История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Эти художественные произведения, а также критические статьи А. Воронского подвергались острой критике в журналах «Молодая гвардия» и «На посту».
На ХI съезде РКП(б) было принято решение о создании «большого научно-популярного и литературно-художественного журнала», который противостоял бы влиянию на юношество «со стороны бульварной литературы» и содействовал бы «коммунистическому воспитанию юношеских масс» (О партийной и советской печати. М., 1954. С. 251). Так, в мае 1922 года появился ежемесячник «Молодая гвардия», в первых номерах которого выступили Крупская, Калинин, Орджоникидзе, Лепешинский, Бонч-Бруевич, Скворцов-Степанов, Ярославский… Была опубликована и наивная статья Александры Коллонтай о семье и браке. Самой острой критике подверглись сочинения Е. Замятина, И. Лежнева, Н. Клюева, многие сменовеховские страницы журнала «Россия». «По вражеским окопам», «По журнальным окопам» – так выразительно назвали свои статьи С. Родов и Г. Лелевич (Лабори Гелеевич Калмансон). Так началась полемика в литературных рядах.
Сначала на страницах «Молодой гвардии» выступали поэты-пролеткультовцы, иной раз Маяковский, с «Гренадой» Светлов, с «Конной Будённого» Асеев, но тон задавали стихи Безыменского, Жарова, Уткина…
7 декабря 1922 года в помещении «Молодой гвардии» несколько писателей создали литературную группу «Октябрь» – «проведения коммунистической линии в литературе». Весной 1923 года была созвана Первая конференция пролетарских писателей, создавшая Московскую ассоциацию пролетарских писателей (МАПП). Вскоре вышел и первый номер «На посту», в сущности орган мапповцев.
Процессом создания новой творческой интеллигенции и процессом организации журналов «Молодая гвардия» и «На посту» руководил Л.Д. Троцкий: трёхмиллионная «старая интеллигенция», состоявшая из людей разных российских национальностей, окончательно эмигрировала, и их места нужно было заполнять специалистами. Это понимали и Троцкий, и молодогвардейцы с напостовцами. «Писательство есть искусство, дорогие друзья!» – написал Троцкий в приветствии «сотрудникам и читателям «Молодой гвардии» по поводу первой годовщины журнала и подписался: «Ваш Л. Троцкий».
Редакция журнал «На посту» тут же выявила самые опасные с точки зрения внедрения линии коммунистической партии проблемы: писатели не «должны бухать кто во что горазд», а должны «бухать» то, что им скажет журнала «На посту»: в передовой статье прямо говорится, что «пролетарской литературе необходимо окончательно освободиться от влияния прошлого и в области идеологии, и в области формы… Мы будем бороться с теми стародумами, которые в благоговейной позе, без достаточной критической оценки, застыли перед гранитным монументом старой буржуазно-дворянской литературы и не хотят сбросить с плеч рабочего класса её гнетущей идеологической тяжести» (На посту. 1923. № 1. С. 6).
Тут же редакция журнала предлагает двух поэтов, которые могут служить образцом для подражания. В поэтическом сборнике «Под пятикрылой звездой» рецензент обращает внимание на поэзию Семёна Родова и Григория Лелевича, это по-настоящему пролетарская поэзия: стихотворения создают живые образы красноармейцев, в которых нет «единичной личности», в них – «чувствуется масса». У Лелевича таков его «Интернационалист Штейн», такова его «Коммунэра об агитаторе» – лучшее из всего того, что есть в сборнике.
«Это не мистический бред серапионов – это и не банальная здравица. Это то, что нужно новой пролетарской литературе» (Там же).
Вскоре выяснилось, что Семён Родов и Григорий Лелевич – не поэты, их поэтическое слово – за пределами даже самого низкого стихотворного уровня; они стали организаторами и критиками напостовской пролетарской литературы. Их статьи отличались излишней прямотой и нахальной грубостью.
