Испанский сон
Шрифт:
Да и хорошо, подумала она; жил бы Он один — наверняка ей бы захотелось попробовать… Она нарисовала себе гипотетическую картину их жизни, нечто похожее на то, что у нее было с Корнеем, но — теперь это был Господин… Она вводит Его в Царство. Какое-то время все хорошо. Потом начинается проза. Наступает ночь, когда Он не приходит домой. Он врет, она страдает. Он уходит к другой, она ищет другого. Кого — другого? У нее нет никакого резерва. Снова — больница, группа, исследования… Опять начинать с нуля то, что у нее сейчас на ходу? Глупо.
Она сделала некоторые практические выводы. Во-первых, как бы Стаковский ни был хорош, Он должен остаться не более чем экспериментальным Господином. Во-вторых, она должна продолжать исследования; чем больше она обнаружит экспериментальных господ (не Господ!), тем легче ей будет обнаруживать каждого последующего. В-третьих, она должна начать составлять банк господ, открывающийся Стаковским; возможно, наибольшее внимание уделять тем, кто давно и счастливо женат, поскольку важнейшим обстоятельством становилась жизненная определенность — ну, а как быть с женой, можно было додумать в каждом конкретном случае.
Царевна понемногу успокаивалась; Цари и змеи из ее снов переселились в реальность. Где-то с месяц Стаковский был ее единственный Господин, и она даже несколько раз встретилась с Ним в занятом ею помещении бывшего особого отдела; затем обнаружился второй… затем третий…
Банк господ сделался реальностью.
Работа закипела.
Как-то раз, заскочив по делам в кабинет старшей медсестры, Марина обратила внимание на скромно висящий на стене, обрамленный простой рамкой из черного дерева, диплом Второго (Ждановского) Московского городского Краснознаменного клинического медицинского училища Государственного научно-практического (базового) Центра социальной защиты и охраны здоровья населения при 4-м Главном Управлении Делами Уполномоченного Межрегионального Комитета по чрезвычайным ситуациям субъектов Федерации и стран СНГ — и, по-хорошему позавидовав подруге, что ей довелось закончить столь престижное учебное заведение, одновременно задалась вопросом, как это Ольге, бывшей официантке и несостоявшейся ответственной работнице, удалось вообще туда попасть. Этот вопрос мучил ее несколько дней, пока она не решилась завести с Ольгой разговор на эту тему.
Она завела разговор издалека.
— Ольга, — спросила она для начала, — в порядке обмена опытом, не расскажешь ли, как ты попала в Москву?
— Откуда такой вопрос? — насторожилась Ольга.
— Видишь ли, — сказала Марина, — в Москву не так-то просто попасть. Каждый провинциал делает это своим собственным способом.
— А почему ты решила, что я из провинции?
— А разве это обидно? Я и сама из провинции.
— Что тыиз провинции, это и так видно; а вот откуда ты взяла, что и я?..
— Из твоего же собственного рассказа. Даже больше того, — похвасталась Марина, — из тех фактов, которые стали известны мне исключительно благодаря твоему рассказу — а точнее, из двух эпизодов, связанных с Васей — я могу заключить, где же именно ты жила.
— Ну, и где? — полюбопытствовала Ольга.
— Вначале — в маленьком уральском городе.
— Вот и нет.
— Как нет? Там же Вася родился!
— Да, но потом семья его переехала.
— Куда?
— Тоже в уральский город, но большой.
— Ах, вот как.
Марина подумала.
— То есть, ты хочешь сказать, что ваш детский роман происходил в большом уральском городе?
— Конечно, раз я там жила.
— Я допустила логическую ошибку, — признала Марина. — Но зато следующее твое место жительства я угадаю точно.
— Ну?
— Это Китеж.
Ольга опешила.
— Откуда ты знаешь?
— А потому что Вася до сих пор работает там медбратом в психбольнице номер два. И лодочная станция там же, а значит, и тот ресторан, в котором ты работала.
— Да, — сказала Ольга с уважением, — здесь ты, что называется, угодила «в девятку».
— Разве говорят не «в десятку»?
— Это в стрельбе, а я имела в виду футбол.
— Хм. В общем, я угадала, что ты из Китежа, а потому и поинтересовалась, как ты попала в Москву.
Ольга закурила.
— Ты же понимаешь, что в Москву попасть не так-то просто. Каждый провинциал делает это по-своему…
— Ага.
— Мой случай не явился исключением.
— Ага.
— Ну, тогда слушай…
— Это, — сказала Ольга, — происходило в несколько этапов. Вначале мне нужно было найти транспортного агента. Как ты знаешь, мой жизненный опыт к тому времени был не так уж и мал. За плечами была комсомольская юность… разочарования, взлеты… работа в системе общественного питания и даже упомянутый тобой поход на лодочную станцию — вот сколько всего, хорошего и плохого, накопилось за годы в моем жизненном багаже.
Но, несмотря на такое обилие багажа, транспортного агента у меня еще не было. Знаешь ли ты, кто такой транспортный агент? Ты должна знать; ведь ты тоже каким-то образом прошла этот трудный путь, но учти, что я проходила его раньше тебя и шла по непроторенной дороге, как бы по целине. Никто из моих коллег и знакомых не смог подсказать мне ничего конструктивного; мне оставалось рассчитывать только на собственные силы.
Я начала с простого — взяла телефонную книгу и раскрыла ее на букве «Т». Буква эта напомнила мне стол, на котором меня поимел куратор, и я подумала, что это хороший знак — ведь урок, полученный мной от куратора, уже столько раз пригождался мне в жизни. Транспортных агентств было больше, чем я думала; я наугад ткнула пальцем в этот раздел — и набрала номер.
Конечно, я нервничала. Все мы нервничаем, когда делаем что-то впервые в жизни… Мне ответил визгливый женский дискант. Сердце мое упало; я поняла, что толку с такого агента не будет. Тем не менее, я все же спросила: «Правильно ли я понимаю, что вы и есть транспортный агент?»
«Нет, — ответила мне эта женщина, — никакой это не агент, в том числе и не транспортный».
«Как, — удивилась я, — но разве это не…» — И я продиктовала набранный мной телефон.
«Все правильно, — сказала она, — вы не одна такая; все звонят и звонят, но здесь уже давно нет никакого агента».
«Частная квартира, да?»
«Какая вам разница, — с досадой сказала она, но все же нехотя пояснила: — Это штаб народной дружины». — И бросила трубку, даже не дав мне попрощаться.
Я поняла, что телефонная книжка устарела. И действительно, на ее обложке значился уж не помню какой год, но ей было лет десять, не меньше. Через несколько дней, раздобыв более новое издание, я предприняла вторую попытку.