Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
Он крепко обхватил голову руками.
— Хочет он этого или нет, — продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, — а я, клянусь Господом, буду на ужине!
— Как дела? Что новенького? — с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
— Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, — сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире «Венеция», были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
— Ну, рассказывайте скорее, — велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.
— Давай ты, мой благородный друг, — сказал нормандец.
— У меня не получится, голубчик, — отвечал гасконец, — лучше ты.
— Дьявол вас раздери! — вскричал Гонзаго. — Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
— Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
— Тише! — вскричал оглушенный принц. — Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
— Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии 131 мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир «Венеция», они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.
131
Имеются в виду герои «Буколик» («Пастушеских песен») Вергилия — аркадские пастухи. Аркадия — область в Пелопоннесе в Древней Греции.
— Только короче, — велел Гонзаго.
— Ясно и четко, — добавил Навайль.
— В двух словах дело обстоит следующим образом, — начал брат Галунье. — Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: «Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу». У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу — о, это было не так-то просто! — тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: «Приятель, ты что тут потерял?» — «Портрет своей любовницы», — ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!
— Короче, — велел Гонзаго.
— Да что вы, ваша светлость, я и так стараюсь, как могу! По улице Сент-Оноре ездит столько верховых и карет, что след совсем затоптали. Я двинулся прямо к реке…
— Каким путем? — осведомился принц.
— По улице Ораторианцев, — ответил Галунье. Гонзаго и его сообщники переглянулись. Если бы Галунье назвал улицу Пьера Леско, то теперь, когда они знали о похождениях Ориоля и Монтобера, нормандец сразу потерял бы всякое доверие. Но по улице Ораторианцев Лагардер вполне мог спуститься к реке. Тем временем брат Галунье преспокойно продолжал:
— Я говорю вам все как на духу, прославленный принц. На улице Ораторианцев я снова вышел на след и дошел по нему до самого берега. Там опять ничего. Неподалеку болтали какие-то матросы, я подошел. Один, говоривший с пикардийским акцентом, рассказывал: «Их было трое. У раненного дворянина срезали кошелек, а потом сбросили его с откоса у Лувра. Я спросил: „А самого дворянина-то вы разглядели, господа хорошие?“ Сначала они не хотели отвечать — думали, что я из шпионов господина начальника полиции. Но я добавил: «Я служу у этого дворянина, его зовут господин де Сен-Сорен, он
Родом из Бри и всегда был добрым христианином». — «Упокой, Господи, его душу! — сказали они тогда. — Мы его хорошо рассмотрели». — «А как он был одет, друзья мои?» — «На лице черная маска, а сам в белом атласном полукафтане».
По кучке слушателей пробежал шепоток, они стали обмениваться знаками. Гонзаго одобрительно кивнул. И только на лице у мэтра Плюмажа-младшего играла скептическая улыбка. Он думал про себя: «Вот хитрющий нормандец, раны Христовы! Но погоди, мое сокровище, мой черед еще не пришел, битый туз!»
— Ну, стало быть, так, — продолжал Галунье, ободренный успехом своей побасенки. — Может, я изъясняюсь не как литератор, но ведь моя работа — держать шпагу, да и присутствие вашей светлости меня смущает, при моем чистосердечии этого не скроешь. Но в конце концов правда есть правда. Исполняй свои долг, и плевать на то, что о тебе будут говорить! Я прошел вдоль Лувра, потом между рекой и Тюильри до самой заставы Конферанс. Затем двинулся по Бур-ла-Рен, потом трактом на Бийи и бечевником на Пасси, миновал Пуэн-дю-Жур и Севр. У меня была одна мысль, сейчас увидите. Наконец, я добрался до моста Сен-Клу.
— Сети! — прошептал Ориоль.
— Вот именно, сети, — подмигнув, согласился Галунье, — вы попали в самую точку.
«Неплохо, весьма неплохо, — подумал мэтр Плюмаж. — Этак я и впрямь сделаю из этого плута Галунье что-нибудь путное».
— И что же ты обнаружил в сетях? — недоверчиво нахмурившись, осведомился Гонзаго.
Брат Галунье расстегнул свой полукафтан. Плюмаж вытаращил глаза. Этого он никак не ожидал. Предмет, который Галунье достал из-за пазухи, был найден им вовсе не в сетях у моста Сен-Клу. Этих сетей он в глаза не видел. В те времена, так же как и сегодня, сети у моста Сен-Клу были скорее всего широко распространенным мифом. То, что брат Галунье извлек из-за пазухи, он нашел в покоях Лагардера этим утром, во время первого их посещения. Он взял это без каких-либо определенных целей, просто потому, что не любил, чтобы что-нибудь валялось без дела. А Плюмаж тогда ничего не заметил. Это был ни много ни мало белый атласный полукафтан, в котором Лагардер явился на бал к регенту. Галунье предусмотрительно окунул его в трактире «Венеция» в ведро с водой. Он протянул полукафтан Гонзаго, и тот в ужасе отпрянул. Все вокруг испытали то же чувство: это был вне всякого сомнения наряд погибшего Лагардера.
— Ваша светлость, — скромно проговорил Галунье, — труп слишком тяжел, и я сумел принести только это.
«Ризы Господни! — подумал Плюмаж. — Мне придется Держать ухо востро, этот плут — малый не промах!»
— А ты видел труп? — осведомился Пероль.
— Позвольте, — приосанившись, заметил брат Галунье. — Разве мы с вами вместе пасли гусей? Я вам не тыкаю. Оставьте свои непристойные фамильярности, его светлость ничего такого вам не позволял.
— Отвечай на вопрос, — потребовал Гонзаго.