В первом номере «На посту» за 1923 год Г. Лелевич опубликовал тезисы доклада «Об отношении к буржуазной литературе и промежуточных группировках на Первой Московской конференции пролетарских писателей»; Б. Волин – статью «Клеветники: Эренбург, Никитин, Брик»; Лелевич обрушился на поэзию Владимира Маяковского; Родов подвергает острой критике книгу стихов Асеева «А король-то гол»; Береснев, рецензируя повесть Алексея Толстого «Лунная сырость», завершает её убийственным выводом: «Для нас ясно, что всякие Толстые, как бы они ни меняли свои вехи, останутся бывшими писателями: новая жизнь – чужда их пониманию…»
Напостовцы резко критиковали «Мои университеты» М. Горького, «Кащееву цепь» М. Пришвина, «Падение Даира» А. Малышкина – за «реакционное нутро». Критиковали всё, что близко стояло к русской классической литературе, что выражало дух и совесть русского народа.
«Культурная отсталость русского пролетариата, вековой гнёт буржуазной идеологии, упадочная полоса русской литературы последних лет и десятилетий перед революцией – всё это вместе взятое влияло, влияет и создаёт возможность дальнейшего влияния буржуазной литературы на пролетарское творчество. Кроме того, на нём не могло не сказаться влияние идеологической мелкобуржуазной революционности, обусловленной стоящей перед российским пролетариатом параллельной задачи завершения буржуазно-демократической революции. В силу этих условий пролетарская литература до сих пор неизбежно носила и часто носит эклектический характер как в области идеологии, так, следовательно, и в области формы». Вот почему перед пролетариатом встают две задачи: строительство своей классовой культуры, в том числе и своей художественной литературы; «необходимость и в пролетарскую литературу ввести определённую систему» (На посту. 1923. № 1. С. 194).
Редакция журнала «На посту», литературная группа «Октябрь», Первая конференция МАПП выразили в общем основную платформу борьбы против буржуазно-дворянской литературы, враждебной пролетариату, а главное – стремление к строительству чисто пролетарской культуры и литературы. Это направление в литературе выступает за реализм и против имажинизма, футуризма и символизма, против всех видов декадентского искусства, – это было тем общим, что предопределяло его место в общей литературной дискуссии 20-х годов. Огромную часть русской интеллигенции, готовую сотрудничать с советской властью, осудили как сменовеховцев, только за то, что она выступала за самостоятельность и свободу творчества: «И теперь, когда советская власть ищет мира даже с буржуазией, пора понять, что мир с интеллигенцией ещё важнее мира с буржуазией. Государство не может жить без своего мозга – без интеллигенции». Это было сказано на обсуждении сборника «Смена вех» в Доме литераторов в декабре 1921 года с призывом к миру (Летопись Дома литераторов. 1921. № 3. С. 11). Но мира не получилось… Здесь, в России, лишь Александр Воронский в журнале «Красная новь» печатал статьи и выражал свою позицию в области художественной культуры.
Напостовцы в следующих номерах журнала прямо заявили, что начинают борьбу против «воронщины», особенно яростными критиками выступали Лелевич и Родов, Леопольд Авербах и Владимир Ермилов, молодые, напористые, грамотные, но догматически усвоившие эстетику К. Маркса и Ф. Энгельса и нанёсшие огромный вред развитию русской литературы 20—30-х годов.
Напостовцам возражали и лефовцы, которые назвали журнал «На посту» «критической оглоблей» (Леф. 1923. № 3), и имажинисты, но главная полемика возникла между ними и Воронским, который среди разнообразной литературы опубликовал и «Голый год» Бориса Пильняка, вызвавший острую полемику.
Один из самых яростных напостовцев Ил. Вардин (Илларион Виссарионович Мгеладзе) в статье «Воронщину необходимо ликвидировать» писал: «Как революция в государстве, так и революция в литературе требует сознательной, настойчивой, упорной работы… Воронский фактически стал орудием в деле укрепления позиции буржуазии» (На посту. 1924. № 1. С. 21–22. Курсив мой. – В. П.). К тому же и «всё реакционнее» становится и мелкая буржуазия, которая в России, по словам Ю. Либединского, начала «Некрасовым и Глебом Успенским», «кончила Чеховым и Вертинским» (Там же. С. 41).