Golden Age
Шрифт:
Только вот мук совести эта ненависть не снимала. В первое мгновение, когда взор еще заволакивала ярость, Эдмунд считал, что он прав, целиком и полностью прав. Тельмарин перешел все границы и заплатил за то, что сделал и сказал, кровью. Пусть умрет, мерзавец! Только вот крик, раздавшийся снизу, отпечатался на сердце короля глубоким кровоточащим рубцом. Этот вой жертвы, попавшейся хищникам в пасти, принадлежал не подлецу, напавшему на заставу нарнийцев, а человеку, обычному живому человеку, которого Эдмунд толкнул навстречу смерти. И осознание этого факта вмиг отравило всю темную радость от свершившейся мести, маленькой, но мести, потешившей гордость нарнийского правителя. Глупо было оправдываться, что он сделал это ради того, чтобы подуть в рог. Наверняка Питер решил, что все это было спланировано, - младший король славился хладнокровными и порой жестокими планами атак и засад. Но сейчас им двигал не расчет, не безвыходное положение. Он лишь поддался ярости и ненависти – и отомстил всем Тельмар в лице этого молодого бедолаги, которого растерзали дикие звери. Позволил эмоциям затуманить рассудок, дал ненависти взять над собой верх – и теперь руки его запятнаны кровью. Ладони неосознанно терлись друг о друга, словно пытались счистить с кожи невидимую другим грязь. С души ее не убрать. Эдмунд кусал губы и молчал, хотя ему хотелось завыть от тоски и отчаяния. Он поступил не как король, а как варвар, и нечего лгать, что все это было во благо Нарнии! Ему бы удалось найти другой способ воспользоваться рогом, в его изобретательности не было сомнений! Видит Аслан, до рога можно было добраться иным путем, а он… Он осквернил сам титул короля Нарнии, что должен следовать законам чести и благородства даже в плену, даже притворяясь одним из врагов! Толкнул не подозревавшего человека в спину, подло и жестоко… Как избавиться от мерзкого чувства стыда и мук совести, что не дают дышать сильнее сломанных ребер? Как выкинуть из головы воспоминания о том моменте?
Эдмунд не знал. Ничего уже не вернешь, что сделано, то сделано, и нечего об этом думать и терзать себя. Однако мысли возвращались в прежнее русло, стоило хотя бы немного отвлечься, и к горлу подкатывал комок. Вроде бы и не должен король испытывать вину, ведь погиб тельмарин, противник. Его нечего жалеть, и в бою Эдмунд уничтожил бы его без тени сомнений… Но почему не удается убедить себя в том, что погибший заслужил такую смерть? Что кара, вынесенная ему в пылу гнева, была справедлива?.. Хотя разум и твердил, что игра стоила свеч и теперь нарнийцы вновь нападут на след отряда, что-то внутри мешало смириться с произошедшим. Словно сотворенное противоречило самой природе Эдмунда, но, уже совершенное и записанное в книге жизни, продолжает мучить и напоминать о себе, сдавливая горло и изводя. Не было пылающего огня внутри – лишь тлеющие угли шипели и гасли под струями холодного дождя, под который попали Тельмар под самый вечер. Вода стекала по лицу, по шкурам лошадей и насквозь промочила всю поклажу. Она смыла с рога Сьюзен грязь, и теперь реликвия сияла чистотой, будто покинула мешок Отца Рождества пару минут назад. Теперь дар сестры висел у Эдмунда на поясе: погибшему более не было в нем нужды… Король пытался не думать об этом. Взгляд Питера, вопросительный, непонимающий, в одно мгновение уничтожил все достигнутые успехи по забвению и успокоению. Эдмунд резко отвернулся, не в силах смотреть на брата, который искренне не догадывался, что служит причиной такой мрачности и унынию. Государь был одним из немногих, кто мог читать младшего короля, не отшатываться от грубого и резкого поведения, а заглядывать под него. То, что он бы там увидел, ему бы точно не понравилось. Но Питер и не старался особенно это сделать – он явно неважно себя чувствовал. Холодный дождь подорвал его выдержку, и даже сила воли Верховного короля не могла одолеть глас измученного тела. Вокруг пленника суетились встревоженные командиры, к ним вскоре присоединился и целитель. Но, видимо, ситуация не была критической, и паника быстро сошла на нет.
Солдат отправили спать. Эдмунд отсутствующим взглядом смотрел в потолок пещеры. То и дело ему попадало в бок то локтем, то коленом: Каспа возился, устраиваясь поудобней на жестких камнях. Весь день он не затыкался, и король был ему почти благодарен за это. Его звонкий, пусть порой и наигранно веселый голос прогонял тоску и уныние, что настигли нарнийца, стоило ему остаться наедине с ночной тишиной. Ничто не нарушало безмолвие, окутавшее горы. Лишь оружие караульных тихо бряцало, когда те пододвигались поближе к костру, да едва заметное дыхание остальных бойцов щекотало слух. Сон не шел, но и бодрствующим Эдмунд себя не чувствовал. Апатия, нахлынувшая на душу, сковала и уставшее тело. Не хотелось вставать, что-то делать, куда-то стремиться, о чем-то мечтать… Будто стержень внутри короля, стойкий, которым все вокруг восхищались, все-таки надломился, пошел глубокими трещинами.
