Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
центавр», они почти совсем прекратились — интерес к исходу гонки поглотил все остальные чувства. Энрико все еще был впереди, но знатоки искусства гондольеров уже заметили признаки усталости во взма¬ хах его весла. Гребец с Лидо настигал его, калабриец тоже почти поравнялся с ними обоими. И в эту минуту гондольер в маске вдруг проявил силу и ловкость, каких никто не ожидал, ибо полагали, что он принадлежит к привилегированному классу. Тело его сильнее налегло на весло, и он отставил назад стройную и сильную ногу, на которой напряглись такие мускулы, что зрители невольно с восхищением зааплодировали. Результаты этого напря¬ жения сил не замедлили сказаться. Гондола неизвестного скользнула мимо остальных, вышла на середину канала и каким-то необъяснимым образом оказалась четвертой в гонках. Едва смолкли крики толпы, вознаградившие его усилия, как совершенно неожиданный поворот собы¬ тий привел зрителей в новый восторг. Положившись только на свои силы и почти уже не слыша презрительного смеха, способного уничтожить и более сильных людей, Антонио приблизился к группе безымянных своих соперников. Среди этих гондольеров, не играющих роли в нашем повествовании, были и такие, кого хорошо знали на каналах, и Венеция гордилась их ловкостью и силой. То ли сами гондольеры затрудняли себе продвижение отчаянной борьбой, то ли его обособ¬ ленность пришла ему на помощь, но, как бы то ни было, презираемый всеми рыбак, которого видели несколько левее и сзади всех остальных, вдруг поравнялся с ними и, судя по энергичным взмахам весла и быстроте хода, готов был их обогнать. Ожидания эти оправдались. Среди воцарившегося глубокого молчания зрителей Антонио обошел их всех и занял уже пятое место в борьбе. С этого момента остальные гондольеры, сбившиеся в кучу, больше не интересовали публику. Взоры всех были прикованы к идущим впереди, где с каждым ударом весла разгоралась борьба и где ход соревнования при¬ нимал неожиданный
показывавший неожиданную смену ее непостоянного на¬ строения. Энрико был вне себя от разочарования и по¬ зора. Он старался, он вкладывал все силы в каждый удар весла, и наконец, совершенно обезумев от отчаяния, он с рыданиями бросился на дно гондолы и стал рвать на себе волосы. Его примеру последовали и другие гондоль¬ еры, правда проявив при этом больше благоразумия, они просто отъехали в сторону, к лодкам, которые толпились вдоль берегов канала, и затерялись среди них. После того как большинство гондольеров сдались без борьбы, всем стало ясно, какая яростная схватка пред¬ стоит тем, кто идет впереди. Но человек редко сочувствует неудачникам, особенно когда он охвачен азартом, и по¬ терпевшие неудачу были тут же всеми забыты. Теперь имя Бартоломео, подхваченное тысячами уст, словно па¬ рило в воздухе, а его приверженцы с Пьяцетты и Лидо подбадривали его громкими криками, требуя, чтобы он победил во что бы то ни стало. Стойкий гребец старался оправдать их надежды: дворец за дворцом оставались позади, а ни одна лодка не могла его догнать. Как и его предшественник, Бартоломео удвоил свою энергию, но это его не спасло, и разочарованная Венеция увидела, как одну из самых блистательных ее гонок повел инозе¬ мец. Не успел Бартоломео оглянуться, как Джино и Маска, а за ними и презираемый толпой Антонио уже проскользнули вперед, оставив вдруг на последнем месте того, кто долгое время шел впереди всех. Однако Барто¬ ломео не сдался и продолжал борьбу с присутствием духа, достойным похвалы. Когда состязание приняло этот неожиданный и совер¬ шенно новый оборот, между ушедшими вперед гондолами и финишем оставалось еще значительное расстояние. Джино шел впереди и по всем признакам собирался со¬ хранить это преимущество. Толпа, ошеломленная его успехом, забыла о том, что он калабриец, и подбадри¬ вала его криками, а многочисленные слуги герцога ра¬ достно выкрикивали его имя. Но и он не сумел удержать¬ ся впереди. Гондольер в маске вдруг впервые за все время повел лодку в полную силу. Весло как будто ожило и покорилось мощной руке того, чья сила, казалось, все возрастала по его воле, а движения тела стали стре¬ мительно быстрыми, как у гончей собаки. Послушная 121
