Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
— Возможно ли?
– =- воскликнул тот из них, кто чаще всех вмешивался в ход допроса. — Оно похоже на наш свадебный залог! — Так и есть, светлейший сенатор: это то самое кольцо, которым дож обручился с Адриатикой в присут¬ ствии послов и народа. — Ты и к этому имеешь какое-нибудь отношение, Якопо? — грозно спросил судья. Браво, с любопытством взглянул на драгоценность и отвечал, неизменно глубоким и твердым голосом: — Нет, синьор, до сих пор я ничего не знал об этой удаче рыбака. Подчиняясь поданному знаку, секретарь возобновил допрос: — Ты должен объяснить нам, Антонио, ничего не утаивая, как эта святыня попала к тебе в руки. Помог ли тебе кто-нибудь добыть ее? — Да, синьор, у меня был помощник. — Немедленно назови его, и мы примем меры, чтобы его задержать'. Это бесполезно. Власть Венеции над ним бес¬ сильна. — Глупец, о чем ты говоришь? Правосудие и власть республики распространяются на всех живущих в ее пре¬ делах. Отвечай без уверток, если тебе дорога жизнь! — Пытаться обмануть вас, чтобы спасти от бича свое старое и немощное тело, значило бы для меня дорожить вещью, ничего не стоящей, и совершить великую глу¬ пость и великий грех. Если вашим светлостям будет угод¬ но меня выслушать, вы увидите, что и я очень хочу по¬ ведать вам, как ко мне попало кольцо. — В таком случае, рассказывай, но не лги. — Видно, вам часто приходится слушать лживые речи, синьоры, раз вы так настойчиво меня предостере¬ гаете; но мы, рыбаки с лагун, не боимся говорить о том* что видели и что делали, потому что большую часть жиз¬ ни проводим на волнах и на ветру, а ими ведь повелевает сам господь бог. У рыбаков, синьоры, есть предание, будто в давние времена один из наших выловил со дна залива кольцо, которым, по обычаю, дож обручился с Адриати¬ кой. Но к чему такое сокровище человеку, если он еже¬ дневно добывает себе пропитание неводом? И он отнес
слали находку, на которую он не имел никаких прав, словно хотели испытать его честность. Об этом поступке нашего собрата много рассказывают на лагунах и на Лидо, и я слышал, в залах дворца есть прекрасная кар¬ тина одного венецианского художника, где/ изображена вся эта история: дож сидит на троне, а счастливый бо¬ соногий рыбак возвращает его высочеству утраченную драгоценность. Надеюсь, синьоры, для этого поверья есть основание, и это льстит нашему самолюбию и помогает многим из нас вести жизнь более праведную и более угодную святому Антонию. — Да... случай такой известен. — А картина, ваша милость? Надеюсь, тщеславие пе обмануло нас и в отношении картины? — Картина, о которой ты говоришь, висит во дворце. — Слава богу! На этот счет у меня были опасения, ибо не часто случается, что богачи и счастливцы обра¬ щают такое внимание на поступки простых, бедных лю¬ дей. Эту картину рисовал сам Тициан, ваша светлость? — Нет, над ней трудился менее знаменитый ху¬ дожник. — Говорят, Тициан умел писать людей словно живых, и я думаю, в честном поступке бедного рыбака такой художник, как он, мог увидеть для себя поистине прекрас¬ ное. Впрочем, может быть, сенат посчитал опасным ока¬ зать нам, жителям лагун, такую честь?. — Продолжай свой рассказ о кольце. — Светлейшие синьоры, я часто думал об удаче моего древнего собрата, и не раз мне снилось, как дрожащей рукой вытягиваю я сети, с нетерпением ожидая, что най-« ду в них это сокровище. И вот то, о чем я так долго мечтал, наконец сбылось. Я старый человек, синьоры, и мало найдется водоемов между Фузиной и Джорджио, куда я не забрасывал сети или удочки, или отмелей, на которые я не вытаскивал снасти. Мне хорошо известно, куда направляется «Буцентавр» во время церемонии, и я постарался устлать там сетями все дно в надежде, что вытащу кольцо. Когда его высочество бросил сокровище, я поставил на этом месте буй. Вот и вся история, синь¬ оры. Помощником моим был святой Антоний. — Какие причины побудили тебя поступить так? — Матерь божья! Разве недостаточно желания вы¬ рвать моего мальчика из тисков галеры? — воскликнул 154
