Игра на двоих
Шрифт:
Разум отказывается подчиняться: вскоре я перестаю различать сны и реальность, и уже не знаю, чему можно верить. Отец возвращается с работы; стоя у окна, я вижу, как он идет по дорожке и, поднявшись по ступенькам, скрывается в доме. Предвкушая долгожданную встречу, бегом спускаюсь с чердака, врываюсь в прихожую, но его там нет. Не в силах поверить, что он был лишь плодом моего больного воображения, обхожу весь дом, но так и не встречаю его, хотя отчетливо слышу родной голос, доносящийся из гостиной. Это реальность? Я прихожу домой поздно вечером: кладу сумку на комод в коридоре и медленно иду наверх, в свою комнату. На втором этаже меня ждет мама. Спросив о чем-то, но так и не получив ответа, она приобнимает дочь за плечи и
Я почти перестаю есть — пропадает аппетит. Вся новая одежда, которой заполнены шкафы, падает с плеч или, в лучшем случае, висит как на вешалке. Мне все время холодно, а потому даже в погожие дни натягиваю рубашку, свитер и куртку. Но иногда чувствую невыносимый жар: он медленно растекается по груди, спине, рукам, заставляя меня метаться, словно в агонии. Я будто сгораю заживо. А затем меня снова трясет в ознобе. Часто кружится и болит голова; замечаю проблемы с памятью и не могу ни на чем сконцентрироваться. Постоянно хочется спать: когда дома никого нет (что обычно случается по выходным — в это время родители возвращаются в Дистрикт, чтобы привести в порядок старый дом и пообщаться со знакомыми), остаюсь в постели до самого вечера и засыпаю, сжимая в правой руке нож. Быстро устаю и не испытываю интереса ни к одному из некогда любимых занятий. Меня не отпускает чувство тревоги и страха, хотя я сама уже не знаю, чего боюсь. Порезы становятся все глубже, а кровь не останавливается все дольше. Стоя под горячим душем, наблюдаю, как алые струйки стекают по телу, и ловлю себя на желании исчезнуть — точно так же, как пропадает из виду вода, либо испаряясь, либо впитываясь в землю. После того кошмара о чудовищах мне страшно смотреть в зеркала, висящие в комнате и ванной; я занавешиваю их черной тканью. Той же ночью мне снится кое-что другое — будто я превратилась с бесплотную тень и больше могу увидеть своего отражения. Как ни странно, мне нравится этот сон: может, это и есть единственное оставшееся желание — стать тенью, призраком?
Силы стремительно покидают меня. Рваный ритм сердца не дает мне покоя: то оно готово выпрыгнуть из груди, то бьется размеренно и неторопливо, то почти останавливается, и я теряю сознание. Раз за разом забытье становится все более глубоким и долгим: чувствуя приближающийся обморок, стараюсь найти место, где смогу остаться одна, где никто не найдет меня — мне не нужна ничья помощь. Голова раскалывается от чудовищной боли. Я не верю ни зрению, ни слуху, полагаясь лишь на осязание. Сколько еще мне придется выдержать?
Однажды утром просыпаюсь и понимаю, что на этот раз моих сил не хватит даже на то, чтобы встать. Бросив взгляд на часы, вспоминаю, что сегодня будний день — остаться дома не получится. Еще час, и родители могут насторожиться, не услышав привычного стука двери о косяк. Превозмогая боль во всем теле и тщетно пытаясь вернуться в реальность — мысли бродят где-то далеко — медленно скатываюсь с постели на пол. Сильно кружится голова. Кое-как, держась за стены, добираюсь до комода с вещами. Запутавшись в ставших слишком широкими джинсах, падаю, но удерживаюсь на ногах, зацепившись рукой за выдвинутый ящик. Натянув ветровку, хватаю со стола сумку и спешу к двери. Осторожно спускаюсь вниз и, присев на низкий стул в прихожей, обуваюсь. Из кухни выглядывает бабушка:
— Доброе утро! Завтракать будешь?
Мне требуется не меньше минуты, чтобы понять, что она обращается ко мне. Встряхнув головой, собираюсь с мыслями:
— Нет, спасибо. Я опаздываю в школу.
