Джихад. Экспансия и закат исламизма
Шрифт:
Крупные семейства квартала были побеждены с оружием в руках и принуждены заключить перемирие. Копты, составлявшие значительное меньшинство и группировавшиеся вокруг 21 церкви, стали жертвами бесчинств, наподобие своих братьев по вере в Асьюте или Минье. Разграбление магазинов и поджог церквей, избиение палками христиан в ходе акций, направленных против них, — всё это вписывалось в рамки «искоренения зла», которое проповедовали экстремисты. Группировка притягивала к себе некоторых молодых людей, не принадлежавших к ней идеологически, но пользовавшихся случаем, чтобы пограбить. При этом насилию не подвергались те коптские торговцы, которые платили «налог на защиту» (джизью)в пользу «Гамаа». [338]
338
Основные антихристианские инциденты имели место осенью 1991 г., их виновники воспользовались пассивностью полиции, не отваживавшейся войти в охваченный беспорядками квартал.
В Имбабе молодежь использовала религиозную радикализацию, чтобы играть те социальные роли, которые были отведены старшим. Аналогичный феномен мы наблюдали в алжирской гражданской войне, где после 1991 года молодые «хиттисты» из бедных кварталов перехватили инициативу у бонз ИФС. И, как это было в Алжире, эта молодежь вообразила, что, установив свой контроль, она сможет продолжить наступление, пока не раскачает устои государства. В Имбабе с 1991 года, когда участились нападения на коптов, благотворительная направленность движения начала быстро уступать место расширенному истолкованию «искоренения дурного», при котором преступники прикрывались исламизмом, чтобы заниматься рэкетом. Как это позже произойдет в пригородах алжирской столицы с ВИГ, часть населения, которая первое время симпатизировала «Гамаа исламийя», отшатнулась от нее. В конце 1992 года военный представитель группировки шейх Габер, бравируя, заявил в интервью агентству «Рейтер», что Имбаба стала «исламским государством», в котором восторжествовал шариат. Эта новость облетела весь мир. В отличие от алжирских властей, которые могли лишь блокировать и оставить «загнивать» «освобожденные исламские зоны» столичных пригородов, египетское государство избрало
339
Об этом феномене см.: Eid S., Haenni P. Cousins, voisins, citoyens: Imbaba: naissance paradoxale d'un espace politique // Le pouvoir local au Proche-Orient / Sous la dir. de Marc Lavergne.[22] A paraitre, 2000.
Силой разрушив союз между неимущей городской молодежью и радикальными исламистскими интеллектуалами в бедном квартале столицы, египетский режим устранил непосредственную угрозу революционной мобилизации масс. Однако он по-прежнему сталкивался с другой угрозой, исходившей от «Братьев-мусульман», которые вместе со своими сторонниками не раз демонстрировали в 1992 году свою силу. Они занимали прочные позиции в набожных средних классах, могли принять эстафету от экстремистов в мобилизации бедных слоев, манипулируя благотворительной деятельностью, и проникли в набожный истеблишмент, от которого режим, напротив, ожидал поддержки в борьбе с исламистским движением.
Победа «Братьев» на сентябрьских выборах в корпорацию адвокатов, традиционный оплот либералов, была расценена как «важнейшее событие в Египте со времени убийства Садата», [340] поскольку она довершала завоевание «Братьями» представительных органов образованных средних классов (одна лишь корпорация журналистов оставалась вне пределов досягаемости исламистов). Это означало, что при благоприятном стечении обстоятельств сфера права — центральная с точки зрения исламистской политической программы, основанной на применении шариата, — могла выйти из-под влияния светских юристов, а «Братья» и их союзники сумели бы изнутри изменить ее в соответствии с собственными концепциями. [341] Они не преминули воспользоваться завоеванным превосходством, чтобы инициировать процессы против Насра Абу Зейда и других авторов-«нонконформистов» и выиграть эти процессы с помощью судей, разделявших идеи «Братьев». Это давало возможность поставить государство в весьма щекотливое положение, постепенно выводя юстицию из-под его контроля и при первой возможности явочным порядком применяя шариат.
