История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
Шрифт:
Это положение, характерное, судя по лингвистическим данным, для общеиндоевропейской эпохи, сохранялось в течение длительного времени, ср. отсутствие общего термина ‘ребенок’ даже в балто-славянскую эпоху, отражением чего являются расхождения между исторически засвидетельствованными славянскими и балтийскими языками. Обобщенное название было, как видно, создано этими языками уже ко времени их обособления, ср. различные средства выражения: литовск. vaikas, слав. dete. Вместе с тем, не оставляет сомнения то, что оформлявшийся славянский язык уже располагал таким термином. При этом из всех названий ребенка бесспорно общеславянским и, возможно, наиболее древним является *dete, русск. дитя и родственные.
Названия ребенка в отдельных индоевропейских языках обладали, несмотря на совершенно обособленное образование, сходными структурно-морфологическими признаками. Почти все они — существительные среднего рода: нем. Kind, греч. , слав. dete. Этимологический анализ обнаруживает в них отглагольные субстантивированные прилагательные [181] . Так, нем. Kind <и.-e *gentom, собственно, ‘рожденное’ (ср. р.), греч. также ‘врожденное’ (от ‘рождаю’), слав. *dete <*detent-’вскормленное’. Причина их относительно позднего оформления заключается в том, что используемая при этом форма среднего рода в более древние эпохи не могла обозначать живых существ, поскольку смысл ее существования состоял в обозначении всего неодушевленного в противоположность одушевленному [182] . Общие названия ‘ребенок, дитя’ могли, таким образом, возникнуть лишь позже, при известном ослаблении этого противопоставления. Однако названная специфика среднего рода сохранилась
181
Ср. Johannes Lohmann. Genus und Sexus, eine morphologische Studie zum Ursprung der indogermanischen nominalen Genusunterscheidung. — «Erg"anzungshefte zur KZ», № 10.
182
В это предполагаемое время, очевидно, еще не могли развиваться столь известные затем в индоевропейских языках, но явно вторичные названия молодых существ среднего рода. Такое древнее состояние прекрасно отражает хеттский язык, употребляющий средний род для неодушевленной категории и общий род — для одушевленной: так, attas ‘отец’ и annas ‘мать’ входят в хеттском, не знающем мужского и женского родов, в общий род. В науке давно ведется спор о родовых различиях в древнеиндоевропейском языке и, соответственно, о месте хеттского языка в развитии индоевропейского грамматического рода. Основной проблемой при этом является развитие женского рода, в котором одни усматривают новообразование (Мейе, Бенвенист, Курилович, Милевский, Стертевант, Ломан), другие — древнюю особенность индоевропейского языка (Бругман, Педерсен), см. подробное изложение: Marian Mol`e, Contributions `a 1’'etude du genre grammatical en hittite. «Rocznik Orientalistyczny», t. 15, 1949, стр. 25 и след. (Автор статьи развивает точку зрения Педерсена).
Названная проблема не является, однако, основной при решении нашего вопроса о происхождении индоевропейских названий ребенка в связи с категорией среднего рода. Для нас здесь важно то, что оппозиция ‘одушевленный’: ‘неодушевленный’, так ярко формализованная в хеттском языке в результате отсутствия третьего звена, смягчавшего противопоставление — женского рода, — имелась, по-видимому, в обще-индоевропейский период.
Специально отметим, что вышесказанное никак не противоречит тому известному факту, что именно образования среднего рода служили в индоевропейских языках названиями молодых существ. Этот тип является индоевропейским, но в нем следует скорее усматривать параллелизм развития, а не общее наследие древней эпохи, тем более, что достоверные общеиндоевропейские образования здесь не известны.
Прежде чем приступить к анализу отдельных славянских названий можно в виде экскурса провести сравнение употребления названия ребенка в русском языке, где нет особенно благоприятных условий для широкого употребления в речи общих названий дитя (ср. р.), ребенок (м. р.) — вследствие частого несовпадения их грамматического рода с конкретным полом обозначаемого (откуда — предпочтение удобным и точным названиям мальчик, сын: девочка, дочь) — и во французском. Франц. enfant ‘дитя, ребенок’ употребляется гораздо шире, оно очень удобно благодаря внешнему аналитическому выражению рода: c’est une enfant extr^emement sotte ‘это крайне глупая девочка’; c’est un enfant g^at'e ‘это избалованный мальчик’ (разумеется, при возможности общего значения: c’est топ enfant ‘это мой ребенок’) [183] .