гондола легко повиновалась ему и вскоре под крики, про¬ несшиеся от Пьяцетты до Риальто, вырвалась вперед. Если успех воодушевляет, придает силу и бодрость духа, то поражение неизменно вызывает ужасающий упа¬ док моральных и физических сил. Слуга дона Камилло не был исключением из этого правила, и когда гондольер в маске обогнал его, то и лодка Антонио, словно приво¬ димая в движение ударами того же весла, тоже промча¬ лась мимо него. Расстояние между двумя передними гон¬ долами все сокращалось, и наступила минута, когда все затаив дыхание ждали, что рыбак, несмотря на свой воз¬ раст и простую лодку, обойдет своего скрытого под маской соперника. Но этого не случилось. Тот, кто был в маске, словно забыв об усталости, казалось, играючи проделывал свою тяжелую работу — так легок был взмах его весла, таким уверенным был удар и так сильны руки, управлявшие лодкой. Впрочем, Антонио оказался достойным ему про¬ тивником. Если у него было и меньше грации в движе¬ ниях, чем у опытного гондольера с каналов, то мускулы его трудились так же неустанно. И они не подвели ста¬ рика, который боролся с неослабевающей силой, поро¬ жденной беспрерывным шестидесятилетним трудом, и, хотя его все еще атлетическое тело было предельно на¬ пряжено, никаких признаков усталости в нем тоже не было заметно. Прошло несколько секунд, и обе ведущие гондолы удалились на расстояние нескольких лодок от остальных. Черный нос рыбацкой гондолы висел над кормой более нарядного суденышка противника, но сделать большего старик не мог. Порт открылся перед ними. С одинаковой, неизменной скоростью они проскользнули мимо собора, дворца, баржи и фелукки. Гондольер в маске оглянулся, словно желая убедиться в своем преимуществе, а затем, снова склонившись над послушным веслом, сказал не¬ громко, но так, чтобы голос его был услышан рыбаком, который ни на дюйм не отставал от него. — Ты меня обманул, рыбак! — сказал он. — Ты го¬ раздо сильнее, чем я предполагал. — Если в руках у меня сила, то в сердце моем пе¬ чаль, — последовал ответ. — Неужели ты так высоко ценишь золотую безде¬ лушку? Будь доволен, если придешь и вторым. 122
— Ты меня обманул, рыбак! — сказал гондольер в маске.— Ты гораздо сильнее, чем я предполагал.
— Я должен прийти только первым, иначе зачем же я потратил на старости лет столько сил! Этот короткий диалог был произнесен быстро и с твердостью, что говорило о великой силе обоих гребцов, так как немногие бы смогли произнести хоть слово в мо¬ мент такого огромного напряжения. Гондольер в маске промолчал, но его воля к победе, казалось, ослабела. Всего двадцать ударов его могучего лопатообразного весла — и цель была бы достигнута: но мускулы его рук как будто утратили силу, а ноги, только что крепкие и упругие, расслабились и потеряли необходимую твердость для упора. Гондола старого Антонио проскользнула вперед. — Вложи всю душу в весло, — прошептал гондольер в маске, — а не то быть тебе битым! Рыбак собрал все свои силы для последнего рывка и обогнал лодку противника на целых шесть футов. Второй удар весла качнул лодку, и вода взбурлила перед ее но¬ сом, как водоворот на стремнине. Затем гондола Антонио пронеслась между двумя баржами, служившими створом, и маленькие флажки, отмечавшие линию финиша, упали в воду. В ту же секунду в створ скользнула сверкающая лодка Маски, промчавшись перед судьями так. молние¬ носно, что они на мгновение даже усомнились, на чью же долю выпал успех. Джино отстал от этих двоих совсем немного, а за ним четвертым, и последним, пришел и Бартоломео. Это была самая блестящая гонка, какую когда-либо видели на каналах Венеции. Люди затаили дыхание от волнения, когда упали флажки. Трудно было с уверенностью сказать, кто же истинный победитель, потому что гребцы прошли почти рядом. Но вот зазвучали трубы, призывая к вниманию, и герольд возвестил:. — Антонио, рыбак с лагун, под покровительством свя¬ того Антония Чудотворца, получает золотую награду, в то время как гонщик, скрывающий лицо под маской и который вверился попечению святого Иоанна Пустынни¬ ка, награждается серебряным призом, и, наконец, третья награда выпала на долю Джино из Калабрии, слуге высо¬ кородного дона Камилло Монфорте, герцога святой Агаты и владельца многих поместий в Неаполе. Во. время этого официального сообщения стояла мерт¬ вая тишина. Затем прокатился всеобщий крик взволно¬ ванной толпы, приветствовавшей Антонио, словно он был 124
