И на Солнце бывает Весна
Шрифт:
– Нет, нет!
– я закричал.
– Это бред! Что вы делаете? Что вы все делаете!
– я бросился к столу, схватив огромную чернильницу, и хотел бросить в майора, но тот поднялся, выхватил её так умело и грубо, что даже не пролилось и капли темно-синей, как воды реки Воронеж, жидкости. Я повалился на пол, сумев ухватить показания врача, стал жевать бумажку ладонью, пока не получил удар в затылок. Перед глазами поплыли круги, они превращались в морды, а затем в треугольные, ромбовидные и иные лычки НКВД. Они плясали передо мной, словно тысячи ярких, необычайно близких, и потому жгучих до нестерпимой боли звёзд.
Очнулся я на полу. Пряхин вылил мне на лицо графин с необычайно
– Проклинаю тебя! Ты предал отца! Ненавижу! Ты ответишь!
– хрипел я, а маленькая гадина, что совсем недавно пищала в моей душе, схватив зубками свой крысий хвостик, навсегда убегала куда-то далеко, видя моё пробуждение, мой гнев.
– Я... я... никогда не прощу!
Но Пряхин смотрел на меня без злобы. И впервые на его холодном лице я прочёл что-то странное, будто бы в нем, где-то глубоко-глубоко ещё таилась человеческая душа. Спрятанная внутри в колоды, во внутреннюю тюрьму, она на миг прорвалась. Мне показалось, что по его щеке катилась слеза, а может быть, это всего лишь брызги из графина попали и на него.
Сейчас, Мишенька, вспоминая это, я даже жалею о тех словах и проклятиях, что сыпались из меня, будто сотни змей. Даст бог, со временем я объясню тебе, почему.
Впрочем, моя тетрадь заканчивается, вот, всего несколько клеток не заняты на последнем листе. А я ведь почти ничего тебе и не рассказал. Во всяком случае, всё это - лишь начало моей истории, а главное не вошло. Продолжение ты прочтешь в другой, красной тетрадке, ты найдешь её без труда рядом с этой, или среди книг. Я не стал при жизни рассказывать тебе об этих записях, но молюсь, что они не затеряются в вечности. Ты обязательно найдёшь их, прочтёшь. Очень, очень крепко молюсь, ничего иного мне не остаётся...
15
До трёх часов ночи, включив свет на двух этажах домика и вооружившись мощным рыбацким фонарём, который когда-то подарил мне дядя Гена, я искал красную тетрадь с продолжением истории. Искал с остервенением, как, быть может, пьяница разыскивает спрятанную бутылку. В ту ночь я был также неадекватен, как любой зависимый. Мне нужно было во что бы то ни стало именно сейчас узнать продолжение истории, погрузиться в неё, читать и читать, пока не придет рассвет.
Но красной тетради нигде не было. Иногда попадались какие-то пожелтевшие записки, и видя, что это рецепты, кулинарные записи, выписки из астрологических книг и прочая ерунда, я со злобой бросал их. Пот выступил на лбу, и мне стоило бы остановиться, задуматься и понять, что этой тетради в домике просто нет. Да и вообще, кто знает, Звягинцев обещал начать новые записи, но на деле его закружили стариковские дела, вот эти все бесконечные рецепты, звёзды и блюда из капусты, и он так и не начал писать новую тетрадь. Или не успел завершить, а может, и написал, а потом сжёг. Впрочем, если сжигать, так обе тетради, одна то уцелела и теперь лежала рядом с торшером. Казалось, она насмешливо шептала: "Ну что, поплавал со мной, побывал везде, трепал и дурачился, а теперь найди-ка мою сестру!" Я будто слышал её голос, косился, и даже мысленно просил: "Раз так, хоть подскажи, намекни, где искать! Очень, очень прошу!" Но первая тетрадь, будто зная, что наши отношения с ней завершены, молчала, лёжа раздутой усталой дамой.
Я нервничал, понимая, что продолжения этой истории мне просто не узнать. Её нет. Как, скорее всего, нет и никакого будущего между мной и Таней. Всё устроено так, как устроено. Не мы придумали, не нам менять. Это в книгах каждая история имеет начало и конец. В книгах случаются странные совпадения, люди влюбляются
Второй, этой самой красной тетради не было. Не было, и всё.
Я не смог уснуть, и хотя бы в этом нашел утешение. Есть что-то особенное, чарующее в июльских ночах, особенно между тремя и пятью часами. Это - самое неповторимое время. Оно такое же хорошее, как и в начале лета, о чём писал Звягинцев. Но всё же серёдка лета иная. Другие запахи, природа. Я стоял и курил, глядя на дымку, что поднималась над Воронежским водохранилищем. И впервые ощутил, будто я не один. Показалось, где-то там, на самой середине воды, сидит одинокий старый человек в лодке. Да, это он, дядя Гена... будто и не умирал. Каждое утро он в туманной дымке по-прежнему выплывает на рыбалку, и сидит там, в тиши и холоде, ловит карасей и линей, и едва можно различить золотой блеск чешуи. Дядя Гена отправляется туда каждое утро с тех пор, как ушел в вечность, и чтобы увидеть его, надо или не ложиться, или встать очень рано, настроив сердце и душу на особую волну. И я различил, как дядя Гена, забросив в лодку увесистый садок и убрав снасти, грёб навстречу мне. Работал вёслами крепко и уверенно, то исчезал, то появлялся опять...
Я докурил, затушив окурок о землю, и распрямился.
Что будет дальше, что имею теперь? Господи, спасибо за то, что есть. За то, что прошел и увидел. Много глупостей совершил, да. Но, может, впереди будет дано пережить что-то настолько важное, что удастся забыть плохое и всё исправить.
Я покинул домик, который казался душным. Улыбался и шёл вдоль туманного берега водохранилища. В белесой дымке я видел тень рыбака в соломенной шляпе, он правил лодкой и пел старые, неведомые мне песни о вере, жизни и любви...
Часть вторая
СПЕШИ ЛЮБИТЬ
1
Лето, как и всегда это бывает, устремляло бег, уследить за которым было так трудно. Сначала оно летело вперёд и смеялось, но потом, будто достигнув вершины огромной радуги, стремглав понеслось вниз. Это было особенно заметно мне как человеку, который после покупки дачи хоть немного, но приблизился к природе. Мне как-то легко и хорошо стало просыпаться рано, чтобы молча наблюдать, а точнее, в каком-то спокойном, близком к медитации состоянии смотреть на восход солнца. И я понимал, что дни достигли пика, и теперь всё быстрее и быстрее катились вниз, и каждый раз первые лучи появлялись всё позже и позже.
В августе жаркие дни сменились прохладой, и хотя дожди были тёплыми, наполненными свежестью летних трав, всё равно в них ощущалась какая-то грусть, первое дыхание пока ещё молодой, но близкой осени. В один из таких дней я наконец-то, отказавшись от других дел, поехал на экскурсию "Воронеж пешком", хотя и понимал, что в такую непогоду послушать о прошлом нашего города, скорее всего, соберутся немногие. Я удивился, увидев перед кукольным театром группу человек из двадцати - в основном молодых людей, возможно, студентов. В стороне от них курил оператор телевидения. Я бегло заглядывал в лица стоящих под зонтами людей, и, конечно же, искал среди них Таню. С момента той встречи мы пересекались несколько раз, но эти недолгие минуты нельзя было назвать общением. Собственно, понимание того, что я могу вообще потерять с ней контакты, мысль, что девушка забудет меня, и привели меня в этот день сюда, а вовсе не интерес к краеведению.