Горы моря и гиганты
Шрифт:
По распоряжению Делвила турмалиновые полотнища переместили в подземные лаборатории. Физиков, хоть они и происходили из правящих семейств, он под угрозой смерти заставил заниматься этой опасной работой: вся власть была сосредоточена в его руках. Этим ученым — мужчинам и женщинам, спасшимся от уничтожения первобытными тварями, бежавшим с поверхности земли — теперь не оставалось ничего иного, кроме как приблизиться к страшным сетям, которые, собственно, и породили такое бедствие. Делвил — за последние недели совсем поседевший, сильно осунувшийся — ежедневно вызывал их к себе. Они отчитывались. Все они разделяли его ненависть к чудищам; но злились и на него самого. Они, ежедневно являясь к нему с отчетом, не знали, что он за ними наблюдает: доискивается, не открыли ли они чего-нибудь такого, что позволит им возвыситься над ним. Говорил он только о своей ненависти к чудищам, о необходимости защитить британские города предприятия людей. Ни слова о том, что на самом деле он замышляет месть, собирается уничтожить целый материк. Он хотел бы поступить с этим материком так же, как скандинав Кюлин поступил с исландскими горами: расшатал их… и они вспучивались, пока не лопнули. Так же и он, Делвил, заставит лопнуть Гренландию: от основания и до самого верху, вдоль и поперек. Когда-то персидский царь велел бичевать море, потому что оно разбило его мосты: как хорошо он, Делвил, понимал сейчас этого царя!
Чудища появлялись с севера, с нерегулярными и непонятными перерывами. Их трупы заражали море. Делвил со своими помощниками работал в Лондоне, под землей. Для опытов они использовали животных и людей. Делвил ощутил прилив счастья, осознав, что наконец научился без ущерба для полотнищ размельчать их и эти маленькие фрагменты — в виде кружков, листков — прививать живым существам. Он взревел: «Эти бестии! Меловой период! Возрождение мелового периода! Что с того. Пусть приходят. Чем больше их будет, тем лучше. Пусть они всё хорошенько прочувствуют».
Тен Кейр отважился-таки перелететь через Дуврский пролив. Делвил принял его, окруженный своими физиками; первым делом обнял; и зашептал ему на ухо:
— Я больше себя не стыжусь. Кризис вот-вот закончится. Боже, что это было за время! Я, Тен Кейр, можно сказать, не жил. Посмотри на меня, на мое лицо: за два месяца я состарился лет на двадцать. Они за это поплатятся. А я буду снова здоров. Здоровее, чем прежде.
— Вы, Делвил, уже далеко продвинулись?
— Давай станем братьями. — Он потянул брюссельца в сторону; вместе они двинулись по длинным, как улицы, подземным переходам. — Хотя я ничего не забыл. Помнишь, Тен Кейр, как ты обошелся со мной, когда однажды я тебя навестил, еще до гренландской экспедиции? Нет, все правильно. Ты со мной обошелся правильно. Я в то время еще заигрывал с поселенцами. А ты мне вправил мозги. Так и надо было, Тен Кейр. Я тебе благодарен. Я в то время едва не потерял себя. Едва не подался к этим собакам. Случись такое, как бы я сейчас выл от страха перед амфибиями и ящерами! Но теперь у меня уже нет причин стыдиться себя. У тебя тоже, Тен Кейр… брат мой Тен Кейр. Считай, что мы стали братьями. Пробил наш час. И я счастлив, что дожил до него. На моей совести Гренландия, Исландия. Я хочу отяготить свою совесть еще больше. Пусть они боятся меня.
— Кто должен тебя бояться, Делвил? Мы победим этих тварей. И всё.
— Нет, не всё. Эго ты говоришь, не я. То, что случилось со мной…
Глаза Делвила остекленели; Тену Кейру вспомнилась их встреча в Брюсселе — как Делвил, сидевший на низкой скамеечке, вдруг поднял кулаки, простонал: «Не по мне они. От всего сердца тебе говорю: не по мне. Можешь считать, их уже сейчас нет». Делвил добился своего. Он их ненавидит. В голове Тена Кейра мелькнула мысль: «Делвил сам чем-то напоминает этих серых, внушающих ужас тварей». Как же изменилось лицо лондонского сенатора с тех пор, как они виделись в последний раз! Черты стали малоподвижными, глубже впечатанными; кожа приобрела пепельный оттенок бетонных стен, среди которых он теперь живет; жесты — медленные и внушительные, а не порывистые, как прежде; голос — ровный, без модуляций…
— Мне, Тен Кейр, недостаточно одержать победу над ящерами. Посмотрим, что нам дадут результаты опытов. Я разыщу то место, где эти твари рождаются. Я сам отправлюсь туда. Им не жить больше. И той земле, что их родила, не жить.
Тен Кейр попытался заглянуть ему в глаза.
Делвил продолжал:
— Посмотрим. Мы снова развяжем себе руки, брат мой Тен Кейр. «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
Он не замечал, что бельгиец стоит неподвижно, со скрещенными на груди руками.