какой-нибудь победоносный полководец. Его успех совер¬ шенно вытеснил недавнее презрение к нему людей. Ры¬ баки с лагун, которые только что поносили своего соста¬ рившегося товарища, приветствовали его теперь с востор¬ гом, свидетельствовавшим о том, как легко переходят люди от унижения к гордости и что успех восхваляют тем неистовее, чем меньше его ожидали, — всегда так было и будет. Десять тысяч голосов слились воедино, прославляя искусство и победу Антонио: молодые и старые, краси¬ вые, веселые, знатные, те, кто выиграли пари, и те, кто его проиграли, — все стремились хоть одним глазом взгля¬ нуть на скромного старика, который так нежданно завое¬ вал симпатию и расположение толпы. Антонио смиренно переживал это торжество. Когда его лодка достигла цели, он остановил ее и, ничем ие проявив усталости, продолжал стоять, хотя из его широ¬ кой и загорелой груди вырывалось тяжелое и прерыви¬ стое дыхание — силы старика были на исходе. Он улыб¬ нулся, когда приветственные возгласы коснулись его слуха: похвала всегда приятна, даже человеку по натуре скромному; и все же он оказался охваченным чувством более глубоким, чем гордость. Глаза его, потускневшие с годами, сейчас засветились надеждой. Лицо его иска¬ зилось, и тяжелая горючая слеза скатилась по морщини¬ стой щеке. После этого он вздохнул свободнее. Гребец в маске, как и его счастливый соперник, тоже ие выказывал признаков усталости, которая обычно по¬ является после чрезмерного напряжения мускулов. Ко¬ лени его не дрожали, руки все так же крепко сжимали весло, и он тоже продолжал стоять совершенно неподвиж¬ но, словно воплощение мужественной красоты. А Джино и Бартоломео, как только достигли цели, свалились на дно своих лодок; эти знаменитые гондольеры были так измучены, что прошло несколько минут, прежде чем они перевели дыхание и обрели способность говорить. Как раз во время этой паузы толпа выражала симпатию по¬ бедителю особенно продолжительными и громкими кри¬ ками. Но едва смолк шум, как герольд приказал Антонио с лагун, гондольеру в маске, вверившемуся покровитель¬ ству святого Иоанна Пустынника, и Джино из Калабрии явиться пред очи дожа, чтобы он мог сам вручить назна¬ ченные призы за победу в состязании. 125
Глава X Не медлить мы должны с уплатой долга, Но сразу же воздать вам за любовь. Шекспир, «Макбет» Когда все три гондолы приблизились к «Буцентавру», рыбак остановился позади двух остальных, словно сомне¬ ваясь в своем праве предстать перед сенатом. Однако ему знаком приказали подняться на палубу, а двум другим победителям следовать за ним. Высшая знать, одетая в свои парадные платья, обра¬ зовала длинную и внушительную живую изгородь от сход¬ ней до кормы, где расположился номинальный владыка еще более номинальной республики, окруженный важны¬ ми и величественными сановниками. — Подойди, — мягко сказал дож, видя, что старик в лохмотьях не решается приблизиться к нему. — Ты побе¬ дил, рыбак, и в твои руки я должен передать приз. Антонио преклонил колена и низко склонил голову, прежде чем повиноваться. Затем, набравшись мужества, он подошел поближе к дожу и остановился перед ним с виноватым и смущенным видом, ожидая дальнейших по¬ велений. Дождавшись, когда улеглось легкое движение вокруг, вызванное любопытством, и воцарилась полная тишина, престарелый правитель заговорил: — Наша прославленная республика гордится тем, что не ущемляет ничьих прав: люди низшего класса полу¬ чают заслуженные награды так же, как и патриции. Свя¬ той Марк держит весы справедливости беспристрастной рукой, и почетная награда простому рыбаку, заслужив¬ шему ее в этих гонках, будет вручена ему с той же готовностью, как если бы он был самым близким ко дво¬ ру человеком. Патриции и простые граждане Венеции, учитесь высоко ценить ваши прекрасные и справедливые законы, ибо отеческая забота правительства о своем на¬ роде больше всего проявляется именно в таких законах, тогда как в более важных случаях правительству прихо¬ дится поступать в соответствии с мнением всего мира. Дож произнес эти вступительные слова твердым голо¬ сом, как человек, уверенный в одобрении своих слушате¬ лей, и он не ошибся. Едва он умолк, как восторженный 126
