Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2

Форд Генри

Это была проблема как она представлялась в тот день. Поскольку половина иудейского населения Со­единенных Штатов сосредоточена в Нью-Йорке, они установили контроль над американским образованием в самых его истоках. Группа иудеев, сидевших в суде над д-ром Картером, была настолько уверена в своем контроле над образованием христиан, словно они си­дели в советском суде в Москве. Им удалось изгнать все христианское из школ; им удалось включить наиболее болезненное восхваление их собственной расы; они надеялись ввести обучение иудаизму как универсаль­ной морали! Было также заявлено, что этот христи­анский священник был одним из тех, кто читал про­поведи в пользу

иудеев. Он был одним из тех обще­ственных деятелей, на которых могли положиться иудейские лидеры в ответ на типичное христианское великодушие. Он нанес удары по расовым предрассуд­кам. Он восхвалял иудейскую расу и ее ведущих пред­ставителей. Он рассматривал свое решающее влияние как награду за трудолюбие и способности. Он резко выступал против того, что иудейские доклады заста­вили его поверить в так называемое «преступление в Кишиневе». За это ему должным образом выразило одобрение Иудейское Издательское Общество. Одна­ко он произнес и слово правды, которое иудеям не по­нравилось, и он был ими осужден. В ходе расследова­ния выяснилось, что он был гражданином Соединен­ных Штатов в течение тридцати лет, прибыв в эту страну из Англии в возрасте 15 лет. Раввин Леви, оче­видно, не знал об этом факте, зная только то, что д-р Картер родился в Англии.

«Могу ли я спросить, является ли этот джентльмен гражданином Соединенных Штатов или нет?» - спросил раввин того, кто невинно раскрыл большой секрет. «Я стал гражданином более тридцати лет назад, как толь­ко позволил закон, уверяю Вас», - был прямой ответ д-ра Картера.

Раввин оставил этот вопрос. Он не хотел, чтобы ка­сались его собственного гражданства. Однако то, что этот вопрос его беспокоил, проявилось в его последую­щем замечании:

«Несмотря на все это я подумаю о том, чтобы вы никогда не выступали с любой трибуны в Нью-Йорке, вы, грязный англичанин!»

Д-р Картер привлек внимание комитета к ненавис­ти и грубости, высказанным в лицо обозленным равви­ном, и сказал, что он не знает, является ли это угрозой его жизни, сану священника или его должности как лек­тора в Нью-йоркском Управлении Образования.

Применение термина «грязный» в отношении расы, которая столь долго и сильно удивляла семитские стра­ны постоянным напоминанием о своей «чопорности»! Иными словами, точность раввина Леви в описаниях должна соответствовать точности оценки его качеств как джентльмена.

К счастью, присутствовал еще один неиудей, а именно Эрнест Л. Крэндолл, контролер лекций, который в достаточной степени был американцем, чтобы попасть в эту переделку. Он обратился к истерическому раввину небольшого роста со следующими словами:

«Я никогда не видел и не слышал подобной горечи и ненависти, выраженных каким-либо человеком по от­ношению к другому человеку, которые Вы проявили здесь. Вам следовало бы стыдиться самого себя, и если бы я услышал от Вас еще одно слово в том же духе, я бы Вас вышвырнул!»

Будущее г-на Крэндолла должно быть достойно на­блюдения. Если он придерживается своих принципов, ему несдобровать. Если нет, то он может оказаться удоб­ным для «достижения» чего-то такого, что для Нью-Йор­ка не подходит.

Во всяком случае, г-н Крэндолл добился оправдания г-на Картера, и иудеи отстали, что-то бормоча про себя. Это в достаточной степени необычный и примеча­тельный факт - оправдание человека, против которого иудеи выдвинули обвинение, а секретарь Совета Иудей­ских Министров произнес упомянутую выше угрозу.

Г-н Картер вернулся в школу Эразма. От Управле­ния Образования он получил назначение на последую­щие месяцы.

Все, казалось, продолжалось, как и прежде. Затем однажды все преподаватели по «Текущим со­бытиям» одновременно получили указание о том, что они должны воздерживаться от обсуждения иудейского и ир­ландского вопросов. Тогда как сионизм, заполнявший газеты, вел войну в Месопотамии и диктовал политику дип­ломатическим службам Великобритании и Соединенных Штатов; тогда как ирландский вопрос захватил умы мил­лионов и окрасил политику Соединенных Штатов, а так­же бросил вызов Британскому Правительству - то есть при этих двух важнейших «текущих событиях», оказыва­ющих влияние на весь мир, через Нью-йоркское Управ­ление Образования были отданы приказы о том, что лек­торы должны помалкивать об этом.

Было совершенно очевидно, что произошло. Раввин Леви и те, кто работал с ним, потерпев неудачу в своей личной атаке, достигли желаемого другим способом - отдав приказ лекторам ничего не говорить об иудейском и ирландском вопросах.

Почему это коснулось ирландцев? Ирландцы не были против обсуждения ирландского вопроса. Ирлан­дцы хотели, чтобы ирландский вопрос был обсужден; они полагали, что успешное решение проблемы зависит от широкого и свободного ее обсуждения. Это не поддает­ся воображению, что ирландцы когда-либо просили, хо­тели или санкционировали запрет на всенародное об­суждение ирландских проблем.

Что касается д-ра Картера, то его слушатели в тече­ние трех лет задавали ему вопросы по ирландской про­блеме. В Ассоциации Молодых Мужчин Христиан, в школах, на народных собраниях, повсюду его просили дать информацию о той или иной фазе ирландского вопроса; и, будучи хорошо информированным человеком, он был способен дать соответствующие ответы. И ранее никто никогда не жаловался. Действительно, говорят, что в пос­ледующей лекции, которую он прочел в школе Эразма после встречи с раввином Леви, аудитория допрашивала его относительно ирландского вопроса, там присутство­вал г-н Крэндолл и не нашел оснований для критики.

Однако вскоре пришел приказ соблюдать полное молчание относительно ирландского вопроса. Почему бы это?

Даже новичок в иудейской политике знает ответ Ирландский вопрос был вытащен для того, чтобы зака­муфлировать приказ, касающийся иудейского вопроса.

Это весьма обычная иудейская практика: любое не­иудейское название служит для маскировки!

Представьте себе ирландца и его семью, присут­ствующих на лекции по «Текущим событиям» и задающе­го вопрос относительно ситуации в Ирландии. Представь­те себе также лектора, который говорит: «Мне запрещено упоминать Ирландию или ирландцев, или ирландский вопрос в этих условиях». Ирландец, будучи белым чело­веком, незамедлительно поймет, что он как-то под­вергается дискриминации. Он потребует ответа, почему лектор не посмел упоминать поставленную проблему. А получив запрет упоминать и иудеев, лектор не сможет сказать: «Эти иудеи там в этом Управлении образования наложили запрет на упоминание как иудеев, так и ирлан­дцев!» Он нарушит правила, даже давая пояснения.

Однако представьте себе, что ирландец отнесен к тому же классу, что и иудей, - ирландец, который стре­мится к публичности, и иудей, который страшится ее! Как много времени потребуется ирландцу чтобы понять, что то, что рассчитано на дискриминацию в пользу иудея, является дискриминацией против ирландца? Однако именно это иудеи Нью-Йорка внесли в систему публичных лекций, чтобы выдвинуть свое обвинение против христианского священника, который высказал весьма хорошо известную правду об иудеях.