Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
спросил Гончаренко.
— Известно. Хотят анархию. Полный беспорядок, разгул диких страстей. Войну русских с русскими.
— А зачем это им нужно?
— Продались… Ведь они агенты немцев. А немцам выгодно, чтобы Россия перестала быть сильной
державой. Чтобы мы проиграли войну.
— А верно ли это?
— Конечно, верно. Ну, с какой стати стал бы я лгать. Не вместе ли нас вошь ела, не вместе ли на земле
валялись, не вместе ли ранены?
Сергеев опорожнил бокал, подумал немного и добавил:
— Ты не думай чего-нибудь. Я сам сейчас революционер. Состою в партии конституционных
демократов. Я за разумную свободу. Но чтобы заслужить ее, нам нужно разгромить насильников-немцев. А ты,
Гончаренко, состоишь в какой-нибудь политической организации?
— Нет, не состою… Где мне уж!
— Зря. Иди-ка ты к нам. У нас в партии есть простой народ. Есть и солдаты. Теперь, когда большевики
губят свободу, всем честным гражданам нужно объединиться вокруг нашей партии, а не сидеть сложа руки.
— Да… Это правильно… Но я разберусь еще.
— Конечно, надо разобраться. Приходи ко мне, я дам тебе партийную литературу, сведу на собрание.
— Значит, по-вашему, нужно драться с большевиками? — недоверчиво спросил Гончаренко.
— Ну, разумеется. Вот я состою членом городского совета. Жаль, что тебя там нет. Ты бы своими глазами
увидел, что вытворяют эти гнусные большевики. Они ни с какими авторитетами не считаются. Представь себе,
для них, все кто не с ними, — предатели и изменники, а на самом деле — сами предатели и изменники. Какой
позор! Наших великих вождей, Павла Николаевича Милюкова и Керенского, Александра Федоровича, людей,
всю жизнь посвятивших революции, они именуют врагами народа. Ну, разве не позор? Словом, возмутительно.
— Ну, за что мы, по-вашему, воевали?
— Война должна быть, — не отвечая па вопрос, продолжал Сергеев. — А когда окончится война, когда
мы победим, тогда наступит время разобраться во всем. Но не раньше. А теперь не время. Теперь нужно все
силы бросить на войну. Большевики мешают, они сеют в стране рознь и вражду. Ты только представь себе,
Гончаренко, ведь они считают каждого человека, у которого есть пара лишних штанов, буржуями; а таких, как я,
офицеров из народа, объявляют врагами народа. Не удивительно, что за ними иногда масса идет.
— А что же вы думаете делать с большевиками? Ведь они против войны.
— Да. Но пока ничего не поделаешь. И можно сказать, зря мы няньчимся с ними. У революции должны
быть железные законы, и таких, как большевики, нужно устранять. Я уверен, что они будут устранены в
ближайшие дни.
— А что же вы все-таки думаете делать с ними? — повторил свой вопрос Гончаренко.
— В интересах свободы, равенства и братства, победного окончания войны кое-кого из них нужно
арестовать, а иных и расстрелять. Это необходимо для острастки других.
— Выйдет ли у вас это?
— Выйдет — вот увидишь. У нас здесь организован центр друзей свободы и военный комитет. Как
только наступит время, а оно приближается, мы будем действовать решительно.
Гончаренко слушал собеседника, смотрел на его погоны и думал:
“Вот офицер Сергеев претив большевиков, а солдат Удойкин почему-то с ними. Отчего это так? Неужели
Удойкин на немецкие деньга работает? Нет, врет Сергеев. И какие же у большевиков деньги есть, если у них нет
даже тысячи рублей, чтобы выручить товарищей? Что-то неладное здесь. А с другой стороны, откуда у Думы
деньги? Нет, надо узнать и выяснить”.
— Ты зайдешь к нам, Гончаренко, а тебе я письмо из полка дам почитать.
— А что пишут?
— Да все по-старому, только большевистская зараза начинает косить и там. Батальонный Черемушкин
написал мне, что арестовали одного голубчика. И расстреляют, наверное.
— А кто он? Не из нашего взвода?
— Представь себе, как раз солдат нашего отделения. Некий Васяткин. Из вновь прибывших. Такой нахал!
Купили, как видно, парня. Ну, а он рад стараться.
— Откуда у них денег столько, чтобы всех покупать? Что-то не верится, — вырвалось у Гончаренко.
— Откуда? Из Германии привезли. Главный большевик, старый каторжник Ленин, в запломбированном
вагоне приехал из Германии. Думаешь, с пустыми руками приехал?
“Нет, что-то неладно. Нужно скорее узнать… Завтра же пойду к большевикам и все выясню”, — думал
между тем Гончаренко.
Вино было выпито, закуска съедена. Они расплатились и вышли из кафе.
— Ну, мне на заседание, — проговорил Сергеев, пожимая руку Гончаренко. — Ты зайдешь ко мне? Не
потеряй адрес.
— Как время выберу, зайду обязательно.
— Вот и заходи. Между прочим, от нашего гарнизона в школу прапорщиков нужно десять человек
послать. Теперь доступ легкий, принимают с низшим образованием. Если хочешь, я это сделаю. Тебя пошлют.
— Подумаю, господин поручик.
— Ну, уж и господин. Зачем титулование между друзьями? Ты для меня Гончаренко, а я для тебя просто
Сергеев. И не больше. Ну, заходи. Пока.
*
С утра Гончаренко завертелся, как белка в колесе. Много сил и времени отняла врачебная комиссия.