Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
государства характер свободы и здравомыслия. В таком мнении есть даже известная доля истины, поскольку оно основывает, пусть только теоретически, государственную власть на концепции, существенно отличной от той, ка¬ кая полагает всю власть собственностью одного человека, который, в свою очередь, есть представитель непогреши¬ мого и всемогущего Правителя Мира. Нам незачем пу¬ скаться в обсуждение первого из упомянутых принципов;; достаточно лишь добавить, что существуют положения, столь порочные по самой своей природе, что достаточно лишь просто выразить их в отчетливой и ясной форме, как они сами опровергнут себя. Что же касается второго, то мы вынуждены ненадолго отвлечься от темы нашего рас¬ сказа и рассмотреть заблуждения, свойственные Венеции того времени. Когда патриции Святого Марка закладывали полити¬ ческие устои своего общества, им* вероятно, казалось, что сделано все необходимое, чтобы государство по праву носило высокое и благородное имя «республика». Они отошли от общепринятого порядка и, подобно многим другим — здесь они не были ни первыми, ни последни¬ ми, — мнили, что сделать несколько робких шагов в на¬ правлении государственного благоустройства достаточно, чтобы сразу достигнуть совершенства. Венеция не при¬ держивалась учения о божественной природе верховной власти, и, поскольку ее дож был не более чем пышным театральным персонажем, она дерзко уверовала в свое право называться республикой. Венецианцы считали главнейшей целью правительства защиту интересов наи¬ более блестящих и знатных членов общества и, до конца верные этому опасному, хотя и соблазнительному заблу¬ ждению, видели в коллективности власти общественное благо. Можно утверждать, что определяющей тенденцией любых общественных отношений является то, что силь¬ ным свойственно становиться сильнее, а слабым — сла¬ бее, пока либо первые не потеряют способности властво¬ вать, либо вторые — терпеть. В этой
справедливую защиту интересов всего народа, без чего развитие государства прекратится и в конце концов соб¬ ственные крайности приведут его к упадку. Венеция, несмотря на тщеславное упорство, с каким она цеплялась за название «республика», была в дейст¬ вительности замкнутой, грубой и чрезвычайно жестокой олигархией. Единственное, что давало ей право претен¬ довать на название республики, был отказ от уже упомя¬ нутого откровенно бесстыдного принципа; что же касается действий, то малодушной и нетерпимой своей замкну¬ тостью, каждым актом своей внешней и внутренней политики она вполне заслужила два последних упрека. Правлению аристократии постоянно не хватает как обая¬ ния личности, благодаря которому деспотическую власть норой смягчают особенности характера диктатора, так и великодушных и человечных устремлений народовластия. Правда, достоинством подобной формы правления яв¬ ляется то, что на место интересов отдельных людей она ставит интересы государства, но, к несчастью, государство для всех она превращает в государство для немногих. Аристократия отличается — и всегда отличалась, хотя, конечно, в разной степени в различные эпохи, сообразно с господствующими взглядами и обстановкой — эгоистич¬ ностью, свойственной всем правящим группам, поскольку ответственность одного человека в силу того, что в своих действиях он вынужден подчиняться интересам правя¬ щей группы, распыляется, дробясь между множеством людей. В период, о котором мы пишем, Италия насчиты¬ вала несколько таких самозванных республик, среди ко¬ торых нельзя назвать ни одной, где власть действительно была бы отдана народу, хотя, вероятно, все они рано или поздно приводились в качестве доказательства неспособ¬ ности народа управлять собой. Основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей боль¬ шинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному че¬ ловеку, была здесь наследственным правом не в меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения. Сословие патрициев пользовалось вы¬ сокими и исключительными привилегиями, которые охра¬ нялись и поддерживались с чрезвычайным себялюбием и всеми средствами. Тот, кто не рожден был править, едва ли мог надеяться, .что ему когда-либо будет, дано 143
