Добрые времена
Шрифт:
— А что такое? Расскажи нам! — послышались голоса.
— Мой брат, когда служил, попал на боевое учение. Ну, и когда шли в цепи, случайно ранил взводного.
— Как случайно?
— Тот выскочил вперед, а брат в этот момент увидел мишень, нажал гашетку, и одна пуля как-то рикошетом во взводного. Следствие признало, что случайно. А вообще-то и жалко его никому не было.
— Кого?
— Да взводного! Совсем загонял ребят!
По бесстрастному лицу Ванечкина было непонятно, как он реагирует на рассказ, да и вообще слышит ли его. Только последующие события показали, что слова Анохина попали в цель.
Стреляли из автоматов. По четверо подходили к огневому рубежу, ложились, брали в руки лежащие здесь автоматы. Над каждым поочередно наклонялся Ванечкин и выдавал по десять патронов, приговаривая:
— Расслабьтесь, не лежите скованно. Вам покажут три мишени, через каждые шесть секунд. Ваша задача поразить их тремя очередями. Внимание. Огонь!
В первой четверке стрелял Рожнов. Он поразил все мишени и получил отлично. Ликование его было столь бурным, что оно мешало стрелять остальным. В конце концов Ванечкин, рассердившись, услал его проверять мишени. Настала очередь стрелять Анохина, Бессонова и Родневича.
Потом Стас уверял, что все получилось не нарочно. Просто он пропустил мимо ушей наставление старшего лейтенанта о том, что, давая третью очередь, надо нажимать спусковой крючок до конца, пока не кончатся патроны. Стас четко отбил три очереди — «тра-та-та», «тра-та-та», «тра-та-та» и, когда все остальные ужо поднимались, со свойственной ему методичностью еще раз услал затвор вперед и нажал на спуск. Грянул неожиданный выстрел, и прямо в нос Ванечкину, нагнувшемуся, чтобы узнать, из-за чего задержка, угодила стреляная гильза.
Оказалось, что нервы старшего лейтенанта не совсем в порядке.
— Ты что, сдурел? — закричал он, срываясь на дискант.
— Рядовой Родневич стрельбу закончил, — с достоинством ответил Стас, поднимаясь и снимая очки в массивной оправе, которые он напяливал на нос во время стрельбы. — И вовсе не сдурел, произвел контрольный выстрел, согласно инструкции.
— Наряд вне очереди! — скрипнув зубами, сказал Ванечкин. — Мальчишка.
Свою долю нервозности внес Рожнов, когда стреляли из ротных пулеметов. Неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя он не попал в мишень. Все пули ушли значительно выше.
— Два, — сухо констатировал командир роты.
— Товарищ старший лейтенант! — взмолился Боб. — Разрешите еще раз. Честь мундира!
— Хорошо! — досадливо отмахиваясь от него, согласился Ванечкин. — Когда все отстреляются, дам вам еще одну возможность.
На этот раз Рожнов целился нестерпимо долго, наконец раздались звучные выстрелы, и... опять мимо!
— Товарищ старший лейтенант! — взволнованно закричал, подбегая к Ванечкину, Анохин. — Рожнов плачет!
— Как плачет? — изумился командир.
Все, нарушая порядок, бросились за ним.
Боб действительно плакал и не стеснялся своих крупных мужских слез, смешанных с машинным маслом и пороховой гарью.
— В чем дело, Рожнов? — растерялся Ванечкин.
— А-а-а! — ответил Боб.
— Прекратите немедленно! Покажите пулемет. Так и есть! Зачем прицел сдвинули?
— А-а-а! Расстояние до цели — сто метров, а на прицеле было — двести, — всхлипывая, ответил Боб.
— Не надо передвигать. Ведь пулемет пристрелян. Ну, ладно, вот вам еще десять патронов.
С мгновенно высохшими глазами Рожнов ухватился за пулемет и... выбил максимальное количество очков. На радостях, по баскетбольному обычаю, он кинулся обнимать старшего лейтенанта. Тот еле отбился от медвежьих объятий старшины.
Вечером в палатке долго хохотали, вспоминая стрельбы и бледное лицо старшего лейтенанта.
— Как это ты додумался с последним патроном? — спросил Ромка.
— Да я ничего и не додумывался, — возразил Родневич. — Я действительно забыл, что надо жать до отказа.
— Так или иначе, но мы отомщены! — заключил Ромка. — Не зря ты пострадал.
— Почему пострадал? — неприятно удивился Родневич.
— А ты забыл про наряд вне очереди?
— Подумаешь! Постою лишний раз перед палатками на часах, и все!
— Я думаю, что на этот раз тебе предстоит менее приятное занятие! — положил ему руку на плечо Ромка.
— Какое? — завертел головой Стас.
— Гальюн чистить! — хихикнул Рожнов.
— Туалет? Не пойду! — решительно воспротивился Родневич.
— Ну что ты так убиваешься? Кому-то ведь надо и туалеты чистить! — засмеялся Ромка. — Главное, помни, что ты страдаешь за общество, и тебе сразу любое задание даже приятным покажется.
— Чего же в туалете приятного? — фыркнул Стас.
— Нашли тему, — поморщился Анохин. — Давайте о чем-нибудь другом.
— Тебе легко на другую тему, — не сдавался Стас. — Лично твоей персоны ведь не касается!
— Давай про то, что Светика касается! — миролюбиво ответил Ромка. — Про йогов, например.
— Нет настроения, — мрачно заупрямился Светик.
— Лучше про женщин, — предложил Рожнов.
— А это с какой стати? — опять не согласился Анохин.
— Как канадские лесорубы: на работе они о женщинах говорят, а с женщинами — о работе.
— Тогда пусть Станислав Феликсович вещает, — предложил Бессонов. — Он у нас человек женатый, умудренный жизненным опытом.
— А что тут интересного? — скучно сказал Стас. — Живем у ее родителей, мечтаем об отдельной комнате.
— Теща заела? — понимающе кивнул Рожнов.