок, который был в праве играть в его банке. И этот игрок был
Дума.
С тайной уверенностью, что Дума не станет срывать его успеха, Гончаренко смело спросил у него:
— На сколько бьешь, товарищ Дума?
— По банку, — услышал он ошеломляющий ответ и сразу уже возненавидел это тупое, самодовольное,
пьяное лицо, с оттопыренной верхней губой, на которой красовались маленькие рыжие усы, подстриженные на
английский манер.
— По банку? — с дрожью переспросил Гончаренко.
— Да, по банку, — самодовольно подтвердил Дума, вынимая из-за пазухи две больших пачки керенок. —
Даешь одну карту!
Все играющие столпились вокруг Думы. На той стороне стала, где сидел Гончаренко, остались только он
и Маруся, побледневшая не меньше своего соседа.
Гончаренко с дрожью и почти с болью на сердце снял верхнюю карту с колоды и передал ее Думе.
“Пропало… Все пропало, — шептал он при этом. — Конечно, выиграет. Дуракам счастье…”
Дума медленно, точно колдуя, приподнял свою карту и, прежде чем посмотреть на нее, зажмурив глаза, с
присвистом дунул.
— Довольно, — сказал он, взглянув на карту.
Гончаренко, плотно сжав губы и чуть ли не скрипя зубами, перевернул лицом свою первую карту.
Оказался туз. Снял с колоды вторую и так же быстро перевернул ее. Вышла десятка.
— Двадцать одно… очко, — закричала вдруг Маруся. — Проиграл Дума… Молодец, Вася!
Гончаренко снял с банка большую кучу денег. По его расчетам он выиграл около десяти тысяч рублей.
Небрежно рассовал их за пазуху и в карманы. Когда на столе осталось всего штук десять керенок по двадцать
рублей, Маруся протянула к ним руку и полушопотом спросила:
— Можно это мне… Васенька?
Гончаренко, не отвечая, сгреб эти деньги в кулак, прибавил к ним еще, положил ей на колени и с видом