пользоваться самыми естественными правами человека, меж тем как другой, по воле случая, мог сосредоточить в своих руках власть самого ужасного и деспотического свойства. По достижении определенного возраста все имевшие ранг сенатора (стараясь сохранить обманчивую видимость демократичности, венецианская знать изме¬ нила обычные свои титулы) получали доступ в государ¬ ственные советы. Самые могущественные фамилии были занесены в официальный список, который носил пышное название «Золотая книга», и лица, обладавшие завид¬ ным преимуществом иметь предка, чье имя значилось в этом документе (за редким исключением, вроде того, о котором говорилось в связи с делом дона Камилло), могли явиться в сенат и потребовать привилегий «рогатого чепца». Ограниченность во времени и необходимость вернуть¬ ся к главной теме нашего повествования не позволяют нам сделать отступление достаточно пространное, чтобы мы могли рассмотреть основные черты этой в корне по¬ рочной системы, которую подданные полагали сносной, может быть, только по сравнению с невыносимым угне¬ тением, царившим в зависимых и покоренных землях, ко¬ торые, как, впрочем, во всех случаях колониального вла¬ дычества, несли на себе наибольшую тяжесть угнетения. Читатель без труда увидит, что это обстоятельство, делав¬ шее деспотизм так называемой республики терпимым для ее граждан, было еще одной причиной ее грядущей гибели. После того как число членов сената выросло настоль¬ ко, что он уже более не мог с достаточной секретностью и быстротой руководить делами государства, проводив¬ шего запутанную и сложную политику, защиту важней¬ ших государственных интересов поручили Совету, состо¬ явшему из трехсот членов, сената. Во избежание опасной гласности и промедлений, возможных даже в такой не¬ большой организации, был произведен вторичный отбор п создан Совет Десяти, сосредоточивший большую часть исполнительной власти, которую аристократы, ревниво оберегавшие свое влияние,, не желали отдать номиналь¬ ному главе государства. Вплоть до этого момента полити¬ ческая структура Венецианской республики при всей ее порочности сохраняла, по крайней мере, простоту и есте¬ ственность. Официальные государственные деятели были на виду, и, хотя всякая подлинная ответственность перед Ш
народом давно исчезла, растворившись в подавляющем влиянии патрициев, подчинивших политику узким инте¬ ресам своего сословия, правителям не всегда удавалось избежать огласки, которой общественное мнение могло предать их несправедливость и беззакония. Но государ¬ ство, благополучие которого основывалось главным обра¬ зом на контрибуциях и доходах от колоний и чьему су¬ ществованию в равной мере угрожали ложность собствен¬ ных принципов и рост соседних и других держав, нужда¬ лось в еще более эффективно действующем органе, ибо Венеция из-за желания называться республикой была лишена главы исполнительной власти. Следствием этого явилось создание политической инквизиции, ставшей со временем одной из самых страшных полицейских орга¬ низаций, какие знала история. Власть столь же безот¬ ветственная, сколь и безграничная, систематически сосре¬ доточивалась в еще более узкой организации, отправляв¬ шей свои деспотические и тайные функции под именем Совета Трех. Избрание этих временных властителей опре¬ делялось при помощи жребия, причем результаты оста¬ вались не известными никому, кроме самих членов Со¬ вета, а также нескольких пользовавшихся наибольшим доверием постоянных правительственных сановников. Та¬ ким образом, в самом сердце Венеции постоянно сущест¬ вовала тайная абсолютная власть, сосредоточенная в ру¬ ках людей, живших в обществе, не подозревавшем об их действительной роли, и которые на виду у всех творили обычные добрые дела; фактически же она действовала под влиянием системы политических принципов, самых безжалостных, тиранических и жестоких из всех, что ко¬ гда-либо создавались порочной изобретательностью чело¬ века. Короче говоря, это была сила, какую, не опасаясь злоупотреблений, можно было бы доверить разве что не¬ погрешимой добродетели и всеобъемлющему разуму, по¬ нимая эти определения в пределах человеческих возмож¬ ностей; но здесь ее отдали людям, чье право на власть определялось двойной случайностью: их происхождением и цветом шаров, — и применяли они эту власть без вся¬ кого контроля общества. Совет Трех встречался тайно, выносил свои решения, не вступая, как правило, в общение ни с какой другой организацией, и осуществлял их с ужасающей таинствен¬ ностью и внезапностью, напоминавшей удары судьбы. 6 Фенимор Купер, том V 145