Антонио с горячностью и простодушием, часто соеди¬ няющимися в характере человека. — Я думал, что, если дожу и сенаторам угодно было запечатлеть на. картине случай с кольцом и осыпать почестями одного рыбака, они с радостью вознаградят другого тем, что освободят мальчика, от которого республике вряд ли много пользы, но который дороже всего на свете его деду. — Итак, твоя просьба к его высочеству, участие в состязании гребцов и поиски кольца преследовали одну и ту же цель? — В моей жизни, синьор, только одна цель. Среди членов Совета возникло легкое, но сдержанное движение. — Когда его высочество отказал тебе в твоей просьбе, поданной в неподобающий момент... — Ах, синьор, если у человека седая голова, а рука с каждым днем становится все слабее, он не может вы¬ жидать подходящего момента в таком деле! — прервал рыбак с истинно итальянской горячностью. — Когда тебе было отказано в просьбе и ты отверг награду победителя, ты отправился к своим собратьям и наполнил их уши жалобами на несправедливость Святого Марка и на тиранию сенаторов? — Нет, синьор. Я ушел в печали и с разбитым серд¬ цем, ибо ие думал, что дож и знатные господа отка¬ жут в таком нехитром благодеянии победившему гондоль¬ еру. — И ты не замедлил сообщить об этом рыбакам и без¬ дельникам Лидо? — Ваша светлость, в этом не было надобности — не¬ счастье мое стало известно товарищам, а ведь всегда най¬ дутся языки, готовые болтать лишнее. — Произошло возмущение, во главе которого стоял ты. Смутьяны призывали к мятежу и похвалялись, будто флот лагун сильнее флота республики. — Разница между обоими невелика, синьор, разве что в одном люди плавают на гондолах с сетями, а в другом — на галерах государства. Зачем же братьям уби¬ вать друг друга? Волнение судей стало еще заметнее. Некоторое время они шепотом совещались о чем-то, а затем секретарю, проводившему допрос, передали листок бумаги, где каран¬ дашом было набросано несколько строк* 155
— Ты обращался к своим сообщникам и открыто гово¬ рил о якобы нанесенных тебе обидах; ты осуждал законы, обязывающие граждан служить республике, когда ей при¬ ходится высылать против врагов свой флот. — Трудно молчать, синьор, когда сердце переполнено. — Вы также сговаривались целой толпой прийти во дворец и от имени черни, живущей на Лидо, требовать, чтобы дож отпустил твоего внука. — Нашлись великодушные люди, синьор, которые предлагали это, но остальные советовали обдумать все как следует, прежде чем браться за такое рискованное дело. — А ты — каково было твое мнение? — Я стар, ваша светлость, и, хоть не привык, чтобы меня допрашивали знатные сенаторы, все же я достаточ¬ но насмотрелся на то, как управляет республика Святого Марка, чтобы усомниться, будто несколько безоружных рыбаков и гондольеров будут выслушаны без... — Ах, вот как! Значит, гондольеры тоже на твоей стороне! А я-то думал, что они с завистью и досадой от¬ несутся к победе человека, не принадлежащего к их со¬ словию. — Гондольеры тоже люди, им, как и всем людям, трудно было сдержать свои чувства, когда они оказались побежденными, но, услыхав, что у отца отняли сына, они также не могли сдержать свои чувства. Синьор,продол- жал Антонио с глубокой искренностью и поразительным простодушием, — в городе будет много недовольных, если мальчик останется на галерах! — Это твое мнение. А много ли гондольеров было на Лидо? — Когда увеселения закончились, ваша светлость, они начали приходить целыми сотнями, и надо отдать долж¬ ное этим великодушным людям: в своей любви к справед¬ ливости они забыли о собственной неудаче. Черт возьми, эти гондольеры совсем не такой уж плохой народ, как думают некоторые, — они такие же люди, как все, и мо¬ гут посочувствовать человеку не хуже других! Секретарь остановился, ибо он уже исполнил свою обязанность. В мрачной комнате воцарилось глубокое мол¬ чание. После короткой паузы один из судей заговорил. — Антонио Веккио, — произнес он, — ведь ты сам служил на упомянутых галерах, к которым питаешь те¬ 156