шепот пронесся среди собравшихся, подхваченный тыся¬ чами людей, которые стояли далеко и не могли услышать дожа и понять1 смысл его слов. Сенаторы склонили го¬ ловы в подтверждение справедливости того, что высказал их правитель, а последний, дождавшись этих знаков одоб¬ рения, продолжал: — Мой долг, Антонио, — и долг этот доставляет мне удовольствие — надеть тебе на шею эту золотую цепь. Весло, которое к ней прикреплено, — символ твоего искус¬ ства, и твои товарищи, видя его, всегда будут вспоминать о доброте и справедливости республики и о твоей заслуге. Прими награду, решительный старец! Годы оголили твои виски и избороздили морщинами щеки, но не отняли у тебя силы и мужества. — Ваше высочество!—воскликнул Антонио, отступая на шаг, вместо того чтобы склониться перед дожем, ко¬ торый хотел было надеть цепь ему на шею. — Мне не по¬ добает носить этот знак величия и удачи. Блеск золота только выставил бы напоказ мою нищету, а драгоцен¬ ность, подаренная мне столь высоким лицом, выглядела бы просто нелепо на моей обнаженной груди. Этот неожиданный отказ вызвал всеобщее удивление и замешательство. — Разве не ради этой награды ты принял участие в состязании, рыбак? Впрочем, ты прав, золотое украшение и в самом деле не очень-то подходит к твоему положе¬ нию и к твоим повседневным нуждам. Надень его сейчас, чтобы все смогли убедиться в справедливости и мудро¬ сти наших решений, а потом, когда праздник окончится, принеси его к моему казначею, и он даст тебе взамен воз¬ награждение, которое, конечно, больше тебе пригодится. А сейчас — таков обычай, и ему нужно следовать. — Ваша светлость! Вы правы, я старался изо всех сил не без надежды на вознаграждение. Но не золото и желание покрасоваться среди товарищей с этой сверкаю¬ щей драгоценностью на груди заставили меня перено¬ сить презрение гондольеров и немилость патрициев. — Ты ошибаешься, честный рыбак, если думаешь, что мы с неудовольствием встретили твое понятное стре¬ мление. Мы любим смотреть на благородное соперниче¬ ство среди наших людей, и мы всячески стараемся поощ¬ рять тот дух отваги, который приносит честь государству и богатство нашим берегам. 127
Я не смею возражать своему повелителю, — отве¬ тил рыбак. — Но тот позор и тот стыд, какие я испытал, заставляют меня думать* что знатные люди получили бы больше удовольствия, если бы счастливец, завоевавший приз, был моложе и благороднее меня. — Ты не должен так думать. А теперь преклони ко¬ лена, ^чтобы я смог надеть тебе на шею приз. Когда зай¬ дет сорнце, ты найдешь в моем дворце того, кто освобо^ дит тебя от этого украшения за справедливое вознагра¬ ждение. — Ваша светлость! — сказал Антонио, умоляюще гля¬ дя на дожа, который уже поднял руки с,цепыо и теперь снова удивленно, остановился. — Я стар и не .избалован судьбой. Того, что я зарабатываю, в лагунах с помощью святого Антония, мне хватает, но в вашей власти осчаст¬ ливить старика в последние дни его жизни, и тогда цаше имя 1Щ забудется во многих молитвах, произносимых от всей'души. Верните мне моего ребенка и простите назой¬ ливость убитого горем отца! — Уж не тот ли это старик, что. докучал нам прось¬ бой относительно юноши, призванного на службу госу¬ дарству? — воскликнул дож, и на лице его появилось при¬ вычное выражение бесстрастности, так часто скрывав^ шей его истинные чувства. — Он самый, — сухо ответил голос, в котором Анто¬ нио узнал голос синьора Градениго. — Только снисхождение к твоему невежеству, рыбак, подавляет во мне гнев. Получай свою цепь и уходи. Антонио не опустил глаз. Он почтительно преклонил колена и, скрестив руки на груди, сказал: — Страдание придало мне смелости, великий принц! Слова мои идут от тоски в сердце, а не от распущенно¬ сти;*. языка, и я умоляю вашу светлость выслушать меня. — Говори, но покороче, так как ты задерживаешь празднество. —. Великий дож! Богатство и нищета — вот причина, которая сделала такими непохожими наши судьбы, а зна¬ ние и невежество усугубили эту разницу. У меня грубая речь, и она ’ совсем не подходит к этому славному обще¬ ству. Но, синьор, бог дал рыбаку те же чувства и ту же любовь к своим детям, что и принцу. Если бы я пола¬ гался только на свои скудные знания, я был бы сейчас 128
— Мой повелитель! — сказал Антонио. — Соблаговолите выслу¬ шать, и вы все поймете.