183
Русское словоупотребление вроде: «Откуда ты, прелестное дитя?» (Пушкин, «Русалка»), где прелестное дитя (ср. р.) адресуется к девушке, — нежизненно за пределами литературного языка. Оно происходит скорее от калькирования французских словосочетаний вроде belle enfant.
Слав, dete: ст.-слав. дта, дтина, дтиште, дтишть, др.-русск. дта, дтина — ‘слуга’, русск. дитя, обл. дитё, диал. детина (Заонежье), собир. ‘детвора, дети’ [184] , укр. дитина, белор. дзiця, дзiцяцi, польск. dziecie, dziecko, кашуб. зecа, прибалт.-словинск. зautko, зeca, н.-луж. zise, полабск. deta, d’otka, чешск. dite, диал. det ‘дитя’ [185] , zdetit se, nezdetit se ‘(не) иметь детей’ [186] , словацк. diet’a, словенск. dete, decak ‘der Bursche’, decaj ‘das Kind’, decek ‘der Knabe’ decko ‘der Knabe’ decla ‘das M"adchen’, др.-сербск. дте> дтъ сербск. дujeme, ђeme, дjеца ‘дети’, болг. дете (мн. чис. деца).
184
Г. Куликовский. Словарь областного олонецкого наречия. СПб., 1898, стр. 21.
185
F. Bartos. Dialekticky slovnik moravsky. Praha, 1906, стр. 56.
186
Q. Hodura. Nareci litomyslske, 1904, стр. 57.
Слав. dete содержит е < оi < и.-е. *i, ср. санскр. dhayati ‘он сосет грудь’, ст.-слав. до ‘я дою, кормлю грудью’, и.-е. *dhei- [187] . Вместе с тем указывалось на двусмысленность слав. e в dete, которое может восходить не только к оi (ср. санскр. dhayati), но и к e (ср. наличие латышск. dels ‘сын’ лат. felare [188] ), что вынуждало — при естественном стремлении видеть в перечисленных фонетических разновидностях общий корень— предполагать исходную форму *dhe(i)-. Таким образом, dete восходит к *dhoitent- [189] . В последней форме названный выше индоевропейский корень многократно распространен суффиксами, модифицировавшими его форму и значение. Прежде всего следует отметить суффикс – t-, непосредственно примыкающий к корню *dhe(i)-, ср. формы с суффиксом – t- от того же корня в различных индоевропейских языках: латышск, dels, лат. filius с близким значением ‘сын’ Возможно, древний суффикс – t- указывает на наличие пассивной формы, ср. от того же корня санскр. dhita ‘gesogen’ [190] .
187
W. Vondrak. Bd. I, стр. 74–75, 83. E. Berneker. Bd. I, стр. 196.
188
J. J. Mikkola. Urslavische Grammatik, I. Teil, 1913, стр. 111.
189
Там же, стр. 120.
190
Fick. Vergleichendes W"orterbuch der indogermanischen Sprachen. 4. Aufl., Bd. Ш, стр. 205. Как видно, от корня *dhe(i) — произведен целый ряд индоевропейских названий сына, ребенка: слав. dete, латышск. dels, лат. filius. В крито-микенском диалекте греческого языка отмечено слово do-e-ro, которое читают как , архаическая форма классического , ‘раб’ (см. М. Ventris, J. Chadwick. Evidence for Greek Dialect in the Mycenaean Archives. — «The Journal of Hellenic Studies», vol. LXXIII. London, 1953, стр. 102 и в других местах). Этимология остается темной, в чем была до сих пор повинна невыясненность фонетического и семантического развития слова. В частности, его сопоставляли через со слав. loviti, предполагая значение ‘военнопленный’ (Н. Lewy. Griechische Etymologien. — IF, Bd. 2, 1893, стр. 446) или с готск. taujan ‘работать’ (Fr. Lоrеntz. Griech. . — IF, Bd. 5, 1895, стр. 343). Прежде всего значение ‘раб’ не представляется нам исконным в этом древнем слове. Что касается фонетического развития, то необходимые коррективы вносит крито-микенское , которое представляется возможным объяснить из *dhoi-elo- ‘ребенок’, ‘сосунок’, производного от и.-е. *dhe(i)-, поскольку крито-микенский диалект, как указывают, утратил древнюю придыхательность согласных. Аналогичное использование суффикса – l- ср. в лат. filias и латышск. dels. Форма в классическом греческом, быть может, является диалектным заимствованием, ср. ее этимологическую неясность при попытках истолковать ее как исконное слово. Заимствование названия раба представляет обычное явление. Что же касается основного момента семантического развития (ср. предполагаемое нами изменение ‘ребенок’ > ‘раб’, невольник’), то примеров этого достаточно в истории различных индоевропейских языков.
