Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Другой Юрий, которому имя дали при рождении родители-земляне, потихоньку связался с несколькими приятелями из Ведомства и везде получил твердое «нет». Да и все равно, сокрушался потом русский, если Старший брат не дает добро, то ничего не выйдет.
А потом Старший брат поймал ее в коридоре и затащил к себе в кабинет.
— Ради Гагарина, Ни Леоч! — Корда надвинулся за нее, схватил за запястье, сдавил. Шивон машинально отпрянула, впечаталась спиной в стену. — Чего вы добиваетесь? Что вы мне делаете с людьми? Вам горя мало, вы прилетели-улетели, а им — им жить потом с этим!
Он наклонился ближе, дышал со свистом. От него шла волна густой, темной ярости, и Шивон стало страшно.
— Прекратите растравлять мне экипаж. Вы... не понимаете, что делаете. Знаете, чего они навидались в жизни? Вы летаете себе по Галактике и думаете, что все здесь так мирно и гладко! И летали бы себе дальше, и не разрушали бы иллюзию. Нам столько раз приходилось уходить с планеты, потому что там... там помогать уже было некому! И каждый помнит о тех, кого не смог спасти. Каждый!
«Господи, — подумала Шивон, — он же сейчас задохнется».
Старший брат отстранился, нащупал трубку, присосался к кислороду.
— А потом такие вот, вроде вас... Мы не имеем права их брать. Если возьмем, нас просто расстреляют по пути.
Шивон пришлось отвернуться, закусить губу, поднять глаза к белому потолку гостиной. Сколько с ней такого не было? С того дня на Гу, когда она стояла с «Лучом» в руке и тупо смотрела на погибших?
Все мирно и гладко. В Галактике.
— Ну да, — сказала Шивон. — Лучше пить и забывать?
И конечно, Старший брат был прав. Сельвенцы могли оказаться кем угодно: шпионами, захватчиками, заразой. Потенциальной катастрофой для вселенной. И принимать их в Галактике некому. Не ссадишь же их на первом попавшемся астероиде. Да и что они будут делать — без своей планеты, обреченные на синтетическую пищу, синтетические условия, синтетическую жизнь в гетто? И как она может решать — что здесь решать?
Корде хорошо — у него нет права. Нет выбора.
Но — есть же, в конце концов, приюты ордена Гагарина — огромные дрейфующие лагеря беженцев, которые берут всех без разбору.
Есть лаборатории МЛЦ, где всегда можно что-то придумать для носителей редкого языка.
И корабль Старшего брата — не единственный на этой планете.
«Ладно, — подумала Шивон. — Ладно».
— Лоран?
— Господь всемогущий, ты все еще там?
— Лоло, ты можешь кое-что для меня сделать?
— Слушай, я связывался с МЛЦ, но они говорят, что не могут никого за тобой отправить; единственное, что можно попробовать...
— Да послушай ты меня! Мне срочно нужна бумага на вывоз груза с Сельве.
— Что за груз?
— Биотрадукторы. Двадцать четыре единицы. Можешь оформить на «Гринберг»? По МЛЦ проводить слишком долго, а у меня времени нет.
— Шивон, какие, к марсиановой матери, биотрадукторы? Вам надо улетать оттуда, какой там груз!
— Все равно, — сказала она, — без них я не улечу.
И она сказала Вальдесу: поздравляю, по вашей милости погибнут живые существа. Если б вы только доложили о контакте как полагается, если б не побоялись исследователей, сельвенцев успели бы эвакуировать. Да, конечно, детей надо кормить; а вот у них тоже есть дети, и они сгорят здесь заживо... Вот бы — если с кораблем все будет в порядке, разумеется, — вот бы Вальдес согласился взять в багаж партию биотрадукторов, на которые уже есть все бумаги... То она не стала бы докладывать на него в Ведомство.
Не на того напала. Вальдес только жестко рассмеялся. Ненавидя его и себя, Шивон сказала:
— А детей?
— Что?
— Кормить?
Он напрягся:
— Сколько?
— Десять.
— Док, это не серьезно. Мы ж не такси. Давай пятнадцать, и пусть летят
— Que maldita escoria que tu es, Valdez [4] . Тринадцать, это все, что я смогла снять.
— Черт с тобой, тринадцать. Идет. Только давай сразу.
4
Ну и сволочь ты, Вальдес (исп.).
Его бригада починила-таки пульт управления и сообщила об этом гагаринцам. Старший брат тут же велел готовиться к отлету. О Шивон в суматохе забыли, и она смогла беспрепятственно вывести вездеход.
Небо застилалось тошнотворной завесой. Планета темнела, теряла цвета. Далеко на горизонте что-то горело; напоминание о конце света вспыхивало зарницей. Вездеход с трудом проминал себе дорогу по плавящейся почве. Шивон думала: «Надеюсь, я не доживу до конца Земли. Надеюсь, он будет не таким».
Еще до этого она велела сельвенцам собраться, взять пищи — никто не знает, подойдут ли им чужие пайки. И ждать. Теперь оставалось только рассадить их в вездеходе.
— Пилар?
Но сельвенка стояла, не двигаясь.
— Иногда я вспоминаю маленькую церковь на забытом каменистом берегу Ирландии.
Правильно. Она еще не знает, как по-английски сказать — тоска. Как сказать — вина.
— Нет, Пилар. Не сейчас. Сейчас — поздно.
— Церковь теплая, и свет в ней желтый! — выкрикнула инопланетянка.