История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Трубачев Олег Николаевич

Оставляя в стороне гипотетическое общее значение, предлагаемое Каррузерсом для *реи-, остановимся на весьма достоверном лат. *putum ‘penis’ и греч. ‘брать в жены, жениться’. Все они вместе с хеттск. pupus ‘любовник, прелюбодей’ совершенно определенно обозначают чисто мужские действия. Поэтому есть основание конкретизировать предполагаемое значение и.-е. ри-, рои-: ‘производить (о мужчине)’, с оттенком мужской активности. Таким образом, в *рu- мы имеем мужской термин ‘производить’, в то время как и.-е. *su- представляет женский термин, собственно — ‘рожать’. Исходя из этого, можно толковать формы от рu- с суффиксом – t- как ‘зачатый (отцом, мужчиной)’. См. выше соответствующие индо-иранские формы и лат. putus. Славянский и балтийский хорошо сохранили образования этого рода: литовск. putytis, putuzis, ст.-слав. пътишь ‘птенец; детеныш’, ср. санскр. putra-, лат. риtus, литовск. pautas [292] . Значение ‘детеныш’ исконно для этих слов, которые лишь позднее в производных птенец, птица, польск. ptak и родственных приобрели вторичное значение ‘птица’, принимаемое некоторыми за древнее [293] . Обнаруживая, наряду с другими индоевропейскими языками, значение ‘детеныш’, славянский сохранил также прямые следы мужского значения, ср. русск. диал. потка ‘penis, у мальчиков’ (< *пътка).

292

См. A. Fick. Etymologische Beitr"age. — KZ, Bd. 22, 1874, стр. 107–108.

293

Сближение птица: греч. ‘лечу’, внешне очень соблазнительное и, казалось бы, безошибочное, в свете результатов этимологических исследований является совершенно неприемлемым, поэтому сопоставление этих форм у А. А. Белецкого, трактуемое как достоверное, вызывает удивление («Этимологическая структура слова». — «XI наукова ceciя КДУ, нрисвячена 300-piччю) возз’єднання України з Pociєю», секцiя фiлологiї. Киев, 1954, стр. 11).

На основании всего сказанного можно вместе с Ф. Штольцем [294] утверждать, что во всех словах этого корня исконно значение ‘сын, дитя’ при вторичных ‘мальчик, малыш’ и что Б. Дельбрюк [295] ошибался, полагая, что в словах санскр. putrci-, авест. риdrа и родственных не содержится никакого указания на происхождение.

Славянский и балтийский языки отражают как долгую, так и краткую ступень вокализма и.-е. *рu-, ср., с одной стороны, литовск. pautas, с другой — литовск. putytis, ст. — слав, пътишта. Об отражении славянским также и долгой ступени позволяет нам говорить очевидная принадлежность к этому корню сербск. диал. (черногорск.) puso ‘musko dete do 5–6 godina’ [296] . Окончание – о (puso) восходит, видимо, к звательной форме от *pusa, распространенной впоследствии и на им. п. ед. ч., что представляет собой нередкое явление, например, среди личных имен, в южнославянских языках.

294

F. Stоlz. Lateinisch pusus, putus und Verwandtes. — IF, Bd. 15, 1903, стр. 53–69.

295

В. Delbr"uck, стр. 454.

296

Взято из кн.: St. Rospond. Poludniowo-slowianskie nazwy miejscowe z suf. – itj. — «Prace Komisji Jezykowej». Krakow, 1937, стр. 60. Сюда же болг. диал. пуне ‘мъжко мелко дете след кръщението’, пужо ‘мальчик’ («Думи и форми от говорите в Видин, Вратца, Царибродско и пр.» Записал Ц. Сталийски. — СбНУ, кн. V, 1891; Л. Милетич. Към особеностите на гевгелийския говор. — «Македонски преглед», год VIII, кн. 2, София, 1932. стр. 69).

Таким образом, если в слав. synъ, и.-е. *sunus мы имеем древний реликт материнского счета родства, то в и.-е. *put- представлен термин, отражающий уже только мужское, отцовское начало. Этим объясняется смысл существования двух разных названий сына в индоевропейских языках. Предположение о таких двух конкретных терминах в древности вполне правдоподобно.

