Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
— А я без твоего разрешения. Довольно, говорю. Уже победили. Без юбок бабы ходят. Довоевались. Чего
еще. Ни сошки аль плужка, ни лошаденки, ни коровенки.
— Ври больше, — огрызался старик.
— У тебя-то, Шибанов, всего вдоволь. Все мы знаем. Того-то ты и за войну до победы.
— И сына откупил он.
— Ври, ври. Больной у меня сын-то.
— Больно-о-ой. Ишь ты, больной, в ворота не пролазит. Племенной бык, одним словом.
— Ха-ха-ха-ха-ха!.. — захохотали сотни голосов. — Они же до победы.
— Проходу девкам и бабам нету от больного. Хо-хо!
— Слабода называется, а все втридорога. Ни к чему нет приступу.
— Почему у помещика землю не берете?
— Без леса сидим.
— Вот-те и равенство! Помещик вместе с Шибановым жрет гусей да водку хлещет.
— Того-то он за победу.
— Слезай…
— Поговорил и будя…
— Дай солдатам слово сказать…
— Слезай, а то за ноги стащим…
— Бороду выдерем, ей-право!..
Но Шибанов стоял, как столб, не двигаясь с места, даже не поворачивая головы, и только время от
времени, как заводная машина, кричал басом:
— Расходитесь, господа, — как власть. Расходитесь, православные!
— Валяй, Хомутов, лезь на помост.
— Двинь-ка его.
— Мы вам полезем, — кричала, грозя кулаками, партия Шибанова. — Только суньтесь.
— Ах вы, стервы, — разгорячился Пастухов. — Ребята. Ну-ка стеной дави, жми.
— Вот подойдите только.
Две группы сошлись вплотную, и завязалась рукопашная. Толпа крестьян, заливших площадь, молча
выжидала с интересом, чей будет верх. Из гущи народа, где происходила драка, слышались отрывистые
восклицания.
— Ах, так!?
— На.
— Бей!
— Только тронь!
— Проваливайте!
— Ой, братцы, бьют!
— Напирай, Гаврила! Хомутов, лезь!
Наконец партия Шибанова дрогнула, бегом отступила и рассосалась в толпе. Солдаты окружили трибуну.
Раскачивая ее с такой силой, что старик Шибанов болтался наверху, как лодка в бурю на море, они громко
кричали:
— Слезай!
— Слезай, говорят, так твою. Без головы останешься!
— Господа, расходитесь, — как власть — последний раз произнес Шибанов и скатился с трибуны. Его
место занял Хомутов. Толпа затихла.
— Товарищи, — начал речь свою Хомутов. — Я, как делегат с фронта, приехал, значит, посмотреть, как
живут крестьяне. Ну, посмотрел. Поеду обратно в полк, расскажу товарищам, что живете плохо.
— Верно.
— Справедливые слова. Бедно живем…
— И-и-и-и, как плохо!
— Расскажу, что эсеры-кулаки сообща с помещиком опутывают крестьян, налогами жмут, не дают земли.
А бедняк да маломощный, как скотина, в загоне.
— Правильно… В загоне.
— Хорошо служивый сказал. В закуте наш брат.
— Скажу еще товарищам, что ждут крестьяне солдат с фронта, что говорят крестьяне — довольно, мол,
воевали. Долой войну!
— До-лой!
— А-га-го! Ай-да, солдат!
— Война нам ни к чему. И скажут тогда солдаты: дураки мы были, что воевали, да дома семьи на смерть
да позор оставили. И придут тогда солдаты домой с ружьями и пушками, чтобы справедливость была. И горе
будет помещикам и кулакам!
— Поскорей только чтоб!
А солдаты велели мне передать вам, крестьяне, — все громче и складнее говорил Хомутов, — чтобы не
сумлевались. Земли нет, а у помещика да кулака есть, — отбирай землю, дели поровну, а помещика по шеям.
Защита вам от солдат будет.
На площади поднялся рев восторженных, радостных восклицаний.
— Вот она правда-то где!
— Идем бить помещика!
— Пошли.
— Довольно, попили нашего поту и крови.
— Землю разделим.
— Вот это для нас слабода будет. А то слабода, а пользы, как от козла молока.
— Эта слабода для помещиков была дадена.
— Свою возьмем.
— Тише!
— Слушайте. Солдат еще говорить хочет.
— Ну-ка, валяй, завертывай.
— И еще, товарищи, — продолжал Хомутов, когда шум смолк. — Велели солдаты передать вам, чтобы не
только землю, а и все у помещика отобрать: и конский завод, и сотни коров да быков, и домашнее имущество —
и все поделить поровну промежду себя. Так ли я говорю вам, товарищи?
— Так. Вер-рно.
— Вот это защитнички за нашего брата.
— И думка-то у нас про это ж.
— Ну, в самый раз. За живое задел.
… И еще велели передать солдаты, чтобы вы за большевиками шли. Только большевики стоят горой за
землю крестьянам и за настоящую свободу.
— Это мы знаем.
— Да довольно слов. Пошли на помещика.
— Стойте, черти. Куда пошли?
— Дайте человеку-то слово сказать.
— А для того, чтобы все это было, нужно, товарищи крестьяне, свою власть выбрать. Чтобы защита своя
была. А кулацкую да помещичью с их волостным комитетом по шапке.
— Какую власть?
— Ну-ка, скажи.
— Совет изберем. Будем в совете сами собой править. Это раз, а потом земельную комиссию свою
выберем, чтобы землю делили по совести, а то драка будет. Согласны?
— Согласны.
— Давай, говори… Ну-ка, Тимоха, кого там.
— Мы, солдаты, которые с фронту, а не дезертиры, собрались промеж себя да и надумали: кому в совет, а
кому в земельную комиссию.
— Говори, не мучь. Ну-ка.
— Вот от большевиков товарищ Пастухов, Василий, знаете парня, — список зачитает. Ходь сюда,