340
См.: Abdel Fattah N. Veiled Violence. P. 45.
341
О разногласиях между исламистами и позитивистами по правовым вопросам см.: DupretB. Representations des repertoiresjuridiques en Egypte: Limites d'un consensus // Maghreb-Machrek. 1996. Janvier-mars. № 151. P. 32.
Реакция на это властей заключалась в том, что они вновь взяли под контроль все профессиональные союзы, установив кворумы для участников голосования, за отсутствием которых назначались судебные администраторы. [342] Однако эта мера, воспринятая как манипуляция процедурой выборов, не могла не вызвать протестов в ситуации, когда режим еще не определился в своей линии в отношении набожных средних классов.
Решение власти пойти на открытый конфликт с «Братьями-мусульманами» и их союзниками было принято в первые месяцы 1993 года, после полугодичных колебаний, за время которых те еще более усилили свое влияние. После землетрясения в Каире в октябре 1992 года они оказали помощь 50 тысячам оставшимся без крова, продемонстрировав при этом большую эффективность, чем официальные службы, парализованные бюрократизмом и постоянными сбоями. С помощью подконтрольных «профессиональных союзов» и своей сети благотворительных ассоциаций они установили тысячи палаток (благо, те лежали на складе, готовые к отправке в Боснию через созданный «Братьями» комитет помощи), [343] на которых красовался их лозунг: «Ислам — это решение!» («Аль-исламхувва аль-халль!»).Эта благотворительная акция, принявшая массовый характер и особенно заметная на фоне нерасторопности государственных служб, позволила «Братьям» собрать значительные средства, которые власти поспешили блокировать.
342
О перипетиях конфликта вокруг контроля над профсоюзами см.: Lon guenesse E. Le «syndicalisme professionnel» en Egypte entre identites socio-professionnelles et corporatisme // Egypte/Monde Arabe. 1995. 4e trim. № 24. P. 167–168.
343
См.: Bellion-JourdanJ. Au nom de la solidarite islamique…
Продолжение насилия как ответ на захват полицией квартала Имбаба привело к гибели трех иностранцев, ставших жертвами взрыва в кафе в центре Каира в феврале 1993 года. Новые нападения на туристов и коптов в долине Нила свидетельствовали о колебаниях правительства в выборе стратегии в области безопасности. Это позволило «Братьям» и близким к ним представителям набожного истеблишмента выступить с инициативой, которая благодаря их способности быть посредниками между полицией и экстремистски настроенной «набожной» молодежью могла бы, по мнению авторов этой инициативы, восстановить спокойствие там, где репрессии были бессильны. Посреднический комитет, в который вошли проповедник-«телекоранист» Митвалли Шаарави, близкий к «Братьям-мусульманам» Мухаммад аль-Газали, шейх Кишк, «звезда» пятничных проповедей 70-х годов, [344] а также другие проповедники и журналисты той же направленности, с согласия властей (в частности, министра внутренних дел) вступил в контакт с находившимися в заключении руководителями «Гамаа». На основе документа, дававшего «право гражданства» политическим требованиям радикальных исламистов, но отвергавшего насилие, комитет фактически ставил задачей объединить под своей эгидой всё исламистское движение, расколотое между религиозными средними слоями — опорой «Братьев» — и неимущей молодежью, подверженной влиянию «Гамаа исламийя». [345] Если бы этот проект был реализован, нет никаких сомнений в том, что легитимность государства была бы серьезно подорвана как раз теми, кто был призван ее укреплять, и само государство оказалось бы под угрозой. В последний раз поколебавшись, власти сделали выбор в пользу стратегии столкновения с движением в целом. Они сразу же отмежевались от близкого к «Братьям» набожного истеблишмента. 18 апреля министр внутренних дел А. X. Муса, оказывавший поддержку комитету, был отправлен в отставку. 20 апреля министр информации Сафват Шариф, который был сторонником примирения и распахнул перед религиозными программами двери на телевидении, стал жертвой покушения со стороны группировки «Аль-Джихад», а в июне Мухаммад аль-Газали выступил в качестве свидетеля защиты на процессе над убийцами светского эссеиста Фарага Фоды. Таким образом, режим утвердился в своей жесткой линии, которую он избрал: разбить с помощью военной силы вооруженные исламистские группировки, юридически и политически подавить «Братьев-мусульман» и не делать уступок набожной буржуазии, пока война не будет выиграна.
