Французская демократия
Шрифт:
Стоитъ ли доказывать еще дальше?
Войдя въ законодательства и нравы и создавъ экономическое право, принципъ взаимности перестроитъ сверху до низу гражданское, торговое, государственное и международное права. Другими словами: выяснивъ и опредливъ экономическое право, эту верховную и основную категорію права, принципъ взаимности создастъ единство юридической науки; онъ покажетъ, что право едино и тождественно, что оно везд и всегда предписываетъ одно и тоже, что вс положенія его взаимно дополняютъ другъ друга, что вс законы его лишь видоизмненія одного, единаго закона.
Древнее право, раздленное наукою старыхъ юристовъ на нсколько спеціальныхъ отраслей, по различію предмета, къ которымъ оно относилось, отличалось, во всхъ своихъ подраздленіяхъ, общимъ отрицательнымъ
Новое право, напротивъ того, вполн положительно. Цль его наврное и вполн обезпечитъ человку все, что древнее право лишь позволяло ему пріобртать, полагаясь на свою свободу, но безъ всякихъ обезпеченій и средствъ, даже не выражая, въ этомъ случа, ни слова одобренія или порицанія. Новое право положительно порицаетъ поступки, которыми нарушаются обезпеченіе и общественная солидарность, поступки, которые клонятся къ образу дйствій торгашеской анархіи, скрытности, монополіи, ажіотажу. Оно признаетъ эти поступки столь же достойными порицанія, какъ вс мошенничества, вроломства, подлоги, грабежи и разбои, на которые досел было исключительно обращено вниманіе закона. Говоря о вопросахъ страхованія, спроса и предложенія, установленія постоянныхъ цнъ, торговой добросовстности, кредита, перевозки и т. д., словомъ обо всемъ, что называется экономическими учрежденіями, мы уже достаточно указали на положительный характеръ новаго права, на новыя обязательства, вытекающія изъ него, на свободу и богатство, которыя оно приноситъ; повторять всего этого мы не будемъ.
Но если все это правда, то вроятно ли, чтобы работники, участвующіе въ федераціи и взаимности, отказались отъ этихъ положительныхъ, вещественныхъ, осязательныхъ, очевидныхъ выгодъ, которыя он представляютъ имъ? Возможно ли, чтобы они предпочли возвратиться къ прежнему ничтожеству, исконной нищет, отсутствію солидарности и разврату? Неужели, познакомившись съ экономическимъ порядкомъ, они тмъ не мене предпочтутъ вновь создать себ эксплоатирующую аристократію и вызвать общую нищету, ради удовлетворенія гнусныхъ поползновеній немногихъ?… Неужели, наконецъ, познавъ право, люди могутъ объявить себя противъ права и добровольно явиться въ глазахъ всего свта шайкой воровъ и разбойниковъ?!
Если бы экономическая реформа взаимности была провозглашена въ какомъ нибудь уголк міра, то въ ту же минуту федераціи возникли бы всюду, въ силу необходимости. Для существованія ихъ нтъ надобности въ непремнной сплоченности федеральнаго союза, нтъ надобности, чтобы государства эти, какъ во Франціи, Италіи и Испаніи, были тесно сгруппированы и какъ бы обведены общей оградой. Федерація возможна между государствами отдленными, разобщенными и отстоящими другъ отъ друга на значительныя пространства; стоитъ только имъ заявить, что они хотятъ соединить свои интересы и взаимно обезпечить другъ друга, по принципамъ экономическаго права и взаимности. Однажды создавшись такимъ образомъ, федерація не можетъ распасться, потому что, повторяю, никто не захочетъ отрешиться отъ такого принципа, какъ принципъ взаимности, и такого договора, какъ договоръ федераціи.
И такъ, принципъ взаимности представляетъ, какъ мы уже сказали, самую могущественную и, въ тоже время, наимене грубую связь, какъ въ политическомъ мір, такъ и въ экономическомъ.
Ни правительство, ни община или ассоціація, ни религія, ни присяга не могутъ такъ тсно связать людей и предоставить имъ, въ тоже время, такой свободы, какъ договоръ взаимности.
