Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Лоран, тут живые существа, и они говорят по-нашему! Мы не имеем права их здесь оставлять! Я, как полномочный представитель...
— ...запасной козы, — осадил Лоран. — Ты летела с ними не как человек от Лингвистической комиссии, а как доброволец. Нет у тебя никаких полномочий. А МЛЦ возиться с ними не будет, потому что... нету времени.
Их было очень мало; душ двадцать, наверное, вместе с детьми.
— Вы все живете здесь? — спросила Шивон у Пилар. Они уже могли изъясняться на пристойном английском.
— Нет. Все живут там, — Пилар кивнула в сторону ползущего за горизонт разноцветного леса. — Но нас там нет. Нам там нельзя.
— Потому что вы помогали Миро-с-корабля? — осторожно спросила Шивон.
— Потому что мы разговаривали, — сказал другой сельвенец. Ему земного имени не дали. — С Миро, с другими. С тобой. Нам нельзя.
— Нельзя разговаривать?
— Вы чужие, — мягко произнесла Пилар. — Мы говорили с чужими. И теперь все кончится. И нам нельзя... там. Со всеми.
И она читала им вслух. Это не было утешением, не было обещанием — по крайней мере, сначала ей так казалось. Лишь слова, чужие слова, которые приютившиеся невдалеке от зоны существа могли складывать как угодно. Но складывали почему-то так, что ей становилось неуютно
— Ты знаешь, что все кончится, — сказала ей Пилар. — Они — наши, другие, — они не хотят улетать. Но я боюсь. Я боюсь, Шивон-с-корабля. У меня есть маленький, Шивон. Я не хочу, чтобы все кончилось для него.
Шивон взяла ее за изгибающуюся конечность. Хотела пообещать. Это она, в конце концов, может сделать — делали уже. Называлось «жена астронавта». Женщины приносили на корабль младенцев-ксено и выдавали за своих. По законам дальнолета они могли отказаться от анализа ДНК на корабле и дождаться приземления на родной планете — а там уж поздно было отправлять обратно. Шивон помнила; так увозили детишек с Гу, когда взбесилась Таукитская констелляция. А остальных? Остальных ты куда денешь?
Она опять опустила глаза к книжке:
«Иногда я вспоминаю маленькую церковь на забытом каменистом берегу Ирландии. Церковь теплая, и свет в ней желтый, оттого полированные коричневые скамейки кажутся по-домашнему уютными, особенно когда снаружи — дождь, и одинокий ветер, и нет на свете места, где бы можно было согреть душу или хотя бы тело стаканчиком виски...»
— Это невозможно, — сразу сказал Старший брат. Сказал быстро и уверенно, не дождавшись, пока она закончит. — Планета — как вы там говорите — бесконтактная. Биологи и медики с ними не работали. Если у нас на борту будут непроверенные ксено, нам просто не дадут посадку. Нигде.
— Но...
— Ни Леоч, мы в любом случае не сможем эвакуировать целую планету.
— Да речь и не о планете, — сказала Шивон. — Речь о тех, с кем я беседовала...
Корда поднял брови.
— Они... вроде бы... совершили преступление против рода. Заговорили на чужом языке.
— То есть, — качнул головой Корда, — что получается? Незаконное вмешательство в дела суверенной планеты. Попытка изменить естественный ход развития свободного существа. Еще что?
— Вы же гагаринцы. — Шивон смотрела ему в глаза. Все знают, что гагаринцы подчиняется только своей присяге, а законы дальнолета видали... в закрытой капсуле в открытом космосе.
— Ни Леоч, — оборвал он, — я бы плюнул на все и взял их. Если б они были не с Сельве.
— А как же «поправка беженца»? «Если жизни существа угрожает непосредственная опасность...»
— А вы много знаете — для лингвиста-то. — Губы Старшего брата как-то криво изогнулись. То ли улыбка, то ли... — Только за пределами Союза поправка не действует.
— Что-то я не поняла. Это что же, гагаринец отказывается спасать живых существ только потому, что они не принадлежат к Галасоюзу? Да это же... — Как глупо, у нее, у лингвиста, теперь не хватало слов.
— А вы дадите гарантию, что они не представляют опасности для Галактики? Что они не агрессивны, не заразны, что они не перережут экипаж, пока мы доберемся до станции? Дадите? Я не потащу в пространство черт знает кого!
— Они не агрессивны!
— Если они не сожрали вас за два дня, это еще ничего не значит. Сожрут на третий. Или хуже — будет у нас второй... вирус Ковальского. Как тогда на Делле. Слышали?
— Кто же не слышал, — тихо сказала Шивон.
— Тоже ведь завезли. И не поняли сначала откуда. А когда поняли… — Старший брат сплюнул.
Шивон поглядела в его выцветшие глаза и осознала — бесполезно. Наверное, гагаринец Любко Корда был еще совсем юнцом, когда его отправили на Деллу. И он не повезет сельвенцев. Не потому, что боится что-то там нарушить. Просто та часть присяги, где говорится «не навреди», теперь стучит в его сердце вполне реальным пеплом.
И она кричала Лорану — мол, надо же что-то делать, пусть поднимают на ноги Ведомство дальнолета, Красный Крест, миротворцев. Но понимала уже, что никого они не дождутся. Лоран взорвался в конце концов:
— Merde alors, Шивон! Кроме сельвенцев, там только кучка работников-нелегалов и гагаринский корабль. Даже за вами никто не полетит. А за ними — тем более.
Тайком она привела Пилар к еще одному Юрию, медику с Берты. Он всякий раз галантно пытался антропоморфировать при виде Шивон; она сочла, что он поможет. Юрий долго причитал насчет недостатка оборудования и времени и в конце концов выдал: дышит кислородом, холоднокровное, по характеристикам — ближе всего к леийцам, ничего способного прямо сейчас заразить экипаж он не заметил, но опять же… Больше всего, конечно, подошла бы Лея, но туда не пустят — туда сейчас никого не пускают, а в Нью-Иерушалаим пускают всех, но там плохой климат, а на Берте давление, а на Рио...