Сам дож был подвластен ему и обязан был подчиняться его решениям; известен также случай, когда один из чле¬ нов могущественного триумвирата был осужден своими коллегами. До наших дней сохранился длинный список политических догм, которыми этот трибунал руководст¬ вовался в своих действиях, и не будет преувеличением сказать, что авторы его полностью пренебрегали всем, кроме соображений выгоды: всеми законами религии и принципами правосудия, какие признает и ценит челове¬ чество. Прогресс человеческого разума, коему способствует распространение гласности, может в наш век смягчить действия подобной неконтролируемой власти, но нет та¬ кой страны, где подмена выборных органов бездушной корпорацией не привела бы к установлению системы управления, для которой все принципы истинной справед¬ ливости, все права граждан — не более чем пустые слова. Пытаться создать видимость обратного, проповедуя взгля¬ ды, несовместимые с поступками, — значит лишь допол¬ нять присвоение власти лицемерием. Возникновение злоупотреблений вообще является, по- видимому, неизбежным следствием такого положения, ко¬ гда власть осуществляется постоянной организацией, ни перед кем не несущей ответственности и никому не под¬ чиняющейся. Если к тому же эта власть действует тайно, злоупотребления становятся еще более тягостны¬ ми. Примечательно также, что народам, которые не из¬ бегли — прежде или теперь — подобного дурного и опас¬ ного воздействия, свойственны самые преувеличенные притязания на справедливость и великодушие; ибо, если демократ, которому нечего страшиться, во всеуслышание выражает свое недовольство, а подданный откровенно деспотического режима полностью лишен голоса, то пред¬ ставителю олигархии самой необходимостью продикто¬ вана политика, благопристойная по виду, как одно из условий его личной безопасности. Поэтому Венеция так ки¬ чилась правосудием Святого Марка, и немногие государ¬ ства выглядели внешне столь величественно и более крас¬ норечиво утверждали, что обладают сим священным ат¬ рибутом, чем это, вынужденное даже при разнузданных нравах того времени
Глава XII Достаточно ту силу помянуть В беседе невзначай — и говорящий Снижает голос, воздевая очи, Как бы перед лицом господним. Роджерс Читатель, вероятно, уже понял, что Антонио ока¬ зался в преддверии неумолимого тайного судилища, опи¬ санного в предыдущей главе. Подобно всем представи¬ телям своего сословия, рыбак имел смутное понятие о су¬ ществовании и атрибутах Совета, перед которым он дол¬ жен был предстать, но его бесхитростный ум был далек от понимания всей глубины влияния, природы и функ¬ ций организации, в чью компетенцию равно входили важнейшие интересы республики и самые незначитель¬ ные дела какого-либо знатного семейства. Антонио стро¬ ил различные догадки относительно возможного исхода предстоящей беседы, когда дверь отворилась и слуга жестом приказал им войти. Глубокое торжественное безмолвие, наступившее вслед за тем, как они оба предстали перед Советом Трех, позволит нам бегло осмотреть помещение и людей, кото¬ рые там: находились. Не в пример обычаям этой страны, комната была сравнительно небольшой, но своими разме¬ рами она вполне отвечала характеру совещаний, происхо¬ дивших здесь. Пол был вымощен белыми и черными мра¬ морными плитами; мрачная черная ткань скрывала сте¬ ны; единственная лампа из темной бронзы висела по¬ среди комнаты над столом, крытым, подобно прочим пред¬ метам скудной обстановки, сукном того же, что и ткань на стенах, цвета, навевающего тяжкие мысли. По углам находились украшенные лепкой потайные шкафы, кото¬ рые, впрочем, могли быть просто проходами в другие по¬ мещения дворца. Двери были скрыты от посторонних взглядов занавесями, что придавало комнате леденящий, мрачный вид. У стены напротив того места, где стал Ан¬ тонио, в креслах, инкрустированных слоновой костыо, си¬ дели три человека, но маски и скрывавшие фигуру ман¬ тии исключали всякую возможность узнать их. Один из членов могущественного триумвирата был закутан в баг¬ ровую мантию знак, коим судьба отметила главу вы¬ 6* 147
