Григорий Шелихов
Шрифт:
к столу.
Над столом, за спиной наместника, висел портрет Петра I в копии,
намалеванной с работы знаменитого английского придворного живописца
Кнеллера. На столе по правую руку высилось зерцало.* На лицевой
стороне зерцала Григорий Иванович успел прочесть слова: "суд божий
есть..." и "...яко первое и важное дело ведать все уставы
государственные и важность их". (* Трехгранная призма, увенчанная
двуглавым орлом, по ее сторонам были
три печатных указа Петра, относящиеся к отправлению законности и
правосудия в империи.)
– Как звать? Откуда родом? Занятие или ремесло? - спрашивал
наместник, как обычно допрашивают подследственных или подсудимых
людей.
– Извольте видеть, тот и есть, кто нам нужен, - обратился Пиль к
незнакомцу в сером мундире. - С чего угодно приступить, господин...-
Пиль сделал вид, что забыл фамилию прибывшего из столицы чиновника.
– Кайданов, ваше превосходительство! - подсказал тот с
невозмутимым видом. - Если не возражаете, зачитаем предписание и
отберем расписку, а уж потом...
Чиновник встал и, слегка прокашлявшись, ровным, монотонным
голосом прочел взятую из лежавшей перед ним на столе стопки бумаг ту,
для оглашения которой он проделал шесть тысяч верст до Иркутска.
– "Его превосходительству Восточной Сибири и Колыванского края
наместнику, генерал-поручику и кавалеру Ивану Алферьевичу Пилю.
Между несчетными благами, коими Россия облагодетельствована от
Екатерины Вторыя, приятнейшими почитать должно добрые сношения с
китайским двором и мир на дальней восточной границе нашей державы.
Поелику ненужное и вредное устремление иркутского первой гильдии купца
Григория Шелихова, хотя и поддержано вашим превосходительством, явно
угрожает нарушением заключенных высокими сторонами трактатов и
вытекающей из оных обоюдной пользы, предписываем направляемому в ваше
распоряжение младшему советнику коллегии иностранных дел Кайданову
объявить ему о сем под вашим наблюдением и отобрать подписку в
объявлении означенного Шелихову нашего распоряжения.
Президент коллегии иностранных дел генерал-фельдцейхмейстер и
наместник Таврический 3убов".
– Уразумели? Подпишитесь! - протянул петербургский чиновник
прочитанную бумагу Шелихову. В голосе его явно звучала недопустимость
сомнений в "благодеяниях" императрицы, от которых изнывала Россия, и -
еще более - убеждение в ненужности "вредных устремлений" купца
Шелихова.
Совершенно ошеломленный, мореход молчал, с лицом, залитым краской
стыда и посрамления,
колебания вывел крупными размашистыми буквами: "Иркутский первой
гильдии купец, именитый гражданин города Рыльска Григорий Шелихов".
– Титулование при подписании правительственных указаний излишне,
– поморщился Кайданов, но, увидев бешеные глаза Шелихова, отступил от
него на шаг и обратился к Пилю: - Разрешите приступить к опросу, ваше
превосходительство?
Пиль молча кивнул и, не выдерживая бесстрастия, которое следовало
бы соблюдать как тон, приличествующий в присутствии представителя
верховной власти, сказал членам совестного суда:
– Старая кляуза! Господа заседатели уже немало приложили труда,
чтобы распутать ее злонамеренность. Я полагал, что адмиралтейская
коллегия, удостоверившись из представленной журнальной мореходческой
записки и свидетельских сказок, в которых отнюдь не утаивались все те
покушения, какие были от американцев на компанию Шелихова и от него на
них, признала законность самозащиты. А сейчас вижу, в дело вошла
иностранная коллегия по причинам, которые прибывший к нам в сей оказии
господин... - Пиль упорно забывал фамилию петербургского чиновника и,
услыхав скромно подсказанное "Кайданов", произнес отчетливо: -
...господин Капканов разъяснить мне не мог, то и нам остается,
выполняя волю высшего начальства, заново рассмотреть донесение
подлекаря Бритюкова капитану Биллингсу от второго ноября тысяча
семьсот восемьдесят седьмого года... Впустить Бритюкова!
В кабинет наместника в сопровождении тюремного конвойного солдата
вошел и остановился на пороге, испуганно щуря подслеповатые гноящиеся
глаза, заросший рыжей щетиной неказистый мелкий человечек. Оглядев его
с брезгливым интересом, петербургский чиновник, принявший на себя,
по-видимому, роль прокурора, обратился к Шелихову:
– Ты... вы... знаете этого человека, Шелихов?
– Очень даже хорошо знаю, ваше благородие! - твердо ответил
мореход. Он вполне уже овладел собою и решил покорно принять срам и
наказание за старый "грех". - Этот человек на кораблях единою почти
тягостью был в плавании моем.
– Почему, любопытно знать, именно этот человек, сообщавший власти
о противозак... о сомнительных действиях ваших, был вам в тягость?
– Его спросите, ваше благородие, он про то знает, да и в деле
имеется...
– Я вас спрашиваю, Шелихов!