И на Солнце бывает Весна

Доровских Сергей Владимирович

– Я уже звонила, хозяйка куклы обещала, что не продаст, но только при условии, что я приеду как можно скорее.

"Вряд ли в Воронежской области есть ажиотаж на старинные потрепанные куклы", - подумал я, но не сказал, боясь обидеть.

– Таня, можешь во всем на меня рассчитывать, во всем.

– Спасибо!
– она была так рада, и, кажется, захотела меня обнять, но помешала неловкость ситуации.

– Беги домой и суши вещи, грей ноги! А то, не дай бог, заболеешь, и твоя кукла будет по тебе плакать.

– Ни за что!
– засмеялась Таня, и слегка сжала мою руку на прощание. Я проводил ее взглядом, пока она не скрылась в подъезде. Чудесная девушка! Может, подумалось, я и правда сделал

в жизни что-то хорошее, раз судьба послала мне ее.

Дождь стих, дороги в городе обдул теплый ветер, так что от непогоды не осталось и следа. Я ехал, думая, чем заняться, и не сразу услышал телефон. Может, Таня забыла еще что-то сказать?

Звонила мама.

– Слушай, ты на машине? Можешь сегодня съездить в гараж?
– попросила она.
– Там погреб надо почистить, достать и выбросить старую картошку.

Я удивился - подобными делами всегда занимался отец, и не хотел никого обременять. Гараж был его любимым местом, куда он никого не подпускал.

– Ты знаешь, я вообще не хотела говорить по телефону, - голос мамы насторожил. Я ехал, продолжая говорить, но на этих словах припарковался у остановки.
– Отец жалуется на головокружение и боли. И говорит, что они стали постоянными. Недавно он был в гараже, и чуть с лестницы не упал в погреб, представляешь! Он и сейчас хочет ехать, а я его отговариваю.

– Мам, не пускай его! Я прямо сейчас заеду за ключами.

Отец ушел в магазин, мама была дома одна сильно расстроенная.

– Нужно в больницу идти, провести обследование, с этим не шутят!
– сказал я. Она кивала, но говорила, что он не хочет.

– Дело серьезное, надо всё-таки настоять, - убеждал я.

– Вот вернется, я с ним еще раз, конечно, поговорю.

В гаражном кооперативе я не бывал давно. Может, лет пятнадцать. Доехав, я понял, что не смогу среди одинаковых рядов железных коробок отыскать нашу. Гаражи казались какими-то глухими и выцветшими, словно больными, и ржавыми. Хоть что-нибудь было яркое, способное напомнить и дать ориентир. Машины здесь, похоже, давно никто не ставил, разве что на зиму. Унылый, пустой район, поросший по склонам какой-то высокой травой. Я медленно ехал, понимая, что никакое чутье мне не поможет. Звонить отцу тоже не стоит - он скажет, чтобы я возвращался домой, а он лучше все-таки приедет сам, когда сможет. Мама тоже не подскажет - она не была здесь целую вечность. Но и кружиться до вечера мне тоже не хотелось. Я оставил машину, стал напрягать память. Кажется, вот этот ряд. Я шел от гаража к гаражу, на глаз прикидывая, подойдет ли длинный ключ к замку. И, конечно, мне не везло.

Вспомнилось время, далекое, и, казалось, позабытое навсегда. Но память о нем лежала где-то на дне души бесполезным грузом, и теперь время возвращалось ко мне, наливаясь красками давно ушедших дней. Когда я учился в начальной школе, мы с папой бывали здесь часто. Это было то самое плохое время, когда зарплату не платили месяцами, и мы выращивали овощи для продажи и хранили их здесь, в гаражном погребе. Тогда у нас был красный "Москвич", отец называл его "рабочей лошадкой" и очень любил. И он не оставлял его во дворе, боясь, что шпана, которой в то время развелось немало, выбьет стекло. Поэтому "лошадка" почти всегда ночевала здесь. Путь до дома отсюда занимал минут сорок. И я вспомнил себя, держащего отца за руку. Мы шли, и я рассказывал ему анекдот про Чебурашку, а он смеялся.

Я остановился. Давно ушедшее и никогда не напоминавшее время схватило меня за горло. Оглянувшись, я вспомнил, что тогда рядом с нашим гаражом в низине росли березы. Теперь-то они наверняка вымахали выше проводов и помогут мне в поиске.