сокого Совета дожа; черные одеяния двух других свиде¬ тельствовали о том, что они вынули счастливые или, вер¬ нее, злополучные шары, когда в Совете Десяти, который и сам был временным и случайным по составу комитетом сената, бросали жребий. У стола находились один или два секретаря, но и они, подобно прочим мелким чинов¬ никам, присутствовавшим там, были облачены в те же наряды, что и их начальники. Якопо смотрел на это зре¬ лище как человек, привыкший к подобной обстановке, но с явным почтением и благоговейным страхом; Антонио же был потрясен, и это не осталось незамеченным. Дол¬ гая пауза, последовавшая за тем, как ввели рыбака, была, вероятно, и рассчитана на то, чтобы изучить произведен¬ ное на него впечатление, ибо пристальные взгляды все время следили за выражением его лица. — Ты Антонио с лагун? — обратился наконец к нему один из секретарей, сидевших у стола, после того как одетый в красную мантию член этого ужасного трибунала незаметно подал ему знак начинать. — Бедный рыбак, ваша светлость, обязанный всем, что имеет, милости святого Антония, сотворившего чудо с неводом. — И у тебя есть сын, который носит твое имя и кор¬ мится тем же промыслом? — Долг христианина — покоряться воле божьей! Мо¬ его мальчика уже двенадцать лет нет в живых, с того самого дня, когда галеры республики гнали нехристей от Корфу до Кандии. В этой кровавой битве, благородный синьор, он был убит, как и многие другие. Удивленные писцы в некотором смятении принялись шептаться между собой и поспешно ворошить свои бу¬ маги. Они то и дело оглядывались на судей, продолжав¬ ших сидеть неподвижно, окутанные непроницаемой таин¬ ственностью, как им и подобало. Вскоре вооруженным стражникам был незаметно подан знак вывести Антонио и его спутника из комнаты. — Какая оплошность! — послышался суровый голос одного из Трех, едва стихли шаги ушедших. — Инквизи¬ ции Святого Марка не пристало проявлять такую неосве¬ домленность. — Но ведь речь идет всего лишь о семье безвестного рыбака, пресветлый синьор, — с дрожью в голосе отвечал секретарь. — И, кроме того, он, может быть, просто лов¬ ив
кий человек и хочет ввести нас в заблуждение с самого начала... — Ты ошибаешься, — прервал его другой член три¬ бунала. — Этого человека зовут Антонио Веккио, и его сын действительно пал в жаркой битве с турками. Дело, которым мы занимаемся, касается его внука, совсем еще мальчика. — Благородный синьор совершенно прав, — ответил секретарь. — В спешке мы составили ошибочное мнение, но мудрость Совета сумела быстро все исправить. Сча¬ стье для республики Святого Марка, что в самых знаме¬ нитых и старинных ее семействах имеются сенаторы, так подробно осведомленные о делах ничтожнейших из ее сыновей! — Пусть снова введут этого человека, — продолжал судья, слегка кивнув в ответ на слова секретаря. — По¬ добные случайности неизбежны в спешных делах. Было отдано соответствующее приказание, и Антонио, от которого Якопо не отставал пи на шаг, вновь появил¬ ся перед судьями. — Сын твой погиб, служа республике, Антонио? спросил секретарь. — Да, синьор. Сжалься, пресвятая Мария, над его зло¬ счастной судьбой и внемли моим молитвам! Надеюсь, для спасения души такого прекрасного сына и храброго че¬ ловека не обязательно служить молебны, не то его смерть была бы для меня вдвойне плачевна, так как я слишком беден, чтобы за них платить. — Есть у тебя внук? — У меня был внук, благородный сенатор. Надеюсь, он еще жив. — Разве он не вместе с тобой на лагунах? — Да угодно будет святому Теодору, чтобы он был со мной! Его забрали, сударь, равно как и многих дру¬ гих юношей, на галеры, откуда да вернет его целым и невредимым матерь божья! Если вашей светлости слу¬ чится говорить с генералом галер или еще с кем-нибудь, кто властен в этом деле, на коленях умоляю вас замол¬ вить словечко за ребенка, за моего доброго и благочести¬ вого мальчика, который и удочку-то не закинет без того, чтобы не прочитать «Ave» 1 или молитву святому 1 «A v е», или «Ave Mari а», — молитва святой Марии. 149
