История Лизи
Шрифт:
думать об этом (чего ей хотелось, так это снова потерять сознание), но ничего не могла с собой поделать. «Разум – обезьяна», – любил говаривать Скотт, и Лизи вспомнила, откуда взялась эта фраза, даже теперь, сидя на полу в нише, которая использовалась как бар, с одной рукой, прицепленной наручниками к водопроводной трубе: «Солдаты войны» Роберта Стоуна.
Идешь впереди класса, маленькая Лизи! Если, конечно, ты сможешь когда-нибудь куда-то пойти.
– Отличная песня, не так ли? – Дули
Из пакета он достал квартовую банку из-под майонеза, даже этикетка «Хеллман» осталась на месте. Внутри в прозрачной жидкости плавала белая тряпка.
– Хлороформ, – гордо объявил он. Смайли Фландерс так же гордился своим лосем. – Мне объяснил, как им пользоваться, один парень, который вроде бы имел с ним делом, но он также сказал, что все запросто может пойти не так. В лучшем случае вы очнулись бы с сильнейшей головной болью, миссас. Но я знал, что вы не захотите подняться сюда. Я хорошо вас изучил.
И он, улыбаясь, нацелил на нее палец, как ствол пистолета, а в стереосистеме Дуайт Йоакам запел песню «В тысяче миль от ниоткуда». Дули, похоже, нашел один из компакт-дисков, которые Скотт скомплектовал сам.
– Могу я выпить стакан воды, мистер Дули?
– Что? Да, конечно! Немного пересохло во рту? После такого потрясения, наверное, так и должно случиться. – Он поднялся, оставив пистолет на полу… вероятно, там, где она добраться до него не могла, даже если бы натянула цепь наручников до отказа… а попытаться и не дотянуться – определенно идея не из лучших.
Он повернул кран. Трубы заурчали, зафыркали. Через несколько мгновений она услышала, как кран начал выплевывать воду. Да, пистолет был скорее всего за пределами досягаемости, но вот промежность Дули в каком-то футе, и одна рука у нее была свободна.
Дули словно прочитал ее мысли.
– Вы можете врезать мне по яйцам, если вам того хочется. Но у меня на ногах «док Мартенс», а у вас на руках ничего нет. Так что проявите благоразумие, миссас, и согласитесь на стакан холодной воды. Сейчас вода из крана идет ржавая, но она быстро очищается.
– Сполосните стакан, прежде чем наполнять его. – Голос ее звучал хрипло, едва не срывался. – Ими давно не пользовались.
– Будет исполнено. – До чего он услужлив. Напомнил ей местных жителей. Напомнил ей собственного отца, если на то пошло. Разумеется, Дули напомнил ей и Герда Аллена Коула, который стрелял в Скотта. Она уже собралась поднять руку и все-таки ухватить его за яйца, только для того чтобы доставить себе такое удовольствие. Едва смогла сдержаться.
Потом Дули наклонился,
– Медленно и осторожно берете стакан, – вещал Дули. – Я отдаю его вам, но если вы бросите стакан в меня, я переломлю вам лодыжку. Если попадете, переломлю обе, даже если вы не пустите мне кровь. Я говорю серьезно. Понимаете?
Она кивнула, взяла стакан, маленькими глоточками принялась пить воду. В динамиках стереосистемы Дуайт Йоакам уступил место самому старине Хэнку, который принялся задавать вечные вопросы: «Почему ты не любишь меня, как любила прежде? Почему относишься ко мне как к сношенным туфлям?»
Дули сидел на корточках, его зад почти касался оторванных от пола каблуков, одна рука обнимала колени. Он напоминал фермера, наблюдающего, как корова пьет из реки. Лизи предположила, что он настороже, но не в стопроцентной боевой готовности. Он не ждал, что она бросит в него тяжелый стакан, и, разумеется, в этом был прав. Она не хотела оказаться с переломанными лодыжками.
«Естественно, я же так и не взяла первый, самый важный урок катания на коньках, – подумала она, – а по четвергам на Оксфордском центральном катке вечера одиночников».
Утолив жажду, она протянула стакан Дули. Он его взял, осмотрел.
– Вы действительно не хотите их… двух последних глотков, миссас? – Но и Лизи его уже изучила: войдя в роль хорошего парня, Дули переигрывает. Возможно, сознательно, возможно, сам того не понимая. Имело ли это значение? Вероятно, нет.
– Я напилась.
Дули допил воду, при каждом глотке его адамово яблоко скользило по худой шее. Потом спросил, лучше ли она себя чувствует.
– Я буду чувствовать себя лучше, когда вы уйдете.
– Это справедливо. Много времени я у вас не отниму. – Он вновь сунул пистолет за брючный ремень, поднялся. Его колени хрустнули, и Лизи вновь подумала (более того, изумилась): «Это не сон. Это действительно происходит со мной». Дули рассеянно пнул стакан, и тот откатился на белый, от стены до стены, ковер кабинета. Подтянул штаны. – Не могу здесь долго болтаться, миссас. Ваш коп вернется, он или другой, и, как я понимаю, к вам может заявиться одна из сестер, или это не так?
Лизи промолчала.
Дули пожал плечами, как бы говоря: «Пусть будет по-вашему», а потом высунулся из ниши. Лизи просто не верила своим глазам, потому что много раз видела, как Скотт проделывал то же самое: руками упирался в дверную раму, в которой не было двери, ноги оставались на деревянном полу ниши, а голова и корпус всовывались в кабинет. Но Скотт никогда не носил хаки. До самой смерти отдавал предпочтение синим джинсам. И у него не было лысины на макушке. «Мой муж умер до того, как начал лысеть», – подумала она.