Известны вероятные исторические условия такой парности терминов. Для решения вопроса об относительной хронологии двух неодинаково распространенных индоевропейских названий сына важно помнить, что древний человек долго не имел понятия о связи между половым общением и рождением. Напротив, связь между рождением как таковым и самими родами осознавалась всегда. Поэтому *sunus, т. е. ‘рожденный (матерью)’, гораздо древнее и распространено почти во всех индоевропейских языках. В свою очередь put- ‘зачатый (отцом)’ — относительно позднее образование и имеет меньшую распространенность. Это соотношение важно для вопроса о матриархате и его отражении в терминологии родства. Время возникновения и.-е. *put-, возможно, — эпоха победы отцовского права. Однако патриархат, утвердившись, застал основные термины уже выработанными. Отсюда — второстепенное значение и.-е. *put- в роли названия сына и неустойчивость его употребления [297] .

297

О том, что восприятие ‘сын’ — ‘произведенный, рожденный’ было долгое время активным, свидетельствует, помимо *sunus и *put-, отражение его в хеттск. hassant- (причестие к hai(s)- ‘рождать, производить’) ‘рожденный’, ‘собственный сын’ (см. J. Friedrich. Hethitisches W"orterbuch, 1952, стр. 62).

Названия пасынка являются, как и все остальные термины сводного родства, исключительно новыми словами. Своеобразие славянских обозначений пасынка выражается в их пестроте. Так, генетически только одно из них восходит к о. — слав, synъ: pasynъkъ — форма, тоже носящая общеславянский характер. Правда, наряду с нею в том же значении в славянских языках фигурируют другие, совершенно оригинальные образования: pastorъkъ, paserbъ, произведенные также от весьма древних морфем.

Слав. раsупъkъ: др.-русск. пасынъкъ, русск. пасынок, укр. пасынок, др. — польск. pasynek 1) ‘праправнук’; 2) ‘пасынок’, польск. (стар.) pasynek в упомянутых двух значениях, болг. пасинче, диал. пасынок [298] . Литовск. posunis ‘пасынок’ [299] образовано из тех же морфем — приименной приставки балт. ро- и и.-е. *sunus, но независимо от слав. pasynъkъ, ср. характерный для литовского перехода из одной основы в другую в приставочном производном: sunus> po-sunis (из u-основы в – ja-основу). В славянском ничего подобного не отмечается: слав. pasynъkъ сохраняет основу слав. sупъ. В частности, известно, что суффикс – ъкъ первоначально оформлял производные только от основ на – и. Следовательно, pasynъkъ < pa-synъ-kъ с сохранением и- основы sупъ. С той же приставкой образовано латышск. padelis ‘пасынок’ [300] .

298

Б. Цонев. Кои новобългарските говори стоят най-близу до старобългарски в лексикално отношение. — «Списание на Българска академия на науките», кн. 11. София, 1915.

299

См. A. Salys. Musy gentivardziai. — «Gimtoji kalba», 1937, II, стр. 22.

300

О значении ра- см. И. М. Эндзелин. Латышские предлоги, ч. 1, стр. 149.

Слав. pastorъkъ: ст.-слав. пасторъкъ ‘, privignus’, др.-русск. посторъкъ, др. — чешск. pastorek, pastore, чешск. pastorek, сейчас малоупотребительное, диалектное, ср. моравск. pastorek, pastorkyna [301] , словенск. pastorek, сербск. пасторак, болг. пастроче 1) ‘пасынок’, 2) падчерица’, ср. болг. пастрок ‘отчим’.

301

Е. Bartos. Dialekticky slovnik moravsky, стр. 283.

Этимологически прозрачно болг. пастрок ‘отчим’ < *po-ptor. Несколько затруднителен вопрос о развитии значения ‘пасынок’. Образование с суффиксом – ъкъ вряд ли восходит здесь к глубокой древности, ср. др. — чешск. pastore и болг. пастроче с суффиксом е-, -ent-. Здесь не исключено первоначальное значение принадлежности (‘отчимов, неродной сын’ = ‘пасынок’). Обращает на себя внимание отсутствие раstorъkъ в восточнославянских языках. Единичное др.-русск. посторъкъ, вероятно, заимствовано. Из южнославянских языков происходит алб. pasterk ‘пасынок [302] .

302

G. Meyer. Etymologisches W"orterbuch der albanesischen Sprache, стр. 323.

Слав. раsеrbъ представлено главным образом польск. pasierb, ср. прибалт.-словинск. paspjer < paserp [303] .