Насъ упрекали, что, развивая это право, мы поощряемъ индивидуализмъ, губимъ идеалъ. Клевета! Разв гд нибудь возможно большее могущество коллективности, дающее боле великіе результаты? Разв можно представить себ гд нибудь больше согласія въ людяхъ? Куда бы мы ни обратились, мы всюду видимъ матеріализмъ группы, лицемріе ассоціацій и тяжкія цпи государства. Только здсь мы чувствуемъ
ГЛАВА XVI.
Буржуазный дуализмъ: конституціонный антагонизмъ. – Ршительное превосходство рабочей идеи.
Мы уже знаемъ, въ чемъ состоитъ рабочая идея, какъ съ точки зрнія интересовъ, такъ и правительства. Скажемъ еще несколько словъ о томъ, чмъ была буржуазная идея въ 1789 г. и посл революціи. Тогда читатель будетъ имть возможность судить, зная об стороны дла, за кмъ теперь политическая способность: за рабочей ли демократіей, или за буржуазнымъ капитализмомъ.
Выше (часть 2, глава II) мы сказали, что буржуазія достигла высшей степени самосознанія въ 1789 году, когда среднее сословіе устами Сіэйса бросило перчатку старому обществу, спросивъ себя: что я такое? – ничто; чмъ мн слдуетъ быть? – всмъ. Дале мы показали, что буржуазія стала дйствительно всмъ; но именно вслдствіе этого, утративъ самобытность, она лишилась самосознанія и впала въ летаргію. Наконецъ мы сказали, что, если въ 1848, посл паденія Людовика Филиппа, она, повидимому, пробудилась изъ оцпеннія, то только благодаря возмущенію рабочихъ классовъ, которые, отдлившись или, скоре, отличившись отъ нея, достигнувъ самосознанія и понявъ свое назначеніе, выступили на политическую арену: словомъ, благодаря страху Соціализма.
Но еще печальне утраты буржуазіею самосознанія то, что она лишилась даже пониманія управляющей ею идеи, тогда какъ, напротивъ того, рабочіе классы быстро идутъ въ этомъ отношеніи впередъ; еще печальне то, что, вслдствіе ея глубокаго ничтожества, страна и правительство, зависящія отъ нея, преданы совершенно на произволъ судьбы. Политическую способность даетъ не одно только самосознаніе: для нея нужна еще идея; а между тмъ, если бы буржуазія умла читать и мыслить, она не мало удивилась бы, узнавъ, что идея ея вполн исчерпана, что она неспособна создать ни свободы, ни порядка, короче – что у нея нтъ идеи.
До 89 года мысль буржуазіи принадлежала къ циклу феодальныхъ идей. Почти вся земля принадлежала дворянству и духовенству, они господствовали въ замкахъ, монастыряхъ, епископствахъ, приходахъ; имъ принадлежали выморочное и другія права; они творили судъ и расправу надъ своими вассалами, воевали съ королемъ, пока наконецъ, онъ, соединившись съ буржуазіею, не принудилъ ихъ цлымъ рядомъ пораженій служить себ. Буржуазія съ своей стороны господствовала въ торговл и промышленности, имла свои корпораціи, привилегіи, вольности, мастерства; чтобы избавиться отъ тираніи духовенства и дворянства, она заключила союзъ съ престоломъ и этимъ пріобрла нкоторое значеніе въ государств. Въ 89 году пала вся эта система. Буржуазія, сдлавшись въ политик всмъ, умножила до безконечности свои преимущества, не переставъ, впрочемъ, торговать и промышлять, какъ дворянство не перестало додать остатки своего достоянія, а духовенство пть свои гимны. Идеи не стало ни у кого.
Я ошибся: идея буржуазіи только развратилась.
Своими капиталами и своимъ вліяніемъ на массу буржуазія стала властительницею государства; но въ владычеств своемъ она видла только средство упрочить свое положеніе и создать себ въ должностяхъ и бюджет новое поле эксплоатаціи и барышей. Къ ней перешли вс права духовенства, дворянства и короля, древнихъ государственныхъ чиновъ, и она не видла надобности измнять прежнюю монархическую, унитарную и централизаціонную государственную форму; она ограничилась тмъ, что приняла противъ государя нкоторыя мры, извстныя подъ именемъ конституціонной хартіи. И къ чему ей было измнять эту систему, когда въ сущности чиновники управляли для нея и черезъ нее, для нея и черезъ нее взимался налогъ, для нея и черезъ нее царствовалъ король?