Дальнейшее распространение основы *dhoit- причастным суффиксом – ent-, очевидно, относится ко времени, когда значение формы *dhoi-t-’вскормленный’ перестало ясно ощущаться, чем объясняется нанизывание нескольких суффиксов. Но и после присоединения нового суффикса значение, по-видимому, осталось прежним: ‘вскормленное’. Суффикс – ent-известен главным образом как формант причастия действительного залога, но предполагать строгое разграничение страдательных и действительных залоговых значений в древности для индоевропейского причастия нет надобности, ср. древние свидетельства хеттского языка, в котором причастия на – ant- (-anz-) выражают оба значения.
Определенное этимологическим путем значение слав. *dete ‘вскормленное грудью’ сомнений не вызывает. Помимо многочисленных производных от индоевропейского корня *dhei- со значениями ‘дитя, сын’, ср. основанные на том же признаке названия от и.-е. *sorbh-, *srobh- ‘сосать, хлебать’: греч. ‘младший возраст ребенка у спартанцев’ [191] ; польск. pasierb ‘пасынок’, собственно pasierb ‘подобие сына, неподлинный сын’ [192] , сюда же греч. ‘хлебать’, литовск. surbiu, surbti то же. Ср. далее такие прозрачные названия, как русск. сосунок, польск. osesek <слав. sъsati ‘сосать’.
191
A. von Biumenthal. Illyrisches und Makedonisches. — IF, Bd. 49,1931, стр. 169.
192
A. Br"uckner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego. Krakow, 1927, стр. 398: pasierb (не смешивать – sierb в pasierb с русск. сябёр и родств., которые от слав. *sebrъ < *sem-r-, как например, делает Преображенский, см. статьи: пасерб, себёр. — О. Т.).
Корневой вокализм всех славянских форм продолжает о.-слав. *dete. Исключение представляет восточнославянский, где вместо — и: русск. дитя, укр. дитина. Р. Брандт считал это отражением ei или i при древнем oi в прочих славянских языках [193] , в то время как Ф. Ф. Фортунатов [194] видел здесь общевосточнославянское изменение e в и в известных условиях.
193
См. РФВ, т. XXI, стр. 218.
194
См. KZ, Bd. 36, стр. 50; А. Преображенский. Т. I, стр. 185; в последнее время — М. Vasmer. REW, Bd. I, стр. 353.
Слав. *dete стоит особняком среди целого ряда внешне аналогичных образований с суффиксом *-nt-, которые этимологически обнаруживают первичные значения принадлежности с последующим развитием уменьшительных значений [195] . Впоследствии, после забвения внутренней формы, слав. dete полностью унифицировалось в отношении структуры и употребления с другими славянскими существительными на *-et-. Все они образуют небольшую, но характерную лексическую группу, известную как названия молодых существ на – et-. Их однородность, однако, не исключает случаев иного происхождения вроде *dete, почему даже в рамках таких структурно обособленных групп необходим «индивидуальный» подход (подробно о группе образований с – et- см. ниже). Слав. *dete имело древнее окситонное ударение, ср. русск. дитя [196] .
195
См. подробно A. Gaters. Indogermanische Suffixe der Komparation und Deminutivbildung. — KZ, Bd. 72, Heft 1–2, 1954, стр. 55 и след.
196
J. J. Mikkoia. Urslavische Grammatik, I. Teil, 1913, стр. 120.
Другой древней славянской формой является *detb, непосредственно восходящее к и.-е. *dhoi-t-. Исходным значением этого образования с суффиксом – ь была, как видно, собирательность (‘совокупность детей’), ср. значение др.-сербск. дть и сербск. диал. дujет [197] . Чешск. диал. det’ ‘дитя’, м. р., является, наверное, результатом перехода от собирательного значения к сингулятивному. Именно от формы detь образована славянская форма множественного числа *deti ‘дети’, которая затем приобрела большое значение в ряде славянских языков не как соотнесенная с собирательным *detьf от которого она произведена, а как соотнесенная с сингулятивом *detet поскольку противопоставление единственного числа множественному является более очевидным и важным: русск. дети, укр. дiти, польск. dzieci, ст.-слав. дти, сохранившееся также в отдельных говорах болгарского [198] .
197
А. Мейе. Общеславянский язык. М., 1951, стр. 369. J. F. Lоhmann. Das Kollektivum im Slavischen. — KZ, Bd. 58, 1931, стр. 229.
198
Ср. Л. Милетич. Седмоградските българи и техният език. — «Списание на Българската академия на науките», кн. 33. София, 1926, стр. 161.