История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
Шрифт:
Сравнение слав. mzь с названными образованиями кажется более оправданным, чем привлечение сильно затемненного образования литовск. zmogus ‘человек’.
Этим не исчерпывается круг сопоставлений слова mzь. Ср. латышск. muzs ‘век’. Это слово, в котором И. М. Эндзелин [694] видит старую основу среднего рода – iа-п, может объясняться из балтийск. *mangja- [695] , формы, тождественной слав. *mongjo- в mzь, ср. и соотношение значений ‘век’: ‘мужчина, человек’, аналогичное отношению ст.-слав. вкъ ‘век, возраст’: чловкъ ‘’. Э. Леви [696] указывает на близость ст.-слав. мжь и литовск. amzis ‘lange Zeit’, др.-прусск. amsis ‘Volk’, но для него эта близость выражается только в общем окончании *-zis и в возможности взаимного влияния.
694
См. РФВ, т. LXXVI. стр. 308.
695
К. Буга («Aistiski studijai», I, стр. 52, 114) объясняет латышск. muzs, литовск. amzias ‘век’ вслед зa А. Лескином («Die Bildung der Nomina im Litauischen», стр. 309) из *munzja-s. Но это говорило бы об исконной палатальности задненебного (и.-е. *g), и мы ожидали бы латышск. muzs! Литовск. z и др.-прусск. s, таким образом, неясно.
696
E. Lewy. Preussisches, — IF, Bd. 32, 1913, стр. 160, сноска 2.
Если верно то, что сказано о латышск. muzs: слав. mzь [697] , то это, возможно, дает еще одно свидетельство о конце основы слав. mzь, поскольку в таком случае наличие латышск. muzs (– iа-основа) исключает мысль А. Мейе о mzь < *mon-gju-.
Из местных производных от слав. mzь интересно русск. мужик ‘крестьянин’, ‘грубый мужчина’, с уничижительным эмоциональным оттенком. Лингвисты объясняли последнее образование различно. X. Педерсен выводил суффикс – ikъ из *-inkъ (ср. литовск. – ininkas) и причину наличия – ik-, вместо – iс-, видел в том, что «закон Бодуэна де Куртене, который, между прочим, действует после n и т, не действовал после – in-: мужик» [698] . Иначе объяснял слово А. Вайан: формы на – icь могли развиваться из – ьсь после – уо-основ (словенск. mozic от moz), но это – ic обычно заменялось – ik: русск. мужик [699] . Но образование мужик нельзя отрывать от такого же образования русск. старик, для которого объяснение Вайана неприемлемо вообще, поскольку starъ — древняя твердая о-основа. Русск. мужик, старик близки по своему суффиксу немногочисленным, но достаточно древним литовским образованиям с суффиксом – eika-, -eika, ср. jauneika ‘jaunylis’, kabeika ‘kuris kabinejasi’ с характерными эмоционально окрашенными значениями, ср. и значение русск. мужик. Ср. еще литовск. диал. seniekas ‘senas’ [700] , т. е. sen-ieka-s (чередование различно интонированных долгот – ieka-: eika-), точно соответствующее по структуре, суффиксу и значению русск. стар-ик, стари-ка (русское подвижное ударение говорит о древней форме *star-ei-ko-s). Производные на *-eiko- нашли преимущественное отражение в восточнославянских языках: русск. старик, мужик, диал. молодик ‘молодой, новобрачный’ [701] , сюда же укр. молодик ‘молодой месяц’. Первоначально формы *star-eiko-s и *star-tko-s были очень близки как варианты количественного чередования суффиксального гласного. Положение изменилось только в результате различного отражения закона прогрессивной палатализации: starьcь, старец, но старик.
697
Различные соображения против данного сближения видвигает Э. Бенвенист (Е. Benveniste. Notes d’etymologie prussienne. «Studi baltici», t. 2. 1932, стр. 80, 81). Ср. еще к вопросу о родстве латышск. muzs.: слав. mzь — К. М"ulenbach, II, стр. 681, где прежде всего отмечается родство латышск. muzs, литовск. amzis, др.-прусск. amsis (И. М. Эндзелин). Конечно, *mangja- (слав. mzь) должно было бы дать латышск. *mudzs. В наличии muzs, возможно, сказалось влияние литовских форм с z, ср. известные примеры в, — латышск. es вместо es: литовск. as и др. Старые влияния, унифицировавшие здесь характер согласного, были вообще возможны, в том числе и со стороны славянского с z < g, ср. выше Э. Леви.
