Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
чистые, как ноябрьский снежок, опилки.
Увидав секретаря райкома, никто работы не прервал, только все обернулись и посмотрели на него с
нескрываемым торжеством: “Слово наше — олово!”
— Девчатки, какие же вы красавицы! — искренне восхитился Ключарев, глядя на девушек,
запорошенных по самые ресницы известковой пылью. Дышать ему стало легко, запах хлорки уже не мешал. —
Только, сдается, стало вас чуть поменьше?
Вчерашняя знакомка, сияя из-под платка все теми же изумленными глазами, пренебрежительно
шмыгнула детским облупленным носиком:
— Так одна ж ушла!
И все подхватили с жестким насмешливым хохотом:
— Здоровье на печи беречь!
— Хуже не сбережет. Как гриб-поганку, червь заест от безделья!
— Понятно! — Ключарев оглядывался, заражаясь их бодрой деловитостью. — Кровельщик был?
— Был. Сегодня гонту привезет.
— Ну вот, это уже другой разговор. А еще что вам надо?
— Много чего надо, товарищ секретарь!
I I I . П О Д О Р О Г А М
1
Может быть, кто и думает, глядя издали, что районная жизнь — это стоячая вода под береговыми
ракитами. Но ведь даже в самой тихой воде есть своя быстрина!
Припекает полуденное солнце, ленивые комары забрались в кусты, ближе к сыроватым корням; гладка,
спокойна поверхность, словно дремлет река, только со дна бьют невидные родники. И, расталкивая упругими
струями сонную воду, уже блещут серебряными кольцами малые и большие водовороты…
На следующее утро после того, как Женя приехала с Пинчуком в Глубынь-Городок, она отправилась в
райком отмечать командировку.
Без труда отыскала одноэтажный дом под железной крышей. Показали ей и дверь кабинета первого
секретаря. Но попала она туда не в добрую минуту: Ключарев брался за картуз. Он был сердит и насуплен.
Только что Федор Адрианович осмотрел поля кукурузы в Братичах, из сорока гектаров больше десяти почти
погибли, растения выглядели такими слабенькими и хилыми, что больно становилось на них смотреть. Надо
было немедленно пропалывать. Разыскивая Любикова, чтобы посоветовать ему это, Ключарев зашел в
правление колхоза. Большая комната с тяжелым канцелярским шкафом и ведром солоноватой колодезной воды в
углу была уставлена столами. Они стояли впритык, и за ними, уткнувшись в линованные книги, сидело шестеро
женщин. В красном углу, у окна, колдовал над счетами единственный мужчина, заросший седоватой щетинкой и
в очках.
— Товарищ бухгалтер, это вы возглавляете весь этот бюрократизм?
— Я, — отозвался тот сокрушенно.
— Раз, два, три, — считал Ключарев. — А если повесить на вашу контору замок и записку: “Все ушли на
прополку кукурузы?” Ведь спасать ее надо!
— А что? — Бухгалтер вдруг бодро приподнялся. — Я с удовольствием, хоть сейчас.
Женщины примолкли, нагнули головы.
— Пусть нам отведут участок, добавят еще школьников, отпускников…
— Значит, договорились? — сказал секретарь. — Завтра с утра в поле? А если кому надо в контору, пусть
идут на кукурузу; там вы, Дементий Иванович, как бригадир прополочной бригады, сначала дадите задание,
сотку, а потом уж печать поставите.
В районный центр Ключарев завернул только за главным агрономом МТС и сейчас же отправился
дальше.
— Надолго уехал секретарь райкома? — спросила Женя, когда “победа”, вильнув бензиновым хвостиком,
скрылась. — Мало сидит в райцентре, говорите? Ну что ж, спасибо.
И, конечно, ей захотелось упрямо дождаться Ключарева, именно Ключарева, а не Пинчука, с которым она
была, казалось, так хорошо уже знакома.
Бывает иногда так: человек только подумал о чем-нибудь, а оно уже сбылось, словно подслушали его
желание. Только сбывается-то все шиворот-навыворот!
Днем позже, едва Женя встала и вышла умываться на травяном дворе гостиницы из медного блескучего
рукомойника, у ворот уже засигналила машина, и в калитку вошел Ключарев. Она узнала его сразу, только он
показался ей на этот раз гораздо моложе, хотя с лица его не сходило вчерашнее насупленное выражение, словно
он как лег, так и встал с ним.
— Хотите ехать со мной в Большаны? — спросил он еще от ворот. — А то у нас тут не всегда есть
транспорт подходящий.
— Сейчас? — Женя растерянно мокрыми руками тронула домашний сарафанчик, который уже года три
служил ей вместо халата.
— Ничего, у нас по-простому, — сказал Ключарев с плохо скрытой иронией. — Только предупреждаю,
если боитесь гриппа… — Он демонстративно чихнул. Лицо у него было сухое и холодное.
Женя ничего не ответила и пошла за вещами.
Уже в машине Ключарев сказал:
— Покажите все-таки ваши документы. Вы что — родня областному начальству, что оно о вас так
беспокоится, по ночам звонит?
Женя, которая с независимым видом полезла было в сумочку за командировкой, вдруг остановилась,
изумленно приоткрыв рот:
— Какое начальство?
— Курило, например. Вы ему кто? — Ключарев обернулся и посмотрел на нее в упор. — Дочка?
Племянница? Свояченица?
— Нет. Чужая, — упавшим голосом ответила Женя.