Эдмунд тихо вздохнул, услышав тихий рык. Наверное, опять пумы бродят рядом с лагерем, но боятся приблизиться к огню. Он прикрыл глаза и вернулся к попыткам если не заснуть, то хотя бы задремать. У него это почти получилось, и томительное оцепенение сковало тело, когда рык повторился. Теперь он был требовательным, настойчивым. Эдмунд поморщился, сел, оглядываясь. Другие воины мирно спали, их сон ничто не потревожило. Оглохли, что ли? Караульные у костра также сидели спокойно, словно и не кружили вокруг пещеры голодные хищники. Наверное, заснули, раз не прореагировали на то, что конюх встал в неположенное для того время.
То, что на него никто не обращает внимания, вызвало в помертвевшей, застывшей после произошедшего душе слабый огонек. Может, удастся сбежать, пока никто не видит? Схватить брата и скользнуть в ночь? «Да-да, прямо к пумам в лапы!» - язвительно подсказал здравый смысл, и Эдмунд не мог с ним не согласиться. Соваться во мрак, прямиком в пасти зверям, - не лучшая альтернатива пленению. Но это не помешало королю направиться к спящему Питеру. Пока никто не замечает его, неплохо бы обсудить планы и просто поговорить по душам, впервые за эти дни, что казались вечностью. Лучи лунного света, просочившиеся через вход в пещеру, на миг ослепили Эдмунда, заставили остановиться. Глаза почти ничего не видели, так слезились, но в туманной пелене он вдруг заметил могучий львиный силуэт, что махнул хвостом и исчез. Вдруг засосало под ложечкой. Это же не…
Эдмунд сделал пару шагов к выходу, кусая губы. Теперь гостя, разбудившего его, стало хорошо видно, только вот радости от появления Аслана что-то не возникло. Младший король догадывался, что послужило причиной его визиту. Если бы и желал Великий Лев помочь своим вассалам, он пришел бы куда раньше. И почему Питер сладко спит? Не потому ли, что Аслан желает побеседовать наедине? Эдмунд глубоко вздохнул и, прогоняя плохое предчувствие, вышел из пещеры. Аслан ждал его, сидя на каменном уступе. Взгляд желтых глаз пронзил душу, вытягивая наружу все мысли и чувства, выворачивая ее наизнанку. Крепло ощущение дежавю: король уже стоял вот так, опустив голову пред Великим Львом, ссутулившись под гнетом вины за совершенное предательство. Только если тогда он предал своих родных, то сейчас, кажется, предал собственные убеждения. Сосущее чувство стыда за содеянное словно воскресло из прошлого, повернув время вспять. Повисшее молчание угнетало. Аслан просто сверлил его взглядом, а король просто не смел, не смел поднять на него глаз.
– Ты очень разочаровал меня, сын Адама, - звучный голос Великого льва пронзил тишину подобно копью. Эдмунд сглотнул. На сердце стало как-то горько и тоскливо. – Ты понимаешь, почему?
– Я поступил недостойно, - глухо ответил король. – Бесчестно и подло.
– Почему же? – внимательно посмотрел на него Аслан. Покровитель Нарнии слово за словом вытягивал самые сокровенные тайны, даже те, в которых Эдмунд сам себе с трудом признавался.
– Я… Поддался своей ненависти. Позволил жажде мести затуманить себе взор.
– Уже не в первый раз, сын Адама, - спокойно ответил Великий Лев. Эдмунд поднял на него отчаянный горящий взгляд. Кожа побледнела. Да, не единожды чувства шли у него вперед рассудка, и всегда это заканчивалось плохо! Видимо, потребовалось много лет, чтобы тот урок подзабылся и он почувствовал себя всесильным, могущим судить окружающих, хотя и сам далеко не безгрешен… Но как объяснить, что это вышло непреднамеренно? Что он искренне не хотел, чтобы тельмарин погиб, и в следующее мгновение пытался исправить то, что в пылу сделал? Чтобы Аслан понял и не разочаровался в нем, однажды поверив и дав второй шанс…
– Я понимаю, что совершил то, что для короля недопустимо. И полностью раскаиваюсь в содеянном, - начать говорить было невероятно трудно. Эдмунд выдержал проницательный взгляд Аслана и продолжил: - Этого больше не повторится. Никогда.
– Чего не повторится?
– Я больше не потеряю самообладания в битве с врагом, - твердо сказал король. Великий Лев величественно кивнул и спрыгнул со скалы. Обойдя своего подопечного кругом, Аслан остановился у него за спиной и произнес задумчиво:
– Это хорошо, но кто твой истинный враг? Поразмысли над этим, сын Адама.
– Что?.. – Эдмунд резко развернулся, но никого не увидел. Великий Лев пропал, будто и не было этого разговора, вывернувшего душу наизнанку и на миг оживившего прошлое. Что имел в виду мудрый покровитель? Что хотел этим сказать? Сколько вопросов возникло у короля, а ответов было так мало! Немного раздосадованный этим, он пошел к пещере, погрузившись в свои мысли, и вздрогнул, когда хорошо знакомый и ненавистный голос окликнул его.