Герцогиня с Османского берега

Lucrezia Borgia

– Я, пожалуй, попробую вашей амброзии, сэр, - согласился Генрих, - только учтите, я не пью из мелкой посуды.

– Давно ты полюбил кофе, Паша? – недоверчиво спросил Сулейман.

– Повелитель, вы ведь знаете, первое впечатление не всегда бывает верным. – выкрутился тот. – Покорно прошу вас составить мне компанию.

– Ну хорошо, - согласился султан, - только ненадолго. Вы идёте с нами, Генрих?

– Разумеется.

Добрых минут сорок Рустем угощал султана и короля кофе, хотя вот уже три месяца даже не думал пить его. Попутно кандидат в визири демонстрировал

свою коллекцию кинжалов. Генрих проявлял искренний интерес к кинжалам, подробно расспрашивал, где произведён тот или иной клинок, и кем. Что касается Сулеймана, то кинжалы Рустема его мало волновали. Почувствовав сильную усталость, султан встал и направился к выходу.

– Спасибо тебе за приятный вечер, Рустем, но я предпочёл бы вернуться в свои покои. – сказал он. – Прикажи Сюмбюлю Аге, чтобы готовил мою комнату ко сну.

Внезапно Рустем изменился в лице. Хюррем Султан ещё не дала знака того, что дело сделано. Но кто отважится преградить путь султану, даже если ситуация располагает к тому, чтобы встать в дверях и не выпускать великого Падишаха из комнаты?

– Повелитель, вы покидаете нас так быстро? – спросил бывший конюх, изобразив изумление.

– Да. Время уже позднее.

– Не такое уж и позднее, полуночи ещё нет. – возразил Генрих. – Лично я досмотрю коллекцию до конца. Может, вы соизволите остаться, Сулейман?

– Я не против того, чтобы вы осмотрели все лучшие образцы османского холодного оружия, имеющиеся у Рустема Паши, дорогой Генрих, вас в любом случае проводят в ваши покои. Но мне будет лучше удалиться. – султан снова обратился к Рустему. – Зови Сюмбюля, не теряй времени.

Положение было безвыходным. Сказать Повелителю правду означало спровоцировать конфликт. Задерживать его дальше не имело смысла, а от Роксоланы так и не было вестей. Бывший конюх решил деликатно отойти от темы, так, чтобы это выглядело правдоподобно.

– Мне сказали, что Сюмбюль Ага заболел, Повелитель. – уверенно произнёс Рустем, чтобы не выдать своего волнения.

– Что? – Сулейман был удивлён услышанным. – Что значит заболел?

– Не знаю. Мне слуги так сказали.

– Какие слуги? – правитель востока почувствовал, что его держат за идиота. – Чем мог внезапно заболеть один из начальников моего гарема, да ещё и так, чтобы не мочь выполнить простое поручение? Или ты что-то скрываешь от меня, не так ли?

– Повелитель, я клянусь Аллахом, что мне неизвестны подробности. – выкручивался Рустем. – Евнухи говорили, что он упал с лестницы, но сейчас всё хорошо и с ним работает лекарь.

Глаза султана пылали и метали молнии. Что-то внутри него подсказывало, что пришла пора серьёзно поговорить с Генрихом Тюдором. Тем более, что не далее, как день назад, английский монарх позволил себе и своим сановникам вдоволь поиздеваться над его личным рабом, продемонстрировав, тем самым, неуважение к османским традициям, правящей семье и лично к султану. Генрих почувствовал то же самое. Взаимное недоверие в одночасье поселилось в сердцах великих монархов.

– А зачем вы так на меня смотрите, Сулейман? – спросил Тюдор, поднимаясь на ноги. – Вы думаете, я приказал кому-то покалечить вашего слугу?

– В связи с последними событиями, Генрих, я склонен думать о вашей делегации всё, что угодно. – последовало в ответ.

– И даже если выясниться, что причина происшествию – несчастный случай, вы всё равно будете обвинять меня в наведении порчи и ворожбе против какого-то евнуха?!

– На востоке подобные слова, исходящие от гостей, считаются оскорблением хозяина, а я – не просто хозяин, и вы – не просто гость!

– Государи, нет поводов для ссоры. – вмешался в зарождающийся конфликт Рустем. – Говорю же вам, всё хорошо.

– А может, ты говоришь это для того, чтобы для чего-то задержать и меня, и Генриха. – отрезал Сулейман. – Где сейчас находится Сюмбюль Ага?

– Не могу знать, Повелитель.

– Хорошо. Тогда мы с Генрихом отправимся к нему и проверим его состояние. – султан был суров и непреклонен.

– Это верно. – согласился англичанин. – Может быть, все ваши подозрения окажутся напрасными, Ваше Величество.

– Молитесь своему богу, чтобы ваши предположения оказались верными, Ваше Величество. – ответил османский правитель.

Между тем, Роксолана продолжала отчитывать Томаса Говарда и Френсиса Брайана за недостойное поведение. Те парировали и не желали признавать своей вины.

– Я слышала, что западные люди бывают жестоки и аморальны, но чтобы до такой степени! – восклицала султанша.

– Непривычно слышать обвинения в жестокости и аморальности от королевы самых беспощадных в мире головорезов. – ответил ей Брайан.

– Мы не обсуждаем действия османских воинов на полях сражений, я требую от вас, господа, чтобы вы возместили вред, нанесённый здоровью слуги правящей Династии!

– Я готов извиниться перед вашим слугой за спонтанное проявление эмоций, - согласился Норфолк, - Но с какой стати я должен делиться с ним своими личными денежными средствами?

– То есть, вы предпочли бы войну, да, милорд?

Чарльз Брендон подоспел как нельзя вовремя. Он стал свидетелем разборки и поспешил вмешаться.

– Моё почтение, Ваше Величество, - сказал он, поклонившись Хюррем. – Если вы позволите, я переговорю с сэром Томасом и сэром Френсисом.

– Очень мило с вашей стороны, лорд Саффолк, присоединиться к нашей беседе. – ответила ему Роксолана. – Однако в данный момент я обсуждаю с ними одно дело государственной важности.

– Если вы о нападении на вашего слугу, то я мог бы уговорить господ Говарда и Брайана не противиться вашей воле.

Последние изумлённо переглянулись. Они явно не ожидали, что герцог Саффолк вмешается в конфликт. Что касается Хюррем Султан, то она была готова принять помощь любого посредника, лишь бы правда о происшествии не стала достоянием общественности. Кивком головы она позволила Чарльзу увести своих коллег в сторону. Османской королеве не оставалось ничего другого, кроме как ждать. И вот, через четверть часа герцог Томас Говард и Френсис Брайан заявили ей о готовности принять любые условия, необходимые для поддержания мира…