Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Ваш... партнер... болен? — спросила она у второго. Тот по-человечески помотал головой и сказал что-то непонятное. Повторил несколько раз, но традуктор не уловил.
В этот момент внезапно позеленевший партнер тихо съехал на пол «предбанника».
Шивон велела роботам тащить его в главный холл. И позвать доктора Дюпре.
— У нас экстренная ситуация.
Под ногами у нее путалась Лючия.
По опыту Шивон знала: если праздничной ночью нужен врач, лучше вызывать гагаринцев.
У гагаринцев ответили сразу:
— Сестра Харриет, ЗАМ. Станция, я вас не вижу!
— Нас никто не видит, — сказала Шивон. — У нас заносы, кажется, картинку обрубило напрочь. Сестра, у нас тут проблемы.
— Какого он цвета? — потребовала Харриет, когда Шивон ей рассказала.
— Цвета? Ах ты... — Шивон велела роботам переключить весь свет на главный холл. Стало легче. — Зеленого с голубым. Голова темно-синяя.
— Это самка. В смысле, то, что мы называем самкой. Так... Шивон... посмотрите, есть у нее на боку нарост?
— Н-нарост? — Она всегда боялась трогать инопланетян руками. — Секунду.
В этот момент партнер «самки» разразился жаркой и длинной речью, из которой выкрученный на полную мощь традуктор не понял не слова.
— Стажер Морено! Вы когда-нибудь пользовались ИЭ-сканером?
— Я... ну...
— Неважно! Сканер в третьем ящике, живо! Все будет хорошо, — успокаивала она «самца». Тот, похоже, страдал синдромом Туретта в тяжелой форме и не слышал ничего, что говорила Шивон.
— И... интонации восклицательные... — пробормотала стажерка.
— Без вас слышу! Эмотивные показатели?
— С-страх... Беспокойство...
— Сколько?
— Двадцать по шкале! Ненормально для этой особи! — вспомнила Лючия.
— Ненависть, злость, отторжение?
— Нет, все в норме. Только страх.
— Ну так успокойте его! Мне надо осмотреть партнера.
— По-моему, это партнерша.
— Стажер Морено, вы мыслите земными категориями.
— Шивон! Я спрашиваю, есть ли у нее на боку нарост? — требовала Харриет из невидимого приюта гагаринцев.
Шивон мысленно перекрестилась и перевернула самку на бок. Нарост был, и достаточно большой.
— Цвет и форма? — спросила Харриет.
— Овальный, ровный, темно-зеленый, — тихо ответила Шивон. До нее начинало доходить. — Только не говорите мне, что это...
Она готова была поклясться, что Харриет хикикнула:
— Поздравляю, Шивон. У вас тревога по коду два-эр, что значит — Рождественские Роды.
Харриет сказала, что немедленно отправляет акушерку-омелку, но, видите ли...
— Знаю, заносы, — мрачно сказала Шивон, — за, мать его, носы.
В этот момент темно-фиолетовая конечность отшвырнула ее от «роженицы». Шивон отлетела к дальней стене. У окружающих роботов тут же выдвинулись лазеры. Кто-то из собравшихся на шум стажеров выхватил «Луч».
— Стойте! — заорала Шивон. — Никто не стреляет! Спокойно! Послушайте меня. — Она не очень хорошо говорила на омельском, но выбирать не приходилось. Глаза-в-глаза — это всегда лучше, чем через традуктор.
— Я хочу вам помочь. Мы хотим вам помочь.
Но он не слушал; опять что-то верещал, за своим зашкалившим страхом уже не в состоянии понять, что ему говорят.
В этот момент в холле раздался нежный женский голос:
— Тихая ночь, святая ночь...
Шивон обернулась. Стажер Лючия Морено пела тихо, будто колыбельную, глядя на фиолетового омельца.
— Усни в блаженной тишине...
Омелец застыл, будто завороженный. Потом подошел к Лючии — Шивон упреждающе подняла руку. Потом сел на пол прямо у ног стажерки.
— В блаженной тишине... — пропела та.
Все молчали.
— Мы хотим помочь вам, — снова проговорила Шивон, и на сей раз он понял. — У вашей партнерши сейчас будет потомство, — сказала она. — Это ваше потомство?
У него был почти по-земному печальный взгляд.
— Это ваше потомство? — снова спросила она. — Мы не собираемся никого судить.
Взгляд оставался печальным. Шивон поняла наконец, за что их выгнали из города.
— Шивон! Вы меня слышите? — надрывалась по-прежнему невидимая сестра Харриет. — Мы не можем тянуть! Вам придется принимать роды!
Им пришлось вынести «роженицу» за ворота Станции, к местной мелкой речушке. Младенцы здесь рождались с плавниками, и их следовало сразу же погружать в здешнюю жидкость. Земная вода для этого не подходили. Прибежал Лоран, испугался, когда Шивон сообщила ему:
— Мы рожаем!
Над Омелой горели непривычные звезды. Шивон расставила роботов в ряд, чтоб светили. Роженица иногда тихо стонала, и ей отвечал партнер, которого держала под конечность стажерка Лючия, время от времени мурлыкая рождественскую песенку.
— Все будет хорошо, — сказала Шивон неизвестно кому. — Все будет хорошо.
Она послала вверх «пчелок», надеясь, что хотя бы они передадут картинку, но в приюте ордена Гагарина их по-прежнему не видели.
— О’кей, Шивон, это легко, как божий день, — пообещала сестра Харриет у нее в ухе. — Подвигайте нарост туда-сюда, вы почувствуете, как он расшатался — будто молочный зуб.
— Есть, — сквозь зубы сказала Шивон.
— Погрузите мамочку наполовину в воду.
— Есть.
Партнер успокоился; наверное, видел, как то же самое делают местные повивальные бабки.