нем, но я нахожу в себе мужество говорить с лучшим и благороднейшим человеком Венеции о моем ребенке. — Ты не можешь обвинять сенат в несправедливости, старик, и не можешь сказать ничего против всем извест¬ ной беспристрастности законов! — Мой повелитель! Соблаговолите выслушать, и вы все поймете. Я, как вы сами видите, человек бедный, жи¬ ву тяжелым трудом, и близок уже тот час, когда меня призовут к престолу благолепного святого АЦтония из Римини, и я предстану перед престолом еще более высо¬ ким, чем этот. Я не настолько тщеславен, чтобы думать, что мое скромное имя можно найти среди имен тех пат¬ рициев, что служили республике в ее войнах, — этой че¬ сти могут быть удостоены только благородные, знатные и счастливые; но если то немногое, что я сделал для своей страны, и не занесено на страницы Золотой книги, то оно написано здесь, — и, говоря это, Антонио показал на шрамы, которыми было изуродовано его полуобнажен¬ ное тело. — Вот знаки, оставленные турками, и сейчас я предъявляю их как ходатайство о снисходительности сената. — Ты говоришь туманно. Чего ты хочешь? — Справедливости, великий государь. Они отрубили единственную сильную ветвь умирающего дерева, отре¬ зали от увядающего стебля самый крепкий отросток; они подвергли единственного товарища моих трудов и радо¬ стей — дитя, которому следовало бы закрыть мне глаза, когда богу будет угодно призвать меня к себе; дитя не¬ опытное и не искушенное в вопросах чести и доброде¬ тели, совсем еще мальчика, — они подвергли его всем греховным искушениям, отослав в опасную компанию ма¬ тросов на галерах. — И только? Я думал, твоя гондола отслужила свой век или тебе запрещают ловить рыбу в лагунах! — «И только»... — повторил Антонио, скорбно огляды¬ ваясь вокруг. — Дож Венеции, это свыше того, что мо¬ жет вынести измученный старик, осиротевший и одино¬ кий. — Подойди, возьми свою цепь с веслом и уходи к товарищам. Радуйся своей победе, на которую ты, по правде говоря, не мог рассчитывать, и предоставь госу¬ дарственные дела тем, кто мудрее тебя и более способен заниматься ими.. 120
Рыбак, привыкший за свою долгую жизнь почтительно относиться к сильным мира сего, покорно поднялся, но не подошел принять предложенную награду. — Склони голову, рыбак, чтобы его светлость мог на¬ деть тебе на шею приз, — приказал один из сенаторов. — Мне не нужно ни золота, ни весла, кроме того, с помощью которого я отправляюсь в лагуны по утрам и возвращаюсь на каналы ночью. Отдайте мне моего ре¬ бенка или не давайте ничего. — Уберите его прочь! — послышались голоса. — Он смутьян! Пусть покинет галеру! Антонио подхватили и с позором столкнули в гон¬ долу. Этот непредвиденный случай, прервавший церемо¬ нию, заставил нахмуриться многих, ибо венецианские аристократы сразу учуяли здесь крамольное политическое недовольство, хотя кастовое высокомерие и заставило их воздержаться от каких бы то ни было иных проявле¬ ний своего гнева. —- Пусть подойдет следующий победитель, — продол¬ жал дож с самообладанием, воспитанным привычкой ли¬ цемерить. Не известный никому гребец, благодаря тайной услуге которого Антонио добился победы, приблизился, все еще не снимая маски. — Ты выиграл второй приз, — сказал дож, — хотя по справедливости должен был бы получить и первый, ибо нельзя безнаказанно отвергать наши милости. Стань на колени, чтобы я мог вручить тебе награду. — Простите меня, ваша светлость! — сказал гондольер в маске, почтительно кланяясь, но отступив на шаг от предлагаемого приза. — Если вам угодно наградить меня за успех в гонках, то и я осмелился бы просить вас об иной милости. — Это неслыханно — отказываться от награды, вру¬ чаемой самим дожем Венеции! — Мне бы не хотелось настаивать, чтобы не пока¬ заться непочтительным к высокому собранию. Я прошу немногого, и стоить это будет гораздо меньше, чем на¬ града, которую предлагает мне республика. — Чего же ты просишь? — На коленях, исполненный глубочайшего уважения к главе государства, я прошу вас услышать мольбы ста¬ рого рыбака и вернуть ему внука, ибо служба на галерах 131