698
Н. Pedersen. Die Nasalpr"asentia und der slavische Akzent. — KZ, Bd. 38, 1902, стр. 384.
699
A. Vaillant. Grammaire compar'ee des langues slaves, t. I, Paris — Lyon, 1950. стр. 143.
700
Литовские примеры взяты из кн. P. Skardzius. Lietuviy kalbos zodziu, daryba, 159, 160.
701
А. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия, стр. 92.
Весьма загадочно название мужа, из славянских языков лучше всего известное древнерусскому, но по ряду признаков имеющее право считаться древним славянским образованием: др.-русск. лада. Ср. в «Слове о полку Игореве» обращение плачущей Ярославны к ветру: «чему мычеши хиновьскыя стрhлкы на своею не трудною крилцю на моея лады вои?» (стихи 443–445 изд. 1800 г.). А. Г. Преображенский называет еще чешск. ladа [702] . Ср. сербск. лада ‘супруга’. Слово сохранилось в живом русском языке, в устном народном творчестве почти до наших дней, обозначая всякий раз мужа — ‘милого, любимого мужа’ (возможны переносы на жену), ‘возлюбленного’, а также его противоположность — ‘нелюбимого, немилого мужа’ [703] . Др.-русск. лада (ср. и другие случаи употребления этого слова) фигурировало «с оттенком ласкательности (следовательно, оно не было собственно термином для обозначения данного понятия)…» [704] .
702
А. Преображенский, т. I, стр. 428.
703
См. П. А. Расторгуев. Словарь народных говоров Западной Брянщины. — «Доклады и сообщения Ин-та языкознания АН СССР», VI. М., 1954, стр. 122, со ссылкой на запись песен, сделанную М. Н. Косич (там же, стр. 67).
704
Ф. П. Филин. О терминах родства и родственных отношений в древнерусском литературном языке. — «Язык и мышление», т. XI, 1948, стр. 341.
В восточнославянских народных песнях слово лада употребляется еще и в других, более затемненных случаях, как например в известной песне, которая начинается словами: «А мы просо сеяли, сеяли, ой, дед-ладо, сеяли, сеяли» — считающейся одной из древнейших у славян [705] . Еще более затемнено и удалено от своего возможного первоначального значения употребление слова в детской песенке: «Ай, ладушки, ладушки, где были? — у бабушки…» — где форма от лада лишена всякого конкретного значения, близка к междометию. Неудивительно, что именно такие «темные» места в первую очередь давали повод для кривотолков в те времена, когда велись деятельные разыскания древнеславянских божеств. Это порождало и резко противоположную точку зрения. Так, А. Брюкнер отказывался вообще видеть в слове лада что-либо большее, чем простое восклицание из песенного рефрена [706] . Последняя мысль является другой нежелательной крайностью, так как если междометное употребление в песнях действительно лишено сейчас конкретного значения (хотя есть все основания полагать о развитии этих восклицаний из полнозначного слова), то примеры вроде др.-русск. лада ‘муж’ чужды всякой двусмысленности и нуждаются в ином объяснении.
705
См. Е. Gasparini. L’esogamia degli antichi Slavi. — «Ricerche Slavistiche», vol. II, 1953, стр. 134–135; К. Moszynski. Kultura ludowa Slowian, czesc II, Krakow, 1939, стр. 1085.
706
См. A. Br"uckner. Mythologische Studien. III. — AfslPh. Bd. 14, стр. 161, 185; ср. обзорную статью словенского ученого France Веzlaj. Nekaj besedi о slovenski mitologiji v zadnjih desetih letih. — «Slovenski etnograf», letnik III–IV, 1951, 346.
