Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
сейчас уже не работают — им по семьдесят лет, — но помогают советами.
— А вы, товарищ Ильяшева?
Тамара по школьной привычке, как пружинка, быстро поднялась со своего места и сразу рассердилась на
себя за это.
— Что вам удалось разведать нового?
Приезжий благожелательно ее рассматривал.
— Я была в колхозе “Прогресс”, проверяла письмо группы слушателей о состоянии свиноводства.
— Ах да! Ну и что? Правда, что там дохнет каждый третий поросенок?
— Нет. Но не это важно. Они сейчас бросили все силы на свиноводство: отняли концентраты у коров и
дали свиньям.
— Значит, не подтвердилось письмо?
— Нет. Я хотела сказать: ведь это же не выход — попеременно морить то коров, то свиней. Каждый год у
нас растут планы, а корма? Мы в передачах часто говорим о повышении урожайности, но на самом деле…
— Вы что, собираетесь здесь критиковать работу областного отдела сельского хозяйства?
— Нет, я про Сердоболь. У них в районе решили поднимать торфяные залежи, готовить компосты, с этого
года, нет, буквально с этих дней… и я думала…
— Таких сведений к нам не поступало. Держитесь фактов, а не фантазий. Товарищ Дубовцев, что вы нам
можете… Виноват, одну минутку. — Заведующий снял трубку.
Разъездной корреспондент Дубовцев поднялся, а Тамара не села.
— Да, слушаю. Слушаю вас. Информация у меня уже имеется. Нет, не по радио. Я хотел сказать, что я
сам лично в курсе… Понимаю, понимаю. Своевременная инициатива.
— Сколько учить, — проворчал Ярцев, — когда тебя не спрашивают, молчи. Когда спрашивают, говори
как можно меньше. И садись ты, коза-дереза!
Тамара упрямо стояла.
— Все ясно, все ясно, — продолжал заведующий в трубку. — Непременно. Сейчас же. Товарищи, —
обратился он ко всем, — мне звонили из обкома партии. Замечательный почин Сердобольского района требует
самого широкого освещения. Ильяшева немедленно выедет туда. Но этого мало, мы подготовим бригаду: Ярцев,
Дубовцев, ну и Горелик отправятся в рейд по области. А теперь продолжим наше совещание. Что вам,
Ильяшева?
— Поезд на Сердоболь уходит через час.
— Хорошо, можете быть свободны.
24
Из дневника Тамары
“Земля, земля! Когда она только что проснулась, приняла в себя зерно, она гола, ей так много нужно
соков, чтоб создать из самой себя целый мир и одеться в зеленое…
— Ваше зеленое? — играют дети и хитро показывают друг другу припрятанную травинку.
Наше, мое зеленое!.. Я все думаю: почему так люблю землю? Ведь горожанка. А дышится мне легко,
только когда выезжаю за последнюю заставу. Но Сердоболь — самый удивительный из городов! Пройдешь
полчаса улицей, и начинается уже вспаханное поле. Пустыри зарастают лопухами, мятой, жужжат пчелами…
Нет, знаю, почему так хорош Сердоболь: потому что здесь живет Павел и он любит меня.
Как-то мы остановились посреди площади; с обеих сторон шли грузовики, сырой булыжник и мокрое
небо над головой в расплывшихся огнях фонарей — вот был наш дом. Наша крыша над головой, наш пол под
ногами. И ничего больше. Наш единственный дом на свете!..
С вокзала я прямо побежала в райком. Но секретарша сказала:
— Товарищ Синекаев в районе. А вы по какому вопросу?
Она меня осматривала с ног до готовы. Я озлилась и ответила:
— По вопросу учета скворечников.
Захлопала глазами. Умный же человек Синекаев, а зачем держит таких?
Павла в редакции тоже не нашлось: выехал с заданием райкома в Сырокоренье. Тогда я пошла в
райисполком. У Володьки в кабинете было битком: хозяева городских организаций пришли отстаивать свои
самосвалы, бульдозеры, экскаваторы, торговаться с райисполкомом. Володька всем отвечал одинаково:
— Областному комитету виднее. Вы не согласны?.. Звоните тогда Чардынину.
Володька был в совершенно запаренном состоянии.
— Ну чего ты?
– сказал он мне вполголоса.
— Нужны сведения для последних известий: сколько отправлено из города на заготовку торфа техники?
— Вот видите! — завопил он сразу. — Приехал товарищ из областного радио. Повторите при ней, что вы
не можете выделить машины, и завтра же об этом узнает вся область.
Я стала открывать магнитофон, словно и вправду решила записывать. Все невольно попятились.
— Итак, железная дорога — продолжал Володька, -дает три экскаватора и пять самосвалов. Товарищ
Бутурлин, звони прямо отсюда, не стесняйся. Отдавай распоряжение.
Бутурлин подошел к телефону.
— Да, — сказал он в трубку, словно пережевывая гвозди. — Снимите два экскаватора с насыпи,
отправьте на Сырокоренье. И четыре самосвала. Нет, нет! — замахал он рукой Барабанову. — Это максимально.
Два и четыре.
Володька засмеялся.
— Не типичный ты человек для нашей эпохи, товарищ Бутурлин!
Тот огрызнулся:
— Я просто еще не выродился в типа.
— Товарищ корреспондент, — официально сказал мне Барабанов, — можете записать: высокую
сознательность проявили сердобольские железнодорожники. А также, — он обвел глазами присутствующих, —
коллектив кирпичного завода…
— Целых два грузовика! — скорбно отозвался директор.
— Два грузовика и бульдозер, — поправил его Барабанов.