Есть на Волге утес
Шрифт:
Те же воровские казаки прибирают к себе всяких чинов людей из уезду из Свияжского: казаки и крестьяня, татаровя, мордва и черемиса—и хотят итти к.городу Олатырю. А хто-де с ними пойдет, велели сказывать, что будет жаловане по пяти рублей да по зипуну. А хто с ними для воровства не пойдет, и тех людей всех порубят наголову».
1
Город решили брать в канун Покрова пресвятой богородицы. Резон был такой: встречая праздник, стрельцы непременно упьются, да и воевода со дьяками не удержатся — хмельного воспримут. Перед тем Илейка собрал небольшой советец, чтобы еще раз вспомнить кому и как вершить дело. Первым говорил Шуст:
— С Левкой Мумариным я виделся, договорился накрепко — он со своими черемисами будет^ взламывать город изнутри. Как только мы запалим округ крепости костры, Левка нападет на стрельцов у главных ворот, размечет их и те ворота расхлябенит.
— По какому знаку? — спросил Илья.
— Это моя забота, — сказал кузнец Минька.—Я проберусь на соборную колокольню и вдарю набат.
— Ты, водохлеб, скажи, как на колокольню влезешь? У собора стрельцы по ночам стоят. Они тебе так вдарят.
— В канун праздника обедня, чай, будет. Я днем в храме спрячусь...
— Вот тебе и чай-чай. Ты же в бегах теперь — заметят.
— Ништо. Середь толпы укроюсь.
— Ну, смотри, — упредил Илья. — Дальше кто?
— Как ранее придумали, атаман, — заговорил Миронко. — Я со своей сотней сразу к воеводской избе, ты к оружейной башне.
— Мое дело — пушки на стенах сбить, — сказал Сорока.
— Холку берем?
— На него надежда, как на прошлогодний снег. Его в город пускать не надо.
На том и договорились.
Минька-кузнец в город проник легко. В стенах крепости дыр незаделанн'ых было немало. Прячась по переулкам, выбрался к храму. Выждал на кладбище, когда началась обедня, втерся во внутрь. Храм был полон. Бочком, незаметно протионулся по стенке за круглую печь, стоявшую в углу, опустился на колени. Огляделся. Чуть впереди среди черемис молился Левка Мумарин. Отлегло от сердца. Минька втайне от всех очень боялся, что черемис и Левку воевода разгонит по домам. На коленках проелозил меж молящихся, встал рядом с Левкой, шепнул на ухо: «Жди набата. Ночью».
Настоятель храма отец Михаил Кронидов говорил проповедь. Он призывал к смирению, стращал грешников, возвеличивал государево воинство. Минька ждал— вот сейчас поп начнет метать громы на вора и богоотступника Стеньку Разина, но ошибся. Отец Михаил о бунтовщиках не обмолвился л словом. Потом прихожане потянулись к причастию, сгрудились около алтаря. Снова по стенке кузнец пробрался к правому притвору и, когда народ хлынул к выходу, юркнул за дверь притвора, притаился у вешалки, где висела старая церковная одежда. Он знал: правый притвор открывают только на пасху и при приезде архиерея. Скоро храм опустел, отец Михаил вошел в алтарь, снял фелонь, стихарь и орарь. Пономарь загасил свечи и вышел вслед за попом. Минька сорвал с вешалки подрясник, бросил в угол и улегся спокойно.
Пономарь при выходе в святые сени сказал гихо:
— Ты знаешь, святой отец, что Мишка-кузнеа в разбойный стан убег?
— Слышал.
— Ныне видел его в храме.
— Остепенился еси, снова в лоно церкви вернулся. Это хорошо.
— Показалось, он в правом приделе остался.
— Сей придел заперт Я сам замок вешал.
— Я большую дверь все ж запру?
— Запри.
Часа за два до полуночи Минька вышел из придела, ткнулся к выходу в церковные сени — на двери громыхнул замок. Кузнец забегал по храму — на колокольню можно подниматься только из сеней Покачал решетки на окнах — прочные, бросился в левый придел — замок. Развалить печную трубу — высоко И тут вдруг в сеня.ч послышались шаги Минька снова бросился в придел.
Загремел замок, дверь открылась, и по каменным плитам гулко застучали кованые сапоги Прикрывая ладонью пламя свечи, в храм вошел отец Михаил. Он уверенно шел к приделу, остановился у дверей, тихо произнес:
— Гы здесь, греховодник?
Минька затаился, прижался в угол.
— Выходи, Михайло. Знаю — ты здесь.
Выташив из голенища нож, кузнец встал в дверях:
— Ну здесь.
— Напрасно оскверняешь храм святой. Пойдем отсюда
— Куда?
— Ко мне в избу Пономарь заметил тебя, не дай бог донесет воеводе
— Ты не думай, отче. Я не грабить пришел.
— Знаю.
— Мне бы...
— Не здесь говорить. Пойдем.
В избе, не зажигая огня, они на носках прошли мимо спящей попадьи, уселись в каморке около стола, заговорили шепотком:
— После обедни пономарь мне говорит: «Знаешь,
отец Михаил, что кузнец в разбойный стан убег? А ныне в правом приделе затаился. Не инако, как ризницу ограбить задумал». Я ему пока молчать велел, а сам стал размышлять. Не для того, думаю, кузнец людей из тюрьмы вызволил, не для того в вольный стан подался, чтобы утварь святую красть. Там гокмо и ценна плащаница христова в золотом окладе. Ты же не нехристь какой-нибудь, чтобы на святыню руку поднять. И догадался я — тебе колокольня надобна. Верно догадался?
— Верно, отче. .
— Промашку сделал ты. Храм на замке, как в звонницу попал бы.
— Бог бы помог.
— Истинно. Внушил мне господь мысль сюда прийти. Иди в звонницу.
— Спасибо, отче. В случае чего — тебя не выдам.
— Знай, раб божий, — я душой с вами. И коль будет надо, яз впереди вольного воинства с крестом в руках пойду. Ибо не кто иной, как служитель господен должен впереди паствы своей итти. Одно знаю: что старая вера, что новая — мужику все равно. Им бы волю обрести...
Ровно в полночь кузнец качнул тяжелый железный язык большого колокола, расплескал над городом тревожные звуки набата. Вспыхнули костры, взметнули над крепостными стенами высокие языки пламени. Левка Мумарин наскочил на сонных стрельцов, черемисы передушили их быстро, раскрыли ворота. Илейка ворвался в город, после короткой перестрелки взял оружейную башню. Миронко повел свою сотню к воеводскому двору.
2
Дьяк Тишка Семенов из кожи лезет вон, чтобы развеселить воеводу. Нутром чует, сукин сын, что Побе-динский им недоволен. То и гляди — сковырнет его с доходного дьякова места и возведет туда Ваську Богданова. До сих дней пил воевода в меру, а последние две недели не просыхает. Вот и ныне сиднт йасупившись.. молчит,глаза налиты кровью.
— Что, сударь мой, не весел, что головушку повесил? — игриво спрашивает Тишка. — Кручиниться вроде-бы не о чем: крепость мы возвели, почитай, заново, на днях канаву из речушки пробьем, рвы водой заполним и живи-не тужи! Един бунт было вспыхнул, а ты его тут' же придавил, в^ров бросил в яму...
— Бросил! Где они, воры?! На Ангашинском мосту!'
Пусть их. Они нам безвредны. Вчерась мужики
из Троицы прибегали. Жаловались, что ангашинцы отнимают скотину, рухлядь, жонок в поле ловят. Ну и что?' У мужика всегда кто-нибудь, что-нибудь да отымают и впредь будут отымать, во веки веков.