Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
Антонина вошла на середине этого разговора. Она сдержанно поздоровалась с Якушонком, чуть
наклонив голову, и стала у окна. Марлевая занавеска, слабо колеблясь от ветра, почти закрывала ее. Она
слышала, как Якушонок за ее спиной разговаривал с колхозниками. И хотя он видел этих людей в первый раз,
он находил тотчас верный тон, словно чутьем угадывал, кто тут хитрит, прикидываясь и тем и сем, а на самом
деле, как знала Антонина, просто вздорный и ленивый человечишка;
бочком, но по каким-то приметам Якушонок угадывал в нем помощника в своей работе — и вот уже человек
уходил из сельсовета, наделенный какими-нибудь полномочиями, еще не очень сложными, под силу любому
малограмотному полещуку, но, кто знает, не приведут ли они потом, как первая ступенька, к другим, большим
выборным должностям!.. Потому что ведь и певец, пока не запоет, сам не знает о своем таланте…
Председатель же сельсовета только недоверчиво покачивал головой, впрочем, не выражая определенно
своего несогласия с новым районным начальством.
“Как его зовут?” — подумала вдруг Антонина.
— Посудите сами, Дмитрий Иванович…
“А! Дмитрий”.
Она присматривалась к нему незаметно: чем он отличается от Ключарева, спокойнее, что ли? Или
затаеннее? Нет, не то.
Есть люди, которых можно убедить логическим ходом рассуждений: они западут в них, как зерна. Но
другие более непосредственны и отталкиваются от живого примера. У них каждое завоевание мысли проходит
глубокой бороздой по сердцу. Как прежде, в юности, старый доктор Виталий Никодимович, так и Ключарев на
какое-то время стал теперь для Антонины воплощением ее представления об идеале. И чем больше она
убеждалась, что сама была лишена этих идеальных черт, тем ценнее и необходимее они ей казались. Но вот
появился Якушонок, человек отличный от Ключарева, и тоже чем-то задел ее воображение, хотя она и не успела
еще разобраться в истоках этого интереса.
Антонина задумчиво подняла глаза и неожиданно натолкнулась на взгляд Якушонка. Но теперь он уже не
был рассеянным или просто любопытным, как на дороге.
Он светился сдержанной, едва нарождающейся теплотой. Антонина не могла в этом ошибиться!
— Вы были, кажется, секретарем заседания на прошлой сессии райсовета? — сказал он. — Я
просматривал отчеты.
— Да.
Она вдруг сжала губы и замкнулась.
Ответная тень недоумения и вопроса промелькнула у Якушонка. Но она смотрела замороженно.
— Должно быть, много пришлось писать. Ведь сессия шла два дня, — мягко проговорил он.
Антонина пожала плечами:
— Писать? Что же? Все было написано до меня.
И видя, что он глядит на нее с откровенным изумлением, Антонина даже чуть повысила голос.
— Ну да, существует пьеса под названием “Сессия райсовета”, сочинение Пинчука, если он не знал
этого! Все размечено и перепечатано на машинке. Не только речи выступающих, но даже реплики с мест. Она
может процитировать на память: “Председатель сессии: “Вопросы есть?” Голос с места: “Нет”.
— А если вопросы все-таки будут? — пробормотал Якушонок.
Она смотрела на него сейчас с таким искренним чувством обиды и возмущения, что он простил ей
запоздалый сарказм.
“Вы ведь тоже играли в этой пьесе?” — хотел было сказать он, но удержался.
— Больше так не будет, — только и сказал он.
Антонина притихла. Ей стало стыдно, что она как бы спрашивает ответа с этого недавно приехавшего
сюда человека, тогда как сама прожила в Городке больше двух лет. Но он не упрекнул ее ни в чем. Он принял на
себя ответственность за прошлое так же естественно, как брал ее и на будущее.
— Сессия назначена через неделю? — робко проговорила Антонина. И сама удивилась своему голосу. —
И какие же вопросы?
Ей вдруг захотелось протянуть ему руку с безмолвным раскаянием и обещанием стать на будущее время
другой, совсем другой.
Якушонок зорко взглянул на нее, и вдруг лицо его опять неуловимо изменилось. Оно стало
дружественным, доверчивым.
— Да все те же вопросы, Антонина Андреевна: о хозяйстве района, — сказал он. — Нового я еще ничего
не придумал. Вы давно в Городке? — спросил он немного погодя, слегка наклоняясь в ее сторону, словно для
того, чтобы лучше расслышать ответ.
— Третий год. А вы впервые? У вас никого, наверно, тут нет?
— Никого. Просто знал, что существует на карте такой Городок — вот и все.
Он весело и чуть смущенно развел руками. В нем появилась внутренняя скованность, и Антонина тотчас
почувствовала это.
Однако он не спешил перейти на другую, сугубо деловую тему разговора, и, следовательно, эта
связанность не тяготила его.
— Ну, и как вам понравилось у нас? — Антонина с особой радостью отождествляла сейчас себя с
Городком.
Ей всегда казалось, что она жила замкнуто и отстраненно, интересами только своей работы, а тут вдруг
оказалось, что она очень хорошо знакома со всеми здешними делами и может рассказать о них не хуже всякого
другого.
— Может быть, высокое районное начальство соблаговолит осмотреть мою больничку? — предложила,
наконец, уже совсем развеселившаяся Антонина, осторожно, мягко проверяя границы своей власти.