Греческая эпиграмма

Коллектив авторов

КЛЕОФАНТИДЕ

1

Медлит Клеофантида. Уж в третьем светильнике пламя Стало клониться, и вот медленно гаснет оно. Если бы в сердце огонь погас со светильником вместе И не сжигал бы меня долгой бессонной тоской! Как она часто Кипридой клялась, что придет на закате, Но не желает щадить ни божества, ни людей!

2 [152]

Клеофантида! Скажи: каково для двоих упоенье, Если обоих Эрот с равною силой стремит? Есть ли Арей, или срам, или ужас такой, что возмог бы Силой внезапной разъять слитые страстью тела? Если бы члены мои опутаны были сетями, Теми, что сладил Гефест хитрым искусством своим, — Все же, с тобою

соплетшись, прелестница, стан твой объявши, Я наслаждаться бы мог негой касаний твоих, Было бы мне нипочем, госпожа, кто бы нас ни увидел — Путник, сосед иерей или супруга моя.

152

«Клеофантиде» (2). В эпиграмме намек на рассказ Гомера («Одиссея», VIII, 266 сл.) об измене Афродиты своему мужу, хромоногому Гефесту, с богом войны Аресом. Гефест ловко опутал любовников сетью и созвал всех богов поглядеть на них.

* * *

Целую ночь, покояся рядом со мною на ложе, Горькие слезы лила радость очей Феано. Чуть только Геспер свой бег направил к вершинам Олимпа: «Близок денницы восход», — сетовать стала она. Смертным ничто не по нраву, но если Эрот твой владыка — То киммерийская ночь будет желанна тебе.

ОТВЕТ ДРУГУ АГАФИЮ

Да, необуздан Эрот и не знает законов. Найдется ль Дело, что в силах отвлечь от безрассудства любви. Если ж законы и право тебя занимают всецело, Значит в груди у тебя нет безрассудной любви. Да и какая же это любовь, если узким проливом Можно совсем разлучить с девой твоею тебя? Силу любви нам Леандр показал. Презирая опасность, Плыл он, отважный пловец, ночью по черным волнам. А для тебя и суда есть, мой друг, только ты посещаешь Чаще Афину, — совсем ты о Киприде забыл. Дело Паллады — законы, а Пафии — страсть; и найдется ль, Молви, такой человек, чтобы обеим служил?

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ВЕНОК [153]

После того, как играя со мной на пирушке, украдкой Бросила мне Харикло на волоса свой венок, Жжет меня адское пламя. Знать, было в венке этом что-то, Что и Креонтову дочь, Главку, когда-то сожгло.

* * *

Тот, кто заносчивым был и сводил надменные брови, Ныне игрушкой в руках девушки слабой лежит. Тот, кто когда-то считал, что надо преследовать деву, Сам укрощенный, теперь вовсе надежды лишен. Вот он, простершийся ниц и от жалобных просьб ослабевший, А у девчонки глаза гневом пылают мужским. Девушка с львиной душой, даже если твой гнев и оправдан, Все же надменность умерь, ведь Немезида близка.

153

«Заколдованный венок» — Здесь намек на миф о Медее, погубившей из ревности дочь коринфского царя Креонта, Главку, послав ей отравленные платье и венок.

НА ПРИБРЕЖНЫЙ САД

Понт основанье земли омывает своею волною. Суши зеленой хребты здесь отразились в воде. Был мудрецом, кто слил здесь море с землей и садами, Воды речные наяд с влагой морской нереид.

НА САДЫ ЮСТИНИАНА

Спорят о том нереиды, с наядами гамадриады, Кто это место своим более вправе назвать. Судит Харита их спор, но решенье сама не находит, — Так им обязана всем местность своей красотой.

НА «ВАКХАНКУ» В ВИЗАНТИИ

Эта вакханка в безумье отнюдь не созданье природы — Только искусство могло с камнем безумие слить.

АГАФИЙ

[154]

НА ИЗОБРАЖЕНИЕ АРХАНГЕЛА МИХАИЛА

Ангелиарху незримому, духу, лишенному плоти, Форму телесную дать воск-воплотитель дерзнул. И не без прелести образ; его созерцая, способен Смертный для мыслей святых лучше настроить свой ум. Не беспредметно теперь его чувство; приняв в себя образ, Сердце трепещет пред ним, как пред лицом божества. Зрение

душу волнует до дна. Так умеет искусство Красками выразить то, что возникает в уме.