перь такое отвращение, и, как я слышал, служил с честью? — Я исполнил свой долг перед Святым Марком, синьор. Я сражался с нехристями, но к тому времени у меня уже выросла борода и я научился отличать добро от зла. Нет долга, который все мы выполняем с большей охотой, чем защита островов и лагун. — И всех остальных подвластных республике земель. Не следует проводить различие между отдельными вла¬ дениями государства. — Существует мудрость, какой господь просветил ве¬ ликих, скрыв ее от бедных и слабых духом. Я вот никак не могу взять в толк, почему Венеция, город, построен¬ ный на нескольких островах, имеет больше прав владеть Корфу или Кандией, чем турки — нами. — Как! Неужели ты смеешь сомневаться в правах республики на завоеванные ею земли?! А может, и все рыбаки так же дерзко отзываются о славе республики? — Ваша светлость, я плохо понимаю права, которые приобретаются насилием. Господь бог дал нам лагуны, но я не знаю, дал ли он нам еще что-нибудь. Слава, о кото¬ рой вы говорите, может быть, не утруждает плечи сена¬ тора, ио она тяжким бременем давит сердце рыбака. — Дерзкий человек, ты говоришь о том, чего не разу¬ меешь! — К несчастью, синьор, природа не дала силы разума тем, кого она наделила великой силой переносить стра¬ дания. Наступила напряженная тишина. — Ты можешь удалиться, Антонио, — сказал судья, который, по-видимому, председательствовал на этих засе¬ даниях Совета Трех. — Ты никому не скажешь ни слова о том, что здесь происходило, и будешь ждать непрере¬ каемого правосудия Святого Марка, зная, что оно неми¬ нуемо свершится. — Благодарю вас, пресветлый сенатор, и подчиняюсь вашему приказу, но сердце мое переполнено, и я хотел бы сказать несколько слов о своем мальчике, прежде чем покину это высокое общество. — Говори, здесь ты можешь свободно высказать все свои желания и печали, если они у тебя есть. Для Свя¬ того Марка нет большего удовольствия, чем выслушивать желания своих детей. 157
— Я вижу, клевещут на республику те, кто называют ее властителей бессердечными честолюбцами! — восклик¬ нул старик с благородной пылкостью, не обращая внима¬ ния на суровое предостережение, сверкнувшее в глазах Якопо. — Сенаторы тоже люди, среди них есть и дети и отцы, так же как среди нас, жителей лагун! — Говори, но воздержись от мятежных и постыдных речей, — полушепотом предупредил его секретарь. — Про¬ должай. — Мне осталось теперь сказать вам немного, синьоры. Я не привык хвастать своими заслугами перед государ¬ ством, но человеческой скромности приходится иногда уступать место человеческой природе. Вот эти шрамы я получил в дни, которыми гордится Святой Марк, на пере¬ довой галере флота, сражавшегося у Греческих островов. Отец моего дорогого мальчика тогда оплакивал меня так же, как я теперь оплакиваю его сына. Да, хоть и стыдно в этом признаться людям, но сказать правду, разлука с мальчиком заставила меня проливать горькие слезы оди¬ ночества в ночной тьме. Много недель я находился между жизнью и смертью, а когда выздоровел и вернулся к своим сетям и своей ра¬ боте, не стал удерживать сына, которого звала респуб¬ лика. Он пошел вместо меня навстречу нехристям — и не вернулся домой. Эта служба была долгом взрослых, умуд¬ ренных опытом мужей, дурное общество галерных греб¬ цов уже не смогло бы воспитать в них безнравственности. Но, когда в когти дьявола толкают детей, отец ие может не горевать, и — если это слабость, я готов в ней при¬ знаться — у меня теперь нет того мужества и той гордо¬ сти, чтобы послать свое дитя навстречу опасностям войны и влиянию развращенных людей, как в дни, когда дух мой был так же крепок, как мои мускулы. Верните же мне моего мальчика, и до того дня, когда он проводит мое старое тело в песчаную могилу, я сумею с помощью святого Антония внушить ему больше твер¬ дости в любви к добру, научить его жить так, чтобы ни¬ какой предательский ветер соблазна не сбивал его лодку с верного пути. Синьоры, вы богаты, сильны, окружены славой, и, хотя самим вашим знатным происхождением и богатством вы можете быть доставлены перед искуше¬ нием творить зло, вы ничего не знаете о тех испытаниях, каким подвергаются бедняки. Что значит искушения са-? 158