Антонию, и который сроду ничем не огорчил меня, пока не попал в руки Святого Марка. ^ Встань! Не об этом деле я должен тебя допраши¬ вать; Сегодня ты обращался со своей просьбой к нашему пресветлому правителю — дожу. ^ Я умолял его высочество отпустить мальчика. —* Ты сделал это публично и без должного почтения к высокому достоинству и священной особе главы респуб¬ лики! — Я поступил как отец и человек. Если б хоть поло¬ вина всего, что говорят о справедливости и доброте пра¬ вителей, была правдой, его высочество сам, как отец и человек, выслушал бы меня. Среди членов страшного триумвирата произошло лег¬ кое движение, и секретарь помедлил с вопросом; но, за¬ метив, что его начальники предпочитают хранить молча¬ ние, он продолжал: — Ты уже сделал это однажды в присутствии народа и сенаторов, но, когда твое прошение, неуместное и не¬ разумное, было отвергнуто, ты стал искать другого слу¬ чая, чтобы вновь высказать его? — Верно, ваша светлость. — В неподобающей одежде ты присоединился к гондольерам, принимавшим участие в гонках, и ока¬ зался первым срчеди гребцов, которые соревновались за право снискать благосклонность сенаторов и нашего пра¬ вителя. — Я пришел в одежде, какую ношу перед лицом пре¬ чистой девы и святого Антония, а если я оказался пер¬ вым на состязаниях, то этим обязан больше доброте и милости человека, что стоит сейчас рядом со мной, чем остаткам сил, еще сохранившихся в этих дряблых муску¬ лах й высохших костях. Святой Марк да помянет его в трудную годину и да смягчит сердца сильных, чтобы они вняли мольбам осиротевшего отца! Вновь среди инквизиторов возникло едва заметное движение, свидетельствовавшее об их изумлении или лю¬ бопытстве, и вновь секретарь умолк. — Ты слышал, что сказал рыбак, Якопо? — промол^ вил один из Трех. — Что ты ответишь на его слова? — Синьор, он сказал правду. — Ты посмел насмехаться над увеселениями города и пренебречь желаниями дожа?, 150
Среди членов страшного триумвирата произошло легкое движение, и секретарь помедлил с вопросом.
— Светлейший сенатор, если преступно пожалеть старика, оплакивающего свое дитя, и пожертвовать соб¬ ственным торжеством ради его любви к мальчику, то я виновен в этом преступлении. После этих слов воцарилось длительное безмолвие. Якопо говорил, как всегда, почтительно, но с тем мрач¬ ным спокойствием, какое составляло, по-видимому, не¬ отъемлемую особенность его характера. Во время ответа инквизитору он был бледен, как обычно, и выражение его горящих глаз, которые так удивительно озаряли и придавали живость его мертвенному лицу, оставалось не¬ изменным. Тайный знак вновь побудил секретаря вер¬ нуться к исполнению своих обязанностей. — Итак, успехом на состязаниях гребцов ты обязан милости соперника — того, что стоит рядом с тобой перед лицом Совета? — Тому свидетели святой Теодор и святой Антоний, покровитель города и мой хранитель. — И единственное твое желание при этом было — вновь высказать уже отвергнутую просьбу за юного мо¬ ряка? — Я не думал ни о чем другом, синьор. Может ли че¬ ловек моих лет и моей судьбы кичиться победой над гон¬ дольерами или радоваться безделушкам вроде игрушеч¬ ного весла и цепочки? — Ты забываешь, что весло и цепь сделаны из золота. — Светлейшие синьоры, золото не может залечить раны, которые горе нанесло истерзанному сердцу. Вер¬ ните мне мое дитя, чтобы не пришлось чужим людям за¬ крыть мне глаза и чтобы мальчик мог услышать добрые наставления, пока есть еще надежда, что он запомнит мои слова, и тогда не нужны мне все богатства Риальто! Пусть вот это сокровище, которое я подношу благород¬ ным синьорам с почтением, подобающим их величию и мудрости, докажет вам правдивость моих слов. Умолкнув, рыбак приблизился к столу неловкой по¬ ходкой человека, не привыкшего находиться в присутст¬ вии знатных особ, и положил на темное сукно кольцо, в котором сверкали камни, по-видимому, исключительной ценности. Изумленный секретарь поднял кольцо и в ожи¬ дании держал его перед глазами судей. 152