А. Г. Преображенский приводит еще укр. пасерб, пасербиця, белор. пасерб, пасербица [304] и русск. диал. («воронеж. и др.») пасерб. Ф. Миклошич помещает последнее под вопросом [305] . За вычетом приименной приставки ра- в польск. pasierb, др. — польск. pasirzb содержится корень *sъrъ-, *serb-, который, согласно остроумной этимологии А. Брюкнера [306] , служил образным обозначением ближайших, кровных родственников и восходит к значениям ‘хлебать, сосать’ (в данном случае использовано значение ‘сосать грудь’), ср. лат. sorbeo, греч. , польск. sarbас’ < и.-е. *sorbh-, *srobh-. Сюда же Брюкнер относит собирательное образование sorbh ‘ближайшая родня’, ср. этноним срби, сербы, но последнее скорее иранского происхождения. Таким образом, если сингулятивное sierb означало ‘сосунок, кровный ребенок’, то pa-sierb значит ‘неподлинный ребенок’. Совершенно справедливо отбрасывает Брюкнер неточные сравнения польск. pasierb с русск. себ’р, сябёр, предлагавшиеся, например, Г. А. Ильинским [307] . Эти русские слова, несомненно, объясняются из *sem-ro-, через sebrъ (подробнее см. III главу настоящей книги). Сравнением с pasierb (*-sьrb-, *-serb-) нельзя объяснить древнего носового в *sebrъ, ср. правильный русский рефлекс: сябр, сябер. Метатеза – rb- < -br- тоже маловероятна [308] .

303

«Slavia Occidentalis», t. 1, 1921, стр. 97.

304

О заимствовании укр. пасерб, пасербиця из польского языка см. А. А. Бурячок. Названия родства и свойства в украинском языке. Автореф. канд. диссерт. Киев, 1954, стр. 7.

305

F. Miklоsiсh, стр. 292: serb-.

306

A. Br"uckner. Wzory etymologii i krytyki zrodlowej. — «Slavia», roc. 3, 1924, стр. 207–209; его же. Slownik etymologiczny jezyka polskiego, стр. 398.

307

Г. А. Ильинский. Славянские этимологии. — ИОРЯС, т. XXIV, кн. 1, 1919, стр. 140.

308

Это неверное толкование содержится и у А. Г. Преображенского: «Из na-серб. См. себер».

Описательные названия пасынка: чешск. nevlastni syn, вытеснившее в общенародном языке простые обозначения; болг. доведен син, доведеник.

Дочь

Названия дочери во всех славянских языках без ‘исключения восходят к о.-слав. *dъkti: ст. — слав, дъшти, др.-русск. дочи, дьчи, дчи, дъци, дочька, дъчька, русск. дочь, диал. дочи, дочеръ [309] , доцерь, дочуха [310] , доц’ер’ка, доц’ер, доц’ка [311] , укр. дочка, белор. дачка, польск. сorа, соrkа, др. — польск. dca, кашуб. сorа, сorkа, прибалт.-словинск. сorkа, чешск. dcera, словенск. hci, hcere, др.-сербск. дьшти, кьшти, кьчи, сербск. кhи, диал. шhер, болг. дъщеря, диал. щерка, штеру (зват. форма), керка, кьеркьи=щерки [312] .

309

Богораз. Областной словарь колымского русского наречия. СПб., 1901, стр. 46

310

А. Подвысоцкий. Словарь архангельского наречия. СПб., 1885, стр. 39.

311

В. Г. Орлова. О говоре с. Пермас Никольского р-на Вологодской обл. — «Материалы и исследования по русской диалектологии», I. М.—Л., 1949, стр. 53.

312

«Песни из личния живот» — от Малко Търново. — СбНУ, кн. VI, 1891, стр. 24; от Леринско (Македония). — СбНУ, кн. V, 1891, стр. 146; от Воденско (Приказки.). — СбНУ, кн. V, стр. 165.

Фонетическая история слав. *dъkti детально изучена исследователями. Оно восходит к и.-е. *dhughter, которое является одним из древнейших терминов родства индоевропейского языка, такой же основой на – r, как *pter, *mater, *suesor. Характерная особенность индоевропейского названия дочери состоит в том, что оно широко распространено в индоевропейских языках и всюду в точности соответствует названной общеиндоевропейской фонетической форме, не обнаруживая также серьезных отклонений в значении (ср. гораздо большие фонетические и семантические изменения других основных названий, сохранившихся в целом ряде индоевропейских языков в общем хуже, чем название дочери).