Форма русск. лада, слав. lada в таком виде, возможно, неисконна и является одним из случаев славянской метатезы плавных, ускользнувших от внимания исследователей. Тогда lada < *ald-, и.-е. *aldh-, которое в свою очередь поддается расчленению на индоевропейский аффикс – dh-(-d-), выражающий состояние, особенно — завершенное состояние [707] , и известный индоевропейский корень *al- расти’ [708] : *al-dho-s ‘выросший, зрелый’. Полученное гипотетическое значение могло лечь в основу названия человека, мужа, мужчины, что действительно имело место в отдельных индоевропейских диалектах, ср. основанные на близких признаках (‘смертный’, ‘сильный’): греч. , арм. mard ‘человек’, лат. vir, литовск. vyras ‘муж, мужчина’. К и.-е. *aldhos восходят др.-сакс., др. — англосакс. aldi ‘Mensch’, сюда же лангобардск., др. — бавар. aldius ‘halbfrei’< ‘Mensch’ [709] . Сюда же, далее, принадлежат готск. aids ‘’, aldeis ‘’, др. — шведск. aldr ‘отпрыск (дитя), ‘человечество’, др. — сев. — зап. old ‘жизнь, время господства’, на связь которых с готск. alan ‘расти’, aljan (каузатив) кормить’, ср. лат. alo, ирл. alim, производное лат. altus ‘высокий’, указывает В. X. Фогт [710] . Отношение значений готск. alds, др. — сев. — зап. old ‘жизнь’: aldius ‘человек’ сопоставимо с выработавшимся в славянском соотношением значений vekъ ‘век, возраст’: celovekъ ‘человек’. Помимо др.-русск. лада ‘муж’, соответствующего указанному герм, aldi- ‘человек’, славянский представляет и другую группу слов, материально восходящих к *al-dh-, а по значениям примыкающих к др.-исл. old, готск. aids ‘жизнь’: русск. лад ‘порядок, согласие’, ладить ‘жить в согласии’, ‘устраивать’, которые состоят в очевидном родстве с др.-русск. лада ‘муж’ [711] .
707
См. 'E. Benveniste. Origines de la formation des noms en indoeurop'een, I. Paris, 1935, стр. 189.
708
Там же, стр. 190.
709
См. W. Bruckner. Aldius. — «Beitrage», Bd. 17, 1893, стр. 573–575.
710
W. H. Vogt. ALDARTRYGGDIR ok AEVINTRYGGDIR. — «Beitr"age», Bd. 58. 1934, стр. 1–66; см. еще A. Johannesson. Isl"andisches etymologisches W"orterbuch. Bern. 1951–1954, стр. 37–38.
711
M. Фасмер (REW, Bd. II, стр. 4–5) указывает, помимо родства с др.-русск. лада, на невыясненность этимологии слова лад.
Таким образом, слав. lada может быть объяснено из формы *ald-, которая в конечном счете восходит к и.-е. *a1- ‘расти’, ср. выше готск. alan, нем. alt, лат. altus. В славянских языках тот же корень имеется в др.-русск. лода ‘особая кость’, а также в др.-русск. лодья, русск. лодка (< *old-), причем везде точно прослеживается их связь с корнем, обозначающим ‘ствол’, ‘выросшее’ < ‘расти’.
Слав. lada представляет собой применение этого корня в названиях родства, ср. нем. Eltern ‘родители’, собственно ‘старшие’. Этимологические данные позволяют высказать предположение о первичности для слав. lada именно значений ‘старший, муж’, а не ‘жена, супруга’. При наличии известных названий для старшего рода — слав. *voldyka, *starъ (и его производных — компаративных образований *starejьsь, starejьsina) — справедливо предположить, что lada — один из детализирующих синонимов, возможно — часто употребляющийся эпитет, ср. также его очевидную отглагольность: ‘старший’ < ‘выросший’, при собственно названиях старшего в роде. Ср. употребление в песне: «А мы просо сеяли, сеяли, ой, дед-ладо, сеяли, сеяли…», — где дед-ладо представляет собой именно такое словосочетание: *dedъ lada, где dedъ— название старшего родича, a lada — именное определение при нём. Форма ладо — остаток звательной формы от a-основы (lada). Укр. дiд ладу является в таком случае поздним преобразованием под сильным воздействием аналогии обычных звательных форм на – у от имен мужского рода: дiду, синку, батьку и др., что естественно, ибо в украинском звательная форма — живая категория. Принадлежность мужского термина слав. lada к a-основам стоит закономерно в ряду других индоевропейских основ на – a, обозначающих мужчину: слав. *starosta, *voldyka, готск. frauja ‘господин’, лат. scriba ‘писец’.