— Ты точно в порядке? — слышу тревожные нотки в ее голосе.
—
День выдался пасмурный: небо затянуто темно-серыми облаками, накрапывает мелкий дождик. Преодолев изгородь, окружающую Деревню Победителей, направляюсь в сторону Главной Площади, но в самый последний момент поворачиваю направо, к лесу. Даже в моем нынешнем состоянии не теряю бдительности: прежде, чем перелезть через забор, прислушиваюсь, не гудит ли электричество. Мне везет.
Поднявшись на холм, иду в сторону леса, но на мгновение задумываюсь, и ноги приносят меня к знакомому склону. Бросив сумку на мокрую траву, устраиваюсь там же. Лежа на холодной, сырой от ночной росы земле, наблюдаю, как по небу проплывают хмурые облака. Я уже давно перестала охотиться: у меня больше не ни сил, ни желания бегать по лесу с луком и стрелами наперевес. Такое глупое, бессмысленно занятие. Теперь, придя в знакомые места, я просто растягиваюсь на земле и смотрю на окружающий мир. И вновь меня посещает странное ощущение нереальности, будто меня здесь нет, будто я — лишь свидетель всего, что происходит вокруг.
О школе сегодня не вспоминаю, понимая, что не стоит радовать любимых одноклассников, демонстрируя им собственную слабость. Когда становится совсем холодно, натягиваю капюшон, обнимаю колени руками, опускаю голову и закрываю глаза. Так проходит целый день: я то проваливаюсь в сон, то просыпаюсь, но лишь для того, чтобы плотнее закутаться в тонкую ветровку. Мне холодно, но я не обращаю на это внимания. Болит все тело, но для меня это уже неважно. Не понимаю, реально ли то, что вокруг, но это больше не имеет значения. Мне все равно. Все безразлично. Незачем шевелиться. Незачем дышать. Незачем жить. Сознание возвращается все реже.
Вдруг моего лица касается что-то теплое и мокрое. Чувствую чье-то горячее дыхание. Через силу приподняв голову, встречаюсь с пристальным взглядом пронзительно-серых глаз. По моим губам пробегает тень улыбки.
— Надеешься спасти меня? Или просто пришел попрощаться? — собственный голос кажется чужим, слишком грубым и хриплым.
Старый знакомый толкает меня мордой в плечо и доверчиво прижимается к моему окоченевшему телу. Собрав остатки сил, поднимаю руку и обнимаю его за шею, поросшую густой черной шерстью. Наши объятия длятся довольно долго: вокруг успевает стемнеть. Дождь превращается в ливень.
Отстранившись, волк ложится рядом. Мы оба промокаем до нитки, но не двигаемся с места. Капюшон не спасает ни от дождя, ни от ветра, а потому я снимаю его и подставляю лицо ледяным каплям. С волос течет вода, руки и ноги деревенеют от холода. Я не чувствую собственного тела. Сил не остается. Но мне они уже не нужны. Даже боль, и та отступает. Остается лишь пустота.
Задумавшись о чем-то, не сразу замечаю, как волк резко встает и, легко прикусив край ветровки, тянет меня за собой. Чувствуя приближающийся обморок, кое-как поднимаюсь на ноги, подбираю лежащую рядом длинную палку и иду за ним в сторону опушки. Все правильно: густой лес скроет меня от чужих глаз. Никто не увидит, во что я превратилась. Никто не узнает, что со мной стало. Волк бежит впереди, иногда оглядываясь назад, на меня.
Внезапный приступ острой боли в сердце забирает последние силы. В глазах темнеет. Перед тем, как упасть, вижу темный, слегка дрожащий силуэт, по ту сторону опушки. Лежа на холодной земле, цепляюсь за остатки сознания и по очереди вспоминаю близких людей. В голове звучит голос отца. Из горла не вырывается ни звука: за прошедшие месяцы я привыкла переживать все молча. Незачем кричать. Никто не поможет. Никто не придет. Ты одна. А обещания ничего не стоят.
Совсем рядом раздается пронзительный вой, полный тоски и боли. И я снова теряю сознание. Надеюсь, это все.