мого святого Антония но сравнению с теми, с которыми сталкивается человек в порочном обществе галерных матросов! И еще, синьоры, — хотя, быть может, это вас рассердит, — я скажу, что если у старика не осталось на свете ни одного близкого человека, которого он мог бы прижать к своей груди, кроме единственного мальчика, то хорошо, если б Святой Марк вспомнил, что даже рыбак с лагун имеет такие же человеческие чувства, как и цар¬ ственный дож. Все это я говорю, благородные синьоры, движимый горем, а не злобой; ведь я только хочу вер¬ нуть свое дитя и умереть в мире и со знатными людьми, и с теми, кто мне ровня. — Можешь идти, — сказал один из Трех. — Еще не все, синьор; я хочу сказать кое-что о тех, кто живет на лагунах и кто громко негодует, когда юно¬ шей загоняют на галеры. — Мы готовы выслушать их мнение. — Благородные синьоры, если б я стал слово в слово повторять все, что они говорят, это было бы оскорби¬ тельно для вашего слуха! Человек остается человеком, лишь пречистая дева и святые принимают поклонение и молитвы тех, кто носит куртку из грубой шерсти и шапку рыбака. Я хорошо понимаю свой долг перед сенатом и воздержусь от таких грубых речей. Я не стану повторять их бранные слова, синьоры, но они говорят, что Святой Марк должен прислушиваться к смиреннейшим своим подданным не меньше, чем к самым богатым и знатным; что ни один волос не должен упасть с головы рыбака так же, как если бы эту голову венчал «рогатый чепец»; и что не следует человеку клеймить того, на ком сам господь не поставил печати своего гнева. — Неужели они смеют рассуждать так? — Не знаю, рассуждают они или нет, благородный синьор, но так они говорят, и это святая правда. Мы, бед¬ ные люди с лагун, встаем с зарей, чтобы закинуть свои сети, а к ночи возвращаемся домой к своей скудной пище и жесткой постели; но мы бы на это не сетовали, лишь бы сенаторы считали нас людьми и христианами. Я хо¬ рошо знаю, что бог не всех оделил равно; ведь часто слу¬ чается, что я выбираю из моря пустую сеть, в то время когда мои товарищи кряхтят от натуги, вытаскивая свой улов; это делается в наказание за мои грехи или чтоб смирить мое сердце; но выше сил человеческих заглянуть 159
в тайники-души или предречь, какое зло ожидает ребен¬ ка, еще не согрешившего. Святой Антоний ведает, сколь¬ ких лет страданий может впоследствии стоить мальчику его пребывание на галере! Подумайте об этом, синьоры, умоляю вас, и посылайте на войну мужей, укрепившихся в добродетели. — Теперь можешь идти, — сказал судья. — Мне будет горько, — оставив без внимания его сло¬ ва, продолжал Антонио, — если кто-нибудь из моего рода окажется причиной вражды между рожденными повеле¬ вать и рожденными повиноваться. Но природа сильнее даже закона, и я погрешу против нее, если уйду, не ска¬ зав того, что мне следует сказать как отцу! Вы отняли у меня дитя и послали его служить государству с опасно¬ стью для его тела и души, не дав мне возможности хотя бы поцеловать и благословить его на прощание, — кровь от крови и плоть от плоти моей забрали вы себе, будто это кусок дерева из оружейной мастерской; вы отправили мальчика на море, словно он чугунное ядро, вроде тех, которыми забрасывают нехристей. Вы остались глухи к моим мольбам, как если бы это были слова злодея, и после того, как я умолял вас на коленях, изнурял свое дряхлое тело, чтобы развлечь вас, вернул вам драгоцен¬ ность, вложенную в мою сеть святым Антонием, надеясь, что сердце ваше смягчится, после того, как я спокойно беседовал с вами о ваших поступках, вы холодно отвора¬ чиваетесь, как будто я не вправе защищать своего от¬ прыска, которого бог подарил мне для утешения моей старости! Нет, это не хваленое правосудие СвятогоМарка, сенаторы Венеции, вы жестоки, вы отнимаете у бедняка последнюю корку хлеба, а так делать не пристало даже самому хищному ростовщику Риальто! — Не хочешь ли сказать еще что-нибудь, Антонио? ~ спросил судья с коварным намерением заставить рыбака до конца обнажить свою душу. — Разве недостаточно, синьор, что я говорю о моих годах, моей бедности, шрамах и о моей любви к мальчи¬ ку? Я не знаю, кто вы, но ведь от того, что вы скрыли лица под масками и закутались в мантии, вы же не пере¬ стали быть людьми. Если есть среди вас отец или, быть может, человек, на котором лежит еще более святой долг — забота о ребенке умершего сына, я обращаюсь к нему! Как вы можете говорить о справедливости, когда 160
