Испанский сон
Шрифт:
— Ты здорово делаешь это, — сказала она, когда Он кончил свою работу и любовался ее результатом. — А у Тебя найдется еще десять минут?
— Десять найдется.
— Тогда переодень меня.
Он недоуменно поднял брови. Она открыла свою сумку, каким-то чудом не зацепившуюся ни за один арбатский бар, и извлекла из глубин этой сумки небольшой сверток. Она развернула сверток и, как иллюзионист, явила Его изумленному взору несколько предметов галантереи, а именно — простенький лифчик из плотного полотна, атласный нижний пояс с кружевами и пару красных чулок из эластика.
— Вот, — сказала она. — Можешь?
Он почесал репу.
— Могу.
Он —
Он поцеловал Царевну и посмотрел на часы.
Он надел на нее полотняный лифчик и полюбовался своей работой. Посадив ее на кровать, Он очень медленно, чтобы не перекрутить, натянул на нее красные чулки. Он повертел в руках атласный пояс, опять почесал репу, а потом за руку поднял ее с кровати и надел на нее пояс так, как будто всю жизнь только этим и занимался. Затем Он опять полюбовался тем, что вышло. Вообще-то такой туалет был весьма странен — она понимала это, — но она также понимала, что Он любуется не туалетом, а делом рук Своих. Потом Он надел на нее блузку, юбку и лодочки и опять, в последний раз полюбовался окончательным результатом.
— Теперь, — сказал Он, — Мне точно пора.
Когда шаги Его смолкли на лестнице, и стало ясно, что они смолкли надолго, она приготовилась по-своему встретить изобретенный ею новый праздник — День Господина, отметить его священным для нее ритуалом. Она взяла в руки рубашку — вчерашнюю рубашку Господина, пропитанную Его запахами — и, собравши рубашку в бесформенный ком, плотно прижала к своему лицу, и глаза ее при этом потемнели и посерьезнели.
Потом она бросила рубашку на пол и подошла к большому зеркалу, которое заприметила еще ночью, несмотря на все свое бедственное тогдашнее состояние. Она расстегнула блузку и стряхнула ее с себя, оставаясь в своем простеньком лифчике из плотного полотна. Она запустила пальцы в волосы, еще влажные после ванны, подняла их и развернулась всем телом, отчего эти волосы волнообразно взлетели в воздух и, сверкая, разлетелись по обнаженным плечам. Она расстегнула юбку, медленно стянула ее через голову и бросила на пол, и ее темноволосая, не прикрытая трусиками Царевна, отразившись от зеркала, предстала пиздой из-под нижнего пояса над чулками красного цвета. И все это время ее лицо продолжало быть сосредоточенным и бесстрастным и как будто не имеющим никакого отношения к происходящему.
Оттянув руками верхнюю кромку лифчика, она извлекла наружу свои тяжелые, плотные груди. Она обратила их к зеркалу, поддерживая снизу широко расставленными пальцами левой руки так, что правый сосок оказался между ее ногтями. Она изогнула свой стан, выставляя пизду вперед, как можно ближе к зеркалу. Она широко раздвинула ноги. Пальцами правой, свободной руки она раздвинула складки, прежде укрытые треугольником темных кудрявых волос.
И лишь когда зеркало возвратило ее глазам обнажившийся вид темно-розового рельефа, лицо ее начало искажаться, теряя печать бесстрастия. Ее зрачки и ноздри расширились; она закусила губу и издала краткий стон. Она оторвала руку от груди и обеими руками впилась в набухшие складки, все шире раздвигая их, все больше выгибаясь навстречу зеркалу и жадно пожирая глазами свое отражение, достигшее наконец вожделенных вершин непристойности и бесстыдства.
А потом, обессилев от безумных прошедших суток, от безумных прошедших лет, от долгожданного и сладчайшего оргазма — оргазма, наконец-то
Она стала ночевать у Него. Не зря в первый же день, в День Господина, ей вспоминался Корней — в последующие дни еще не раз повторялось пройденное с Корнеем… многое из того… Опять проблема с приятелями… условные стуки и звонки… опять поход по магазинам — «Дорогая, что ты хочешь, чтобы мы купили?»
Когда Он предложил ей поехать большой компанией на шашлыки, она нервно рассмеялась. Формула подшучивала над ней? Но ведь Он проверен не только по формуле. Она уже многократно успела с Ним насладиться победой Царя; это было реально…
— Я сказал что-то смешное? — спросил Он.
Ей стало стыдно за свои нервы, за глупые ассоциации.
— Нет. Ты любишь меня?
— Ужасно.
— Скажи еще что-нибудь хорошее.
Он подумал.
— Хочешь, Я куплю тебе маленькую машину?
— Нет, — сказала она. — Давай лучше трахнемся.
— Давай.
Они начали быстро раздеваться, как всегда. Вот, подумала она, этим Он не похож на Корнея; с тем все время были какие-то вычурные фокусы… С Господином они всегда раздевались очень быстро; желание вспыхивало в них одновременно и требовало немедленного удовлетворения. Как-то они проспали — к Нему домой должен был приехать человек по работе, а оставалось всего полчаса. Они быстренько приняли душ, оделись, сделались чинными. Оставалось еще минут десять, и тут зазвонил телефон. Звонил тот, кого ждали — предупредить, что задержится на пятнадцать минут. После звонка Он задумался.
— В чем дело? — спросила она.
— Да вот, складываю в уме десять и пятнадцать.
— Нам хватит, — сказала она.
— Правда? Тогда вперед!
Они здорово чувствовали желание друг друга.
Самым сложным для нее оказалось отвадить Его змея от Царевны. У Него был бзик — Он считал неприступность Царевны своей виной. Он считал, что она страдает от этого. Она пыталась Его разубедить; рассказала — более или менее близко к действительности — историю под забором. Услышав историю, Он заплакал и сильно любил ее до самого вечера.
Потом Он стал искать способы ей помочь. Каждые пару недель придумывал все новые способы. Вначале находил каких-то хирургов, сексологов; потом — предлагал усыпить ее, загипнотизировать, чтобы сделать это незаметно для нее… Звал к целителям, к старцам, причем обязательно куда-то далеко — в Индию… в тайгу…
Когда Он в первый раз произнес слово «целитель», ей вдруг стало дико смешно. Она просто потеряла над собой контроль, принялась хохотать, как безумная. Это была натуральная истерика, каких с ней не случалось уже очень давно — несколько лет, не меньше.
Он тревожно спросил:
— Может, тебе водички?
Она с трудом приостановила свой смех.
— Целитель, говоришь… целитель… ой, не могу…
Ее опять разобрало.
— Целитель… ха-ха-ха… делает целым… целеньким…
— Ну?..
— А мне-то… ха-ха-ха… мне-то… наоборот…
Господин грустновато улыбнулся.
— Ну… разве Тебе не смешно…
— Не очень, — признался Он.
— А мне вот…
Она наконец успокоилась. Тогда Он заплакал. Он плакал часто, но только по этому поводу. У нее был простой и верный способ прекращать этот плач. Она начинала раздеваться, и Он сразу же начинал раздеваться тоже, спеша, чтоб не отстать от нее, и слезы Его моментально сохли.