344
См.: Kepel G. Le Prophete… P. 185–205.
345
О Комитете по посредничеству см.: RoussiUonA. Changer la societe… P. 315–318.
Ужесточение конфликта в 1993–1997 годах привело к сотням жертв. Безжалостные репрессии становились ответом на всё более дерзкие покушения, жертвой одного из которых едва не стал Мубарак в Аддис-Абебе в июне 1995 года, [346] и в конечном счете власти выиграли. Потерпев поражение в Имбабе, «Гамаа» не смогла повести за собой городские массы и была вынуждена перейти к «адресному» насилию в отношении туристов, коптов и полицейских, окопавшись в своих бастионах в долине Нила. [347] При всей громкости этих акций они не позволили изменить соотношение сил в пользу исламистских активистов. С начала 1996 года появились признаки того, что движение пошло на спад: [348] многие из самых искушенных лидеров, вернувшихся из Афганистана в 1992 году, были арестованы, погибли в бою или казнены по приговору суда, а замены их столь же поднаторевшими кадрами не произошло из-за усилившегося пограничного контроля. За границей западные «бастионы» более не были надежны: в январе 1995 года в США был приговорен к пожизненному заключению шейх Омар Абдель Рахман, [349] в Хорватии в сентябре 1995 года «исчез» координатор «Гамаа» в Европе Талаат Фуад Касем. [350] Это внесло дезорганизацию в международные сети оказания поддержки и нарушило связь между «религиозными» и «военными» деятелями, что облегчало срыв их инициатив. Многие страны выдали Египту активистов, нашедших в них убежище. По той же причине сократились переводы денежных средств от сторонников исламистов с Аравийского полуострова, что вынудило «Гамаа» всё чаще прибегать к «разбоям». Грабежи местных жителей, убийства «коллаборационистов» и прочих «доносчиков» (в том числе полевых сторожей) оттолкнули от радикальных активистов те слои населения, которые были им близки или же нейтрально настроены, — подобно тому, как это произошло в те же годы в Алжире. Бесперспективность стратегии конфронтации
346
Покушение 26 июня 1995 г. на Хосни Мубарака, совершенное в эфиопской столице во время африканского саммита, символически обозначило кульминационную точку в борьбе исламистов с государством, напомнив об убийстве Садата в октябре 1981 г. Оно свидетельствовало о мощи «Гамаа исламийя», взявшей на себя ответственность за покушение, хотя по стилю этот акт террора больше соответствовал группе «Аль-Джихад», специализировавшейся на нанесении ударов по верхушке режима. Он предполагал доступ к точной информации, наличие международной инфраструктуры, владение современным оружием и т. д. Ответственность за теракт египетское правительство возложило на суданские власти, обвинив их в предоставлении убежища «мозгу» террористической группы — Мустафе Хамзе, которого ООН потребовала выдать Каиру. Несколькими днями позже Хамза объявился в Афганистане и «снял вину» с режима Хасана ат-Тураби (за три месяца до покушения последний провел III арабо-мусульманскую народную конференцию, в которой участвовала «Гамаа исламийя» и которая осудила египетский режим). Несмотря на это, Хартум подвергся сильному международному давлению. Считается, что после этого суданский режим заставил египетских активистов покинуть его страну.
347
Так, 93 % из всех зарегистрированных в 1995 г. терактов (явившихся причиной гибели в общей сложности 366 чел.) были совершены в Верхнем Египте. См.: Такрир… 1995. С. 190.
348
О «спаде» волны насилия в 1996 г. см.: Такрир… 1996. С. 235.
349
О подготовке взрыва во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке см. ниже.