бремя вашей власти давит на тех, кому и так приходится туго. Думайте что хотите, но даже последнему гондольеру известно... Закончить фразу рыбаку помешал Якопо, который грубо зажал ему рот рукой. — Почему ты осмелился прервать жалобы Антонио? — сурово спросил судья. — Не подобает, благородные сенаторы, слушать столь непочтительные речи в присутствии таких знатных особ, — с глубоким поклоном ответил Якопо. — Ослеплен¬ ный любовью к внуку, этот старый рыбак, досточтимые синьоры, может сказать такое, в чем ему потом придется горько раскаиваться, как только пыл его угаснет. — Республика Святого Марка не боится правды! Если у него осталось еще что-нибудь, пусть скажет. Но Антонио стал понемногу приходить в себя. Румя¬ нец, покрывший было обветренные щеки, исчез, грудь его перестала тяжело вздыматься. Как человек, в ком пробу¬ дилось не столько почтение к судьям, сколько благоразу¬ мие, с более спокойным взглядом и лицом, выражавшим свойственную его возрасту покорность и сознание своего низкого положения, он произнес уже мягче: — Если я оскорбил вас, знатные патриции, умоляю забыть горячность невежественного старика, чьи чувства берут верх над его разумом и который лучше умеет говорить правду, чем делать ее приятной для благород¬ ных ушей. Ты можешь удалиться. Вооруженные стражники выступили вперед и, пови¬ нуясь знаку секретаря, вывели Антонио и его спутника в ту самую дверь, через которую они вошли. За ними по¬ следовали и должностные лица Совета, а тайные судьи остались одни в зале суда. Глава XIII О дни, что нам в удел достались! Шелтон Воцарилась тишина, которая часто сопутствует само¬ созерцанию и, возможно, осознанному сомнению в избран¬ ных средствах. Затем члены Совета Трех все вместе под¬ 161
нялись и начали не спеша освобождаться от скрывавших их облачений. Они сняли маски, обнаружив свои немоло¬ дые лица, на коих мирские заботы и страсти оставили та¬ кие глубокие следы, какие уже ни покой, ни отрешение от мира не могли стереть. Пока они разоблачались, никто не произнес ни слова, ибо дело, которым они только что занимались, вызвало у каждого чувства непривычные и неприятные. Избавившись наконец от ненужных уже ман¬ тий и масок, они придвинулись ближе к столу; каждый искал душевного и телесного отдыха, что естественно после той скованности, в какой они находились столь длительное время. — Перехвачены письма французского короля, — заго¬ ворил один, после того как прошло достаточно времени, чтобы все могли собраться с мыслями. — Речь в них идет как будто о новых замыслах императора. — Возвратили их послу? Или вы полагаете, что под¬ линники следует представить сенату? — спросил другой. — Об этом мы еще посоветуемся в свободное время. У меня нет больше никаких новостей, кроме той, что при¬ каз перехватить папского гонца выполнить не удалось. — Секретари уже сообщили мне это. Мы должны рас¬ следовать причину небрежности агентов, поскольку есть все основания полагать, что в случае поимки гонца мы получили бы много полезных сведений. — Неудавшаяся попытка стала известна народу, и о ней много говорят. Необходимо поэтому издать приказы об аресте грабителей, иначе престиж республики понесет урон в глазах ее друзей. В нашем списке есть немало лиц, давно заслуживающих наказания; в тех местах, где про¬ изошло все это, найдутся люди, которым можно приписать подобный проступок. — Этим нужно заняться со всей тщательностью, ибо дело, как вы говорите, очень важное. Правительство, равно как и частное лицо, пренебрегающее своей репута¬ цией, не может рассчитывать надолго сохранить уваже¬ ние своих друзей. — Честолюбивые притязания дома Габсбургов не дают мне спать спокойно! — воскликнул другой, с отвращением отбросив бумаги, которые перед этим просматривал. — Клянусь святым Теодором! Сколь пагубно для нации же¬ лание увеличить свои владения и распространить свою неправедную власть, перейдя все границы разума и есте¬ 162