Харама
Шрифт:
— Вы позволите?
На стальной крышке был выгравирован двуглавый орел.
— Этот орел — двуглавый, — пояснил Шнейдер, — у него два головы. Старинная вещь. Теперь этот орел уже умер — паф! паф! — охотники убили бедный орел. Get"ot[26]. — И он рубанул воздух ладонью. Потом сказал: — Ну вот, теперь я буду уходить, нехорошо заставлять ожидать старушка супруга.
Дон Марсиаль и Кармело также встали и подошли к стойке. За столиком остался один
— Как закончилась игра?
— Как всегда.
Шнейдер сказал Маурисио:
— Я прохожу теперь на момент попрощаться с хозяйка.
Маурисио кивнул.
— Игра обошлась без неожиданностей, — сказал шофер.
Шнейдер прошел по коридору и заглянул в кухню:
— Вы позволите? Сеньора Фаустина, я уходит домой.
— Очень хорошо, сеньор Эснайдер, передайте жене, что на этой неделе я обязательно зайду посидеть с ней часок.
— Я оче-ень рад, конечно. Ей это будет оче-ень приятно.
— Большое спасибо за фрукты. Вот, возьмите вашу корзинку. И не смейте больше носить нам ни инжира, ни чего бы то ни было еще, понимаете? Надо, чтоб вы это хорошенько поняли.
Старик улыбнулся, принимая корзинку из рук Фаустины. Инжир перекочевал в глиняную миску, которая стояла теперь на полке, украшенной бумажным цветным кружевом. Из сада доносился гомон.
— Оче-ень много народ, — сказал Шнейдер, показывая на окно.
— Одна морока. От этих больше неудобств, чем дохода.
Появилась Хустина.
— Мама, дай тряпку. Здравствуйте, сеньор Эснайдер, добрый вечер. Там пролили немного вина на стол, где взять тряпку?
— О, богиня из Сан-Фернандо пришел взять тряпка! И слава богу, потому что наконец-то я увидел моя принцесса, самая красивая девушка Испании! Сегодня ночью мне будут спиться хорошие сны, я уверен, что демоны не будут посетить меня, когда я сплю.
Хустина рассмеялась:
— Ого, какой вы галантный кавалер! Перед такой речью ни одна не устоит. Неужели все так говорят в Берлине? Представляю, какое удовольствие пройтись там по улице.
— О нет, Берлин скучный, некрасивый, много снега на улице. Без солнца нельзя увидеть красивый девушка. Только снег, который топчут ногами, и он становится совсем грязный.
— Надо же, вам он не нравится. Я уверена, там наверняка есть много красивого: памятники, дворцы… Просто вы не замечали, привыкли и потому не обращали внимания. Готова поспорить, что уж я-то была бы от города в восторге, что бы вы ни говорили. Ну, я пошла, доброй ночи.
Она взяла тряпку, висевшую возле плиты, и пошла в сад.
— Не беспокойтесь, — сказали ей, — не стоит труда. Не успеете оглянуться, они снова прольют.
— А
— Тот, когда не время спрашивать, который час, — ответил Сакариас.
Фернандо наполнил стаканы. Хустина ушла.
— И в самом деле, Рикардо. Дай людям жить.
— Какая складная у хозяина дочка! — заметила Марияйо. — Она немножко похожа на Джину Лолобриджиду, правда?
Румба кончилась.
— Вот приглашу-ка я ее танцевать, — сказал Фернандо.
— А она не пойдет.
— Пусть только появится, увидишь.
Все вернулись к столу. Парень из Легаспи, тот, что был потоньше, сел рядом с Лолитой, с которой только что танцевал. На нем была солдатская рубашка.
— Моя жизнь — это кинофильм, — говорил он ей, — комедия и трагедия одновременно.
— Неужели?
— Ну да.
Лолита смеялась. Другой парень из Легаспи принялся громко хлопать в ладоши.
— Теперь пусть принесут две бутылки за наш счет.
— Да тут еще есть.
— Неважно, такая вещь никогда не лишняя.
— Мигель, почему ты не споешь?
— Слушай, кстати, как тебя зовут?
— Лоли.
— Стало быть, Долорес.
Рикардо смотрел на них.
— Нет, только Лоли, пожалуйста, — Лоли. Ненавижу имя Долорес, слышать о нем не хочу. Долорес значит «страсти господни», а всяких ужасов и так хватает, незачем лишний раз напоминать.
Парень из Аточи встал и пошел к курятнику.
— Да есть и другие имена, которые значат то же самое: Ангустиас, Мартирио…
Запели песню. Неяркий свет падал на желтоватую стену дома, на окно комнаты Хустины, на выщербленную кирпичную стену, окружавшую сад. Дальняя его часть казалась пустынной, почти дикой, туда из-за густой листвы не попадал свет лампы. Вдруг все обернулись:
— Что там делает этот сумасшедший?
Парень из Аточи с криком бегал по саду.
— Ко мне! — кричал он. — Ко мне, гончие!
— Кролик! Кролик!..
Парни из Легаспи бросились ему на помощь. Белый кролик зигзагами метался между ножками столов и стульев, увертываясь от преследователей, напуганный их криками и топотом ног.
— Он возле тебя, Федерико, хватай его!..
Крича и смеясь, носились они как сумасшедшие, задели ножку стула, на котором стоял патефон. Лукас крикнул:
— Осторожней, вы, черти!
Никто не обратил на него внимания.
— Ну видишь, вот тебе и неприятность, — сказал Рикардо.
Загнанный кролик беспорядочно рыскал, ускользая из-под ног троих преследователей, несколько раз ткнулся мордой в сетку курятника, стремясь вернуться в свое убежище.
— Не зевай, не зевай, удерет!..