154

Историк и поэт, составитель третьей по счету антологии эпиграмм.

ВСТУПЛЕНИЕ К АНТОЛОГИИ

Стелы, картины и доски с почетными текстами, — вот где Радость для тех, кто сумел эти награды стяжать; Радость, пока они живы: людские отличья ничтожны, И за умершим в Аид, право, они не пойдут. Лишь благородство и мудрость пойдут и туда за умершим И остаются у нас, в памяти нашей всегда. Так ни Платон, ни Гомер не гордятся картинами, или Стелами, — только одной мудростью горды они. Счастливы мудрые, память о ком сохраняется в книгах, — Не обитает она в изображеньях пустых.

ПОСВЯЩЕНИЕ АФРОДИТЕ

Мы — девять Дафновых книг, от Агафия. Наш сочинитель Всех, о Киприда, тебе нас посвящает одной; Ибо не столько о Музах печемся мы, как об Эроте, Будучи все целиком оргий любовных полны. Сам же он просит тебя за труды, чтоб дано ему было Иль никого не любить, или доступных легко.

НОВЫЙ ПОЛЕМОН [155]

Взяв в образец Полемона, остригшего в сцене Менандра Пряди роскошных волос грешной подруге своей, Новый, второй Полемон окорнал беспощадной рукою Кудри Роданфы, причем не ограничился тем, Но, перейдя от комических действий к трагическим мукам, Нежные члены ее плетью еще отхлестал. Ревность безумная! Разве уж так согрешила девица, Если страданья мои в ней сожаленье нашли? Нас между тем разлучил он, жестокий, настолько, что даже Видеть глазам не дает жгучая ревность его. Стал он и впрямь «Ненавистным» за то. Я же сделался «Хмурым», Так как не вижу ее, «Стриженой», больше нигде.

155

«Новый Полемон».«Ненавистный», «Хмурый», «Стриженая» — названия комедий Менандра.

* * *

Плакал я всю эту ночь, а когда рассвело и настало Утро, утешившись, я очи сомкнуть захотел, — Защебетали вокруг меня ласточки. Снова в страданья, Сладостный сон отогнав, птицы повергли меня. Очи совсем не жалеют себя, их сомкнуть не могу я, А уже в сердце моем мысль о Роданфе опять. О, перестаньте, болтуньи, завистницы птицы — не я ведь У Филомелы язык этой отрезал рукой. Итиса лучше оплачьте в горах и, на каменных ложах Сидя, пролейте слезу вы об Удода судьбе. Пусть хоть немного посплю, и сон мне, быть может, приснится, Что обнимают меня руки Роданфы моей.

СОТРАПЕЗНИЦЕ

Я не любитель вина; если ж ты напоить меня хочешь, Прежде чем мне поднести, выпей из кубка сама. Только губами коснись, и уж трудно остаться мне трезвым, Трудно тогда избежать милого кравчего чар. Он поцелуй от тебя принесет ведь с собой, этот кубок, Ласки, полученной им, вестником будет он мне.

* * *

— Что ты вздыхаешь, приятель? — Влюбился. — В кого же? — В девицу. — Разве уж так хороша? — Да, хороша на мой взгляд. — Где присмотрел ты ее? — На обеде одном, где на общем Ложе я с ней возлежал. — Как же дела? На успех Есть ли надежда? — О да, и большая, мой друг. Но открытой Связи я с ней не ищу, жажду лишь тайной любви. — Брака законного все избегаешь? — Узнал я наверно, Что состоянье ее вовсе не так велико. — Если «узнал», так не любишь ты, лжешь. Помраченный любовью, Разве способен бы был правильно мыслить твой ум?

* * *

Прежде, бывало, она гордилась своей красотою, Волны кудрей распустив, чванилась пышностью их; И насмехалась все время надменно над нашей тоскою. Ныне… в морщинах рука, прелесть былая ушла… Груди висят и повылезли брови, глаза потускнели, Губы лепечут теперь, шамкая, старческий вздор. Я на тебя призываю Любви Немезиду — седины: Судят правдиво они, кару спесивым неся.

ПАВЛУ СИЛЕНЦИАРИЮ ОТ АГАФИЯ, ЗАДЕРЖИВАЕМОГО ВНЕ ГОРОДА ЮРИДИЧЕСКИМИ ЗАНЯТИЯМИ