Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Мадемуазель Магали, — вздохнул Пеленн в коридоре. — Та еще лисица — в ее-то возрасте. Объясни ты мне, зачем ей теперь духи? Да еще дешевые... Но не будешь же сажать бабулю, в самом деле.
Легуэну доверили миссию — доставить старушку домой. Потому что дороги были скверные, а передвигалась бабуля в ее годы плохо.
Мадемуазель Магали было семьдесят пять лет. Она позвала Легуэна пить чай с бисквитами ненамного младше ее самой. Но снаружи мела буря. Стажер обрадовался горячему чаю.
— Они меня здесь не слушают, молодой человек, — жаловалась мадемуазель
Стажер наставил уши.
— Я девчонкой была во время оккупации. — Мадемуазель Магали устроилась поудобнее. — Как американцы высадились, боши начали отступать, и через нашу деревню немало их прошло. Уж не знаю, почему нас не перестреляли, не сожгли... Не было времени уже, наверное. Вы бы их видели — торопились, тащили с собой, что успели награбить. Аукнулось им потом это награбленное... Останавливались на ночь на квартире, а утром — дальше... И вот те четверо, что жили у матери Мадлен — Мадлен-то, знаете, у которой дом у самого леса, рядом с лесопилкой, дочь у нее уехала в Париж, да там и...
Легуэн перетерпел обстоятельное повествование о похождениях дочери Мадлен. Наконец старушка спохватилась:
— Так вот те четыре немца отправились под вечер в лес, я так думаю, макизаров искать. А у нас маки-то никогда и не было. Вечер прошел, утро — нету их и нету. Ну, особо никто не волновался. Лейтенант велел обшарить лес, да времени у них уже не оставалось, так и уехали...
Стажер возвращался от старушки вечером. Было темно, и снег, за день укрывший дома, некстати напомнил саван. Церковь разразилась тоскливым длинным звоном — так звонят, когда в деревне кто-то умер. Темная стена леса вдали выглядела угрожающе. Легуэн ускорил шаг.
Из приемника, настроенного на «Радио Бро», неслось что-то тягучее и тоскливое. Легуэн взял в автомате стакан капучино. Разложил на столе папки, вытащенные из пыльной картонной коробки. Четыре мертвеца смотрели на него с фотографий.
Брендан Фонберг, пятьдесят один год, археолог-американец из Парижского университета. Приехал откапывать кельтские кости — вернее, готовить почву для команды студентов, которая должна была их откапывать. Утром первого ноября его нашли повешенным на дереве недалеко от
Примечание в досье, от руки зелеными чернилами: «Самайн?»
Янн Галлек, двадцать шесть лет, аспирант из Страсбурга, дальний родственник Марго Галлек, проживающей в Пенн-ан-Марв, улица Генерала де Голля, семь. Приехал повидаться с родственницей. Повешен на дереве в ночь на второе февраля. «Имболк», — подписано зеленым.
Жорж Брюно, сорок один год, директор столичного предприятия, приезжал поговорить с мэрией Пенн-ан-Марв о покупке пять лет назад закрытой лесопилки. Первого мая — в Бельтайн, ночь на Сен-Жан — найден качающимся на ветке дуба.
Лора Бишоп, двадцать пять лет, из Корка, студентка по обмену, путешествовала дикарем по Бретани, собирала легенды. Путешествие закончилось первого августа в здешнем лесу. На сосне.
— Получается — ничего общего, кроме веревки на шее, — поделился он на следующий день с Пеленном. Они играли в бильярд в прокуренном баре напротив участка. Пеленн усмехнулся:
— Вот ведь penn kaled, как зубами в это дело вцепился. Думаешь, приехал со стороны — сразу так все и раскрыл? Хорошо бы... Ты считаешь, мы два года назад все не обсосали? Не передумали? Тут весь участок на ноги подняли, из Кемпера людей присылали, едва из Интерпола не заявились.
Инспектор положил кий, сел на краешек стола, закурил.
— Комиссара нашего — прежнего — из-за этого дела уволили. После четвертого убийства. И меня могли бы уволить, стажер. Потому что я заслужил.
Он затянулся, не глядя на Легуэна.
— В августе, когда мы его цикл поняли, неделю кряду караулили лес. Все вроде бы проверили, за каждой тропинкой следили. Забыли, как ночью спать. А он повесил эту девчонку... прямо у меня под носом.
Он развернулся:
— А потом такие вот парижане приезжают и думают, что все расследуют в одиночку.
По радио судам объявили штормовое предупреждение.
— Знаешь, как переводится Пенн-ан-Марв, сынок? — сказал Легуэну хозяин кафе, наливая сидр. — Голова мертвеца. Мертвецов нам здесь хватило, а?
Зал нестройно загоготал. Сидевшая у стойки парочка — студенты, явно нездешние, с толстыми рюкзаками — потребовали рассказать. Хозяин упрашивать себя не заставил, кафе присоединилось. Легуэн слушал тоже — вполуха, поедая сосиску.
— Мамочки, — сказала девчушка.
— Я Корриган! — Парень набросил ей на шею ремень от рюкзака и стал понарошку душить.
— Ай! Отпусти! — Девчушка вцепилась в его руки.
— Осторожнее, — обиделся «душитель», — ты меня поцарапала!
— И много здесь таких бывает? — спросил Легуэн у хозяина, заплатив по счету.
— Только такие и бывают, — улыбнулся тот. — Так-то к нам кто будет ездить? А эти — подождите, ближе к лету их налетит. У кого диплом по кельтской культуре, кто диалекты изучает, кто просто из любопытства.