Я оглянулся - три белых ствола возвышались далеко от того места, где был я. Если бы не это случайное, прилетевшее птицей воспоминание,

я мог бы до темноты кружиться здесь. Теперь я даже вспомнил, как выглядел наш гараж - он был линялого песочного цвета, и без труда нашел его. Замок послушно щелкнул, и я вошел в полумрак. Света не было, так что убирать доски и опускаться в пахнущее сырью чрево погреба пришлось с помощью подсветки телефона. Я вспомнил, как школьником не любил это место, потому что однажды увидел на старых, покрытых зеленоватой плесенью полках огромного слизня, по размеру и форме похожего на шевелящийся палец. Отец смеялся надо мной, уверяя, что слизни - самые миролюбивые создания, и укусить они не могут. Но эти холодные скользкие твари еще не раз приходили ко мне в кошмарах.

Сейчас я, наверное, и не вздрогну, даже если в темноте меня ждет мохнатое чудовище с красными голодными глазами. Я улыбнусь и попрошу его помочь выбросить эти уродливые сетки с картошкой, из-за множества длинных белых ростков напоминающие больных дикобразов. Мои родители, как и другие представители старшего поколения, не утеряли привычку запасаться на зиму овощами и солениями так, словно стоит ждать голода или войны. Запасов с лихвой хватило бы на пять семей. Заполнить погреб, чтобы потом ближе к концу лета выбросить гниль - старая традиция. Правда, это было дело родителей, не мне судить, к тому же с тех пор, как я ушел из дома, меня до сегодняшнего дня к этому не приобщали.

Очистка заняла около получаса, и, выбравшись на свет, я увидел, как сильно испачкал в черной картофельной гнили джинсы. У меня, как у порядочного холостяка, это были единственные штаны на все случаи жизни, так что вечерам меня ждала еще и стирка. Я закурил, облокотившись на верстак. Щелкнув зажигалкой, на мгновение различил в дальнем углу картонную коробку, показавшуюся мне знакомой. Хотя мало ли бывает на свете коробок, бог с ней, пусть стоит, думал я. Мне вспомнился тот день, один из самых, наверное, лучших в уходящем лете, как мы с отцом ловили рыбу. Со временем я, скорее всего, вообще забуду все это лето, но какие-то крошечные, самые милые и дорогие сердцу детали обязательно возьму с собой.

Да, коробка... Я застыл - а не та ли эта, которая была с мусором, книгами... Точно, она. С брошюрами по истории КПСС, про Брежнева и все такое. Я же сам попросил тогда отца выбросить ее. А он, старый куркуль, решил сохранить, видимо, для розжига. Он иногда здесь жарит шашлык с соседями, мама рассказывала, сильно ругаясь. Видимо, после посиделок этих он с трудом добирался домой.

А, может быть?..

Я выбросил окурок, и, подняв коробку, вышел с ней из гаража. Бегло просмотрев, я не нашел ничего, кроме книг с красными звездами и гротескными портретами вождей разных лет. Я выкладывали эти книги прямо на влажную траву, и маленькая искорка надежды таяла, чем ближе я приближался ко дну большой коробки. Нет, здесь не оказалось второй тетради Звягинцева. Да он, может, и вовсе не успел, или не захотел за нее браться.

Нет, только потрепанные идейные книги. Ничего больше. Я стал их складывать обратно, бросая как попало и думая, что отцу их хватит на растопку не одного мангала. Особенно вот этого тома. Хотя стоп, эта, книга хорошая - большая энциклопедия "Вторая мировая война. Итоги и уроки". Ее следует оставить.

Перевернув книгу боком, я увидел, что в середине между страниц зажато что-то. Открыв там, я обнаружил красную тетрадь на восемьдесят листов! Поверить было трудно, но разбухший том об истории войны вот так, чудесно и необычно сохранил и еще одну интересную историю о том времени. Обложка, несмотря на прошедшие годы, не выцвела, сохраняя яркий алый цвет, словно костер, который так долго горел в одиночестве, и наконец увидел случайного, но такого долгожданного путника. Я невольно вскрикнул и поцеловал яркую обложку.