Сделав попытку этимологически объяснить происхождение слав. lada, мы вполне отдаем себе отчет в ее гипотетичности, в необходимости поисков новых сравнительных данных, в том числе — более близких к славянскому, чем обширный круг германских слов (хотя последние, на наш взгляд, заслуживают в настоящем случае всяческого доверия). Здесь было бы ценно свидетельство балтийского, который для изучения истории сочетаний с плавными в славянском всегда представляет картину, наиболее близкую к славянскому и вместе с тем архаическую, позволяя безошибочно определить фонетическое развитие славянской формы.
Прямые соответствия др.-русск. лада в балтийском неизвестны. Но одно из литовских имен собственных, по-видимому, является словом того же корня в производной форме: Aldona, женское имя [712] , т. е. Ald-ona с суффиксом – опа от *aldas или *alda (= др.-русск. лада), ‘принадлежащая а’, ‘происходящая от а’. Ср. с тем же суффиксом Liepona ‘левый приток р. Ширвикты’ < liера липа’, с суффиксом – иопа Berzuona, Ezerиопа от berzas ‘береза’, ezeras ‘озеро’, ср. греч. ‘дочь Зевса’ от , род. п. ед. ч. F ‘Зевс’ [713] .
712
Ср., однако, критическое замечание А. Брюкнера «…больше всего нам известная [из старых литовских женских имен. — О. Т.] Алдона, т. е. Анна, первая жена Казимира Великого и дочь Гедимина, которая так любила танцы и так трагически кончила, появляется лишь только у Стрыйковского и не вызывает никакого доверия, — я не считаю этого названия подлинным» (A. Br"uckner. Starozytna Litwa. Ludy i bogi. Szkice historyczne i mitologiczne. Warszawa, 1904, стр. 29). Специально о литовск. Aldona см. J. Safarewicz. Polskie imiona osobowe pochodzenia litewskiego. — JP, t. XXX, 1950, стр. 117–118.
713
Анализ литовск. Liepona, Berzuona, Ezeruona взят из кн.: Р. Skardzius. Lietuviu kalbos zodziu daryba, стр. 274, 284.
Обычай образовывать собственные имена от названий родства (что мы предполагаем для литовск. Aldona от *ald-) давно известен, ср. анализируемые А. М. Селищевым [714] древнерусские личные имена Внук, Дед, Дедко, Дедило, Дедилец, Дедун, Дядя, Дядько, Зять, Пасынок.
В свете сказанного следует считать сомнительным сравнение др.-русск. лада с ликийск. lada ‘жена, женщина’ [715] , которое навело Г. Гюнтерта на мысль о заимствовании славянским этого слова: русск. лада (sic!) ‘Gattin’, сербск. лада, чешск. lada (ср. греч. , ликийск. lada, халд. lutu, аварск. thladi ‘супруга’) — из малоазиатского [716] . Сравнение ликийского и славянского слов приводится также в одной из последних работ В. Георгиева [717] . Подобные сопоставления допустимы как предварительные при отсутствии возможности объяснить фонетическое развитие славянского слова на более близком индоевропейском материале. Однако такая возможность вероятна (см. выше). Кроме того, привлеченный нами германский и другой сравнительный материал вынуждает нас считать первичным для слав. lada мужское значение, ср. др.-русск. лада ‘муж’.
714
A. M. Селищев. Происхождение русских фамилий, личных имен и прозвищ. — «Ученые зап. МГУ», вып. 128. Труды кафедры русского языка, кн. 1. М., 1948 [посмертно], стр. 136.
715
См. установление этого ликийского слова и его значения у J. Imbert. Termes de parent'e dans les inscriptions lyciennes. — MSL, t. 8, 1894, стр. 454–455; это сравнение спрвведливо признается случайным, ср. М. Vаsmer, REW, Bd. II, стр. 5.
716
Н. G"untert. Labyrinth. — «Sitzungsherichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften, Philologisch-historische Klasse», 1932–1933, стр. 49; прoтив — P. Kretschmer. Etymologie und Wortforschung. — «Glotta», Ed. 22, стр. 252–253. Недавно гипотезу о близости слав. lada и малоазиатских и переднеазиатских слов поддержал вслед за другими исследователями Б. Поляк, причисляющий этот случай к «лексическим интерференциям языкоюго союза» между славянскими и кавказскими языками (V. Роlak. K problemu lexikalnich shod mezi jazyky kavkazskymi a jazyky slovanskymi. — LF, roc. 70, 1946, стр. 27–28, где указана и литература).
717
В. Георгиев. Вопросы родства средиземноморских языков. — ВЯ, 1954, вып. 4, стр. 65.