К ЛЕТУ, когда наплыв гренландских чудищ уменьшился, помощники Делвила добились первых значительных успехов. В Северном море (к югу от Скандинавии и Ютландии), а также в шотландских горах (южнее залива Мори-Ферт) начали размещать новое оружие. Ничего более удивительного и ужасного Земля прежде не видела. В океане, на самых мощных судах, и в шотландских горах — на тысячниках Керн-Горм, Милл-Тонейл, Крэг-Мигэд — воздвигались высокие башнеобразные сооружения. Издали они выглядели как узкие скалы с нерегулярными выступами. Но тот, кто понаблюдал бы за ними подольше, заметил бы, что их очертания постоянно меняются: в каком-то месте они становятся шире; где-то выступ теперь расположен выше; внизу сооружение частично осело, но при этом вытянулось вверх… Башни были темными, словно крупнозернистый порфир; какие-то их части казались сморщенными, как кожа, а другие отражали свет — блестели, как мех.
На корабельных палубах, на вершинах шотландских гор люди создавали этих чудовищ с помощью турмалиновых сетей. Сначала сваливали в кучу камни и древесные стволы: сочетали их браком. Когда под влиянием огня, исходящего от полотнищ, они начинали расти (и прежде, чем этот огонь гас), на них, как на тлеющие угли, высыпали слоями туши животных, всякие растения травы. И наконец в эту почву вживляли человека. Биологи и физики с фабрик Меки имели большой опыт работы с живыми организмами; они быстро поняли, что излучение турмалиновых полотнищ является для всякой живой субстанции неиссякаемым (и, как им сперва казалось, не поддающимся дозировке) стимулирующим средством. Сила роста — которая в пределах отдельного организма, животного растения камня, ограничена (то есть если какое-то животное достигает зрелости быстрей, чем другие, оно потом раньше старится и умирает) — из турмалиновых кристаллов изливается нескончаемо-щедрым потоком. Теперь люди овладели этой Прасущностью, живущей в пламени Земли и звезд. Теперь отпала нужда в питательных и стимулирующих растворах, которые использовали для своих опытов с травянистыми растениями и деревьями еще Глоссинг и Мардук. В ходе их опытов обнаружилась ужасная разрушительная мощь этой силы: она взрывает любую взаимосвязь, стимулирует рост отдельных частей, разрушая организм как целое. Она, подобно огню, одинаково воздействует на движущееся и покоящееся, твердое и мягкое. В результате опытов с растениями, а потом с животными удалось направить этот поток стимулирующей энергии на железы и системы, от которых зависит естественный рост. Был продлен период молодости организмов. Тела перестали разрушаться. После этого помощники Делвила начали хватать поселенцев и использовать их для опытов над людьми. Но те люди, которых теперь вживляли в каменно-древесные фундаменты, принадлежали к сенаторскому сословию. Делвил предложил для испытаний себя, однако его предложение отклонили. Среди спасителей, ранее принимавших участие в жестоких походах против британских поселенцев, нашлось достаточно добровольцев.
Несущие конструкции устанавливались на палубах кораблей и вершинах гор; потом начиналось строительство самих башен — из живых субстанций. Впервые ученые стояли на строительных лесах галереях платформах, возведенных вокруг таких фундаментов, и давали указания, определяли необходимую дозировку турмалина, смешивали компоненты, управляли развитием животной и растительной жизни. Они испытывали восторг; инженеры биологи физики посматривали на Делвила, который, как всегда, со строго-напряженным лицом наблюдал за происходящим, прохаживаясь по стройплощадке. Скандинава, который спасся от первобытных тварей, он еще в Лондоне спросил, обещает ли тот никому не рассказывать о хранилище на фландрском побережье. Скандинав дать такое обещание отказался — и его доставили на Милл-Тонейл, замуровали в нижний слой камней и балок.
— Для тебя это привычное дело, — усмехнулся Делвил, когда жертву втащили на леса, — ты ведь уже однажды лежал под ящером. Потерпи. Ты сам знаешь, что обязан жизнью турмалиновым полотнищам. Теперь твоя жизнь послужит полезной цели.
Длинноволосый скандинав выл от ужаса, глядя на разбухающее тесто, в которое рабочие бросали мох землю доски.
— Это, мой друг, делается для того, чтобы другие, которые будут наверху, — наши мужчины и женщины — питались вами. Так что тебе, хочешь не хочешь, придется молчать.
Лицо скандинава страдальчески скривилось, но оставалось на удивление свежим:
— Пусть я и вижу только твою башню, Делвил, но восхваляю я мощь Земли. Тебе ее никогда не одолеть. Я восхваляю эту великую силу. Я чувствую, что пребываю в ней. Нет никакой границы между нею и мною. Я не боюсь. Вы меня растворите. Что же. Я хочу туда.
И когда его схватили, голого; когда огромные хрустальные клещи сомкнулись ниже грудной клетки; когда этого человека уже держали над тестом — он, в полуобморочном состоянии, продолжал бормотать хвалу Земле. Потом свисающие рука и ноги, соприкоснувшись с опарой, начали бесформенно распухать. Клещи отпустили скандинава. Он стоял… Упал на руку… Изогнулся, будто хотел подняться, оторваться от вязкой массы; но из спины у него уже торчал, как нож, отросток позвоночника; грудная клетка выгнулась бочкой. Голова погрузилась в тесто; доски, пускавшие всё новые ростки, вобрали человека в свой войлок.