Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Как ни странно, сигнал на земной язык переводился как глагол. Поехать, полететь. Отправиться.
В лабораторию ворвался Лоран, споткнулся о запакованный фонетический синтезатор.
— И чего ты сидишь? Со «Щербы» уже выслали катер. Ноги в руки, ma puce.
— А ты видел поезда? — спросила она.
— Брось это, Шивон. Господи, да не все ли тебе равно, где слова собирать?
Он в последнее время легко раздражался. Уставал. Может, ему и было все равно.
— Мы улетим, а тут кто-нибудь премию получит, — сказала Шивон. — Мой отец еще ездил в пригородных, с деревянными скамейками. Скажи, ты не боишься забывать?
Прибыл робот-погрузчик, помигал ворчливо — ходят тут всякие, забрал синтезатор.
— Может, тебе не стоит лететь? — Лоран сел рядом, посмотрел в упор. — Может, тебе домой пора?
Домой ей не хотелось. Земля больна, ее родной город болен. Его разъедает вирус новизны: блестящая сыпь вывесок там, нарост нового космопорта здесь, а вот — щербатость, там, где раньше стоял торговый центр. Везде неон, фонари дневного света — но сдерживаемая за решеткой огней ночь становится только злее.
Раньше все было просто для них, космических бродяг без роду и племени. Их смыло в пространство воодушевленной волной первых научных полетов и так и не выбросило обратно на берег. Домом стало считаться любое место, где можно снять защитный костюм и вытянуться на койке. Плоха человеческая натура: в конце концов и к этой койке привязываешься. Шивон не хотелось улетать с Клары. Здесь говорили на языке, родном любому землянину: языке точного времени, корабельных рубок, «Папа-Танго-Чарли», ностальгически-таинственных ноток, предваряющих объявление о посадке в старых аэропортах. Идея о том, что земная система звуковых сигналов — на самом деле останки древней речи, занесенной с Клары, тянула на научное открытие.
— Что там делать, на Хейе?
— Может, мы еще денег заработаем, — оптимистично сказал Лоран. — Эти ребята так хотят в Галасоюз, они за традуктор родную мать отдадут и еще приплатят.
— Нет у них матерей. Они почкуются.
На «Льве Щербе», втором корабле эскадры Лингвистической комиссии, царила в общем та же атмосфера веселого аврала, что и на родном «Гринберге», у бородатых пьяноватых русских в глазах светилась жажда подвигов. Но Шивон не хватало экипажа, оставшегося на Кларе. Они мелькали друг у друга перед глазами, путались под ногами и в конце концов стали семьей-суррогатом. Толпой родственников, которых не слишком любишь, но без которых мир кажется не таким привычным. Не таким уютным. С одним из новеньких янки, О’Доннеллом, у них даже бабки оказались из одной деревни. Шивон не стала говорить О’Доннеллу, что сама, скорее всего, старше его покойной бабки.
Кларийцы к их присутствию относились спокойно. Не мешали и не помогали. Понимали, видимо, что земляне приехали исследовать самих себя. Пусть исследуют. В свое удовольствие.
На Хейе все было по-другому. Хейе недавно оказалась на пути сразу нескольких линий «Эйр Галакси» и теперь с радостью натягивала на себя роль веселой и открытой планеты заправок, гулянок и «пересыпов». В ядовитых оранжевых озерах обнаружили годное топливо. Хейе хотела в Галасоюз, а Галасоюз хотел Хейе. В конце концов послали за лингвистами.
Сверху решили перебросить туда половину экипажа «Гринберга» — дескриптивно-сравнительное исследование, над которым можно копошиться веками, никуда от них не денется. Шивон велели — с вещами на выход. Лоран тоже оказался среди тех, кого отправляли. Куда бы Шивон ни летела, они оказывались вместе. Можно было о чем-то подумать, но она не думала.
Хейе, существа, закованные в странную покачивающуюся броню — издалека такой походил на пьяного рыцаря в расплющенном шлеме, — с россыпью фиолетовых глаз, глотку имели луженую.
С другой стороны, хорошо, что у них вообще была глотка. В том, что выговаривали десять добровольцев, отданные Шивон на откуп, слышалось даже что-то земное.
Началась рутина — отыскивай населенные пункты, слушай и записывай. Лоран был прав — не все ли равно где.
Потом Шивон показалось, что у нее галлюцинации. Сканируя «жучком» — записывающей программой — броуновское движение аборигенов, суетившихся в разреженной атмосфере, в подобии толкотни на марсианском рынке, она поймала знакомый звук. Не совсем «тинь-длинь» Белфастского центрального, но очень похоже. Она решила было, что ветром занесло кого-то с Клары, но никаких кларийцев в поле зрения не оказалось. Шивон навострила сканер. Программа уловила еще несколько звуков — будто звякнули медные тарелки из невидимой оркестровой ямы. Потом в налаженном вроде бы движении что-то нарушилось, поднялся непривычный шум. После все смолкло, и сканер, как ни старался, не смог больше ничего уловить. Теперь уже ясно стало — это не кларийские «сигналы». Но и явно не язык хейе, на который у Шивон потихоньку начиналась аллергия.
— А, так это динги, — сказали ей на базе, — не обращай внимания. Их регистрировать не надо.
— Что за динги?
По классификации МЛЦ Хейе проходила как планета-монолингв.
— Так она фактически и есть монолингв, — сказал Лоран. — Динги вымирают. В любом случае, за исследование их языка нам ничего не дадут. Он запрещен.
— Что значит запрещен? — подняла брови Шивон.
— Какая разница? — пожал плечами Лоран. — Разве нам до дингов? Занимайся ты традуктором, нам его надо было вчера.
— Нет, ты постой, — сказала Шивон. — Они действительно запретили язык? И Галасоюз об этом знает?
— Конечно, знает. Ma puce, ты становишься похожей на наших американских друзей. Везде-то тебе кажется заговор против демократии. Запрет обусловлен биологически. Язык дингов запрещен, потому что хейе от него мрут.
Шивон справилась в информационном центре. Расспросила Серегина — одного из русских романтиков, который периодически пытался ее перепить. Оказалось, что речевой аппарат у дингов построен совершенно по-другому, чем у хейе — тех сигналы дингов могут серьезно травмировать.
— Ну да, — подхватил Лоран, — как в том анекдоте: «Бабушка, правда, что вы живете возле космодрома?» Представь, что кто-нибудь из земных рас говорил бы как электродрель.
— Электродрель? — замялась Шивон.
— А я-то почитал тебя как Хранительницу Воспоминаний, — разочаровался Лоран.
— Может, лучше и вовсе не вспоминать, — сказала она.
Динги абсолютно походили на соседей. Шивон они казались ходячими лотосами-переростками. Неясно было, как две эти расы уживаются на одной планете; впрочем, Шивон подозревала, что и не уживаются скорее всего, а одни других выживают.