350
Представитель «Гамаа» за границей, получивший политическое убежище в Дании, где он обосновался в 1993 г. после отъезда из Афганистана, Т.-Ф. Касем, издавал здесь журнал «Аль-Мурабитун», основанный им в Пешаваре еще в 1989 г. В сентябре 1995 г. он выезжал на Балканы с целью укрепления связей с воевавшими в Боснии египетскими «джихадистами», над которыми «Гамаа» утратила контроль. Однако, арестованный 12 сентября в Загребе и через два дня отпущенный из-под ареста, 14 сентября он «исчез». См.: Такрир… 1995. С. 211–212; LabeviereR. Op. cit. P. 71–72.
351
Восемнадцатого апреля, как раз в день нападения на туристов гостиницы «Европа» в Каире, израильская артиллерия подвергла обстрелу штаб-квартиру Международных сил ООН по поддержанию мира в Ливане, где укрылось 350 ливанских беженцев, опасавшихся карательных акций в рамках военной операции «Гроздья гнева», развернутой в ответ на атаки отрядов «Хизбаллах». В результате обстрела было убито 112 и ранено 130 чел., преимущественно женщин, детей и стариков.
352
Приоритетность борьбы против «ближнего врага» была обоснована в сочинении Абдессалама Фараджа, идеолога группы убийц Садата (см.: Kepel G.J, Le Prophete… Ch. 7). Устами Аймана аз-Завахири группа «Аль Джихад» осудила любое перемирие, напомнив, что ближний враг (вероотступник, муртадд) хуже врага дальнего (безбожника, кафир асли). См.: Такрир… 1996. С. 272.
Параллельно с военными успехами египетского государства в противостоянии с «Гамаа» усиливалось политическое давление на «Братьев-мусульман» в соответствии со стратегией, выработанной весной 1993 года. Власть и лично раисрегулярно обвиняли их в том, что они выполняли функцию «благопристойной витрины» для групп, исповедовавших насилие. Эта аргументация, которой не хватало конкретных и убедительных доказательств, была призвана прежде всего дать знак набожным средним классам, что режим не будет вести переговоры с позиции слабости и что будет подавлена любая попытка присоединиться к радикальным группировкам и неимущей городской молодежи для оказания давления на правительство. Это был также сигнал западным странам, в которых раздавались голоса, призывавшие содействовать приходу к власти «умеренных» исламистов — в Египте, Алжире и других странах региона.
Однако сами успехи «Братьев» породили среди них расхождения, которыми египетский режим не преминул воспользоваться. В самом деле, ассоциацией управляла геронтократия в лице «исторических» руководителей донасеровской эпохи, которые оставались враждебны превращению организации в политическую партию. Для них это означало фактически признать институты, совершенно чуждые исламскому государству, применяющему шариат, — государству, к которому стремились «Братья». Как пояснял в начале 1996 года для прессы их верховный наставник, Мустафа Машхур, стратегия организации состояла в том, чтобы «присутствовать» во всех сферах, где она имела возможность закрепиться, не стремясь попасть в институциональное политическое пространство, правила и функционирование которого зависели от произвола режима. Благодаря этому присутствию (в профессиональных корпорациях, в благотворительном секторе, в мечетях и связанных с ними ассоциациях, в «неростовщической» финансовой и банковской системе, в университете, прессе, правовой системе, среди депутатов парламента) «Братьям» удавалось вести «проповедь» (даава),которая со временем должна была убедить общество провести в жизнь «исламское решение». Однако эта стратегия завоевания власти через «врастание» в общество была отвергнута молодым поколением, которое прошло школу университетского активизма 70-х годов и с середины 80-х годов побеждало на выборax в профессиональных корпорациях. В январе 1995 года один из видных представителей этого поколения, вице-президент корпорации врачей Исам аль-Арьян, потребовал легализации «Братьев» в качестве политической партии. Вскоре он был арестован вместе с несколькими десятками врачей, инженеров и других представителей средних классов. Военный трибунал приговорил их к длительным срокам тюремного заключения за «создание незаконной организации». Это обвинение, отвергнутое «Братьями» (а также многими наблюдагелями) как «сфабрикованное», было призвано помешать им участвовать в парламентских выборах в ноябре — декабре 1995 года. [353] В январе 1996 года другие представители этого «молодого поколения» потребовали признания партии, вышедшей из недр «Братства», но организационно с ним не связанной. Получившая название «Аль-Васат» («Центр»), [354] эта партия, в руководстве которой был один копт (англиканин), стремилась занять центр политического спектра. В электоральном плане она ориентировалась на образованные средние классы, которые хотела объединить вокруг набожных представителей этих классов (как это сумели сделать «Братья» на профсоюзных выборах). Ее программа, ставившая во главу угла гражданские свободы, права человека, национальное единство и т. д., порывала с линией «Братьев» и недвусмысленно признавала основы демократии западного типа. В этом плане партия противопоставляла себя одновременно и «Братьям», для которых «исламское государство» на основе шариата являлось единственно правильным политическим строем, и режиму, репрессивная практика которого была нацелена на подавление свобод. Эта инициатива, категорически отвергнутая верховным наставником, Мустафой Машхуром, усмотревшим в ней покушение на собственный авторитет, не получила согласия и со стороны режима: последний к началу 1996 года еще не восстановил своих позиций и не мог принять проект объединения средних классов, создававший конкуренцию для той социальной базы, которую он искал для себя. Главные инициаторы создания партии были арестованы, и она прекратила свое существование.
353
Об этих выборах см.: Contours et detours du politique en Egypte: Les elections legislatives de 1995 / Sous la dir. de Sandrine Gamblin. P.: L'Harmattan, 1997. В этом сборнике см., в частности: RoussilhonA. Pourquoi les Freres mu-sulmans ne pouvaient pas gagner les elections. P. 101.
354
Термин «васат» созвучен с часто цитируемым айатом Корана (II: 143): «И вот объединили Мы вас в умеренной общине религиозной, дабы стали вы свидетелями против людей [неуверовавших]. Свидетелем же в вашу пользу будет Посланник» (пер. М.-Н.О. Османова). Арабское выражение «умматан васатан» («умеренная община») некоторые переводчики трактуют как «общину центра» или «…золотой середины». О партии «Аль-Васат» см.: Такрир… 1996. С. 217–230.
В 1996 году для руководства страны в политике «тотального подавления» исламистского движения не могло быть никаких исключений: общий спад волны насилия [355] — при продолжении отдельных громких терактов — позволял надеяться на достижение определенных успехов в обозримом будущем. Колебания, отмечавшиеся до 1993 года, уже не допускались, даже если ценой тому был дефицит демократии, столь возмущавший Запад. И власть добилась, чего хотела, спровоцировав раскол «Гамаа исламийя» в следующем году. В июле 1997 года ее «исторические лидеры», отбывавшие заключение в Египте, призвали к прекращению огня, осознав провал своей стратегии войны с государством, крайности и неудачи которой оттолкнули от исламистов население. Отвергнутая многими лидерами, находившимися в изгнании, но поддержанная из американской тюрьмы шейхом Абдель Рахманом, эта инициатива была поставлена под сомнение убийствами полицейских, совершенными в сентябре в долине Нила и указывавшими на раскол в рядах организации. Кульминацией раскола стало массовое убийство туристов в храме Хатшепсут в Луксоре 17 ноября. Оно было осуждено европейским центром «Гамаа», но встретило одобрение у руководителей, оставшихся в Афганистане. [356] С этого времени «Гамаа исламийя» как основная организация политического насилия в Египте прекратила свое существование.
355
В 1995 г. жертвами терактов стали 366 чел., в 1996 г. — 181 чел.
356
Авторство коммюнике, в котором луксорская бойня была названа «ошибкой», приписывалось Усаме Рушди, эмигрировавшему в Нидерланды и являвшемуся преемником Талаата Фуада Касема. Автором другого коммюнике, отвергавшего идею сворачивания террористических акций в Египте, считается Рифаи Ахмед Таха, еще один руководитель «Гамаа», оставшийся в Афганистане.