Киево-Печерский патерик
Шрифт:
И вот как-то в полуденное время пришел по обыкновению христолюбец князь Изяслав с несколькими отроками: когда собирался ехать к блаженному, то распускал по домам всех бояр своих и отправлялся к нему с пятью или шестью отроками. И вот, как я сказал, приехал он и сошел с коня, ибо никогда не въезжал верхом на двор монастырский, и, подойдя к воротам, приказал открыть их, намереваясь войти. Привратник же отвечал ему, что есть повеление великого отца не отворять ворот никому, пока не наступит час вечерни. Тогда христолюбец снова обратился к нему, чтобы тот понял, с кем говорит. И сказал: «Это же я, и открой мне одному ворота». Тот же, не зная, что перед ним князь, отвечал ему так: «Сказал тебе: повелено мне игуменом, что если и сам князь придет — не отворяй ворот; и если хочешь, то подожди немного, пока не наступит час вечерни». Тот в ответ: «Я же князь, неужели и мне не откроешь?» Тогда привратник выглянул и, узнав князя, испугался, но не открыл ворот, а побежал предупредить блаженного, князь же в то время стоял перед воротами и ожидал,
Божествьный же Варламий, сын Иоана болярина, игуменъ же манастыря святаго мученика Дьмитрия, иже възгради христолюбивый князь Изяславъ, иде въ святый градъ Иерусалимъ. Таче походивъ святая та мста, възвратися въ свой манастырь и пакы по времени нкотормь иде въ Костянтинь градъ, и ту такоже походи вся манастыря и искупивъ, еже на пользу манастырю своему, и тако поиде на конихъ въ страну свою. Идый же путьмь и уже въ странахъ своихъ си, въпаде въ недугъ лютъ. Таче, яко доиде града Володимеря, въниде въ манастырь, ту сущий близъ города, иже наричюти и Святая гора, ту же усъпе съ миръмь и житию коньць приятъ. И заповдавъ сущиимъ с нимь, да доправять тло его въ манастырь святааго и блаженааго отьца нашего Феодосия и ту положать е, и вся сущая, яже б искупилъ въ Костянтини град — иконы и ино, еже на потребу, повелвъ туда, иде же самъ, ту же и то повел въдати блаженууму, якоже заповда имъ. Ти тако донесъше тло его, положиша е въ манастыри блаженаго и преподобьнааго отьца нашего Феодосия на деснй стран цьркве, идеже и донын есть гробъ его.
Божественный же Варлаам, сын Иоанна боярина, игумен монастыря святого мученика Димитрия, построенного христолюбивым князем Изяславом, отправился в святой город Иерусалим. И, обойдя там все святые места, возвратился в свой монастырь, а некоторе время спустя отправился в Константинополь, и там также обошел все монастыри, и, накупив всего, необходимого для своего монастыря, на конях двинулся в свою страну. По пути, уже в пределах земли своей, он тяжело заболел. И, добравшись до города Владимира, остановился в пригородном монастыре, именуемом Святая Гора, и тут почил с миром, придя к концу жизненного пути. И завещал своим спутникам, чтобы тело его перевезли в монастырь святого и блаженного отца нашего Феодосия и там бы положили, и все то, что накупил он в Константинополе — иконы и другую необходимую утварь, — повелел отправить туда же, куда и его самого, и все, как заповедал он, передать блаженному. Спутники тело его доставили в монастырь блаженного и преподобного отца нашего Феодосия, и положено было оно в церкви, по правой стороне, где и доныне находится его гробница.
Тъгда же христолюбивый князь от манастыря великааго отьца нашего Феодосия избьравъ единого отъ братия, иже въ чьрньчьскмь житии просиявъша, Исаию наричемааго, того же, изведъ, игумена постави въ манастыри своемь у святааго мученика Димитрия, иже и послже добрыхъ ради нравъ его, поставленъ бысть епискупъмь Ростову городу.
В то же время христолюбивый князь избрал в монастыре великого отца нашего Феодосия одного из братии, особенно прославленного своей монашеской жизнью, по имени Исайю, и того поставил игуменом в своем монастыре святого мученика Димитрия; он впоследствии за добродетели свои был поставлен епископом города Ростова.
Тъгда же великий Никонъ, умьръшю Ростиславу князю острова того, умоленъ бысть отъ людий тхъ преити къ Святославу князю и молити и, да пустить къ нимъ сына своего, да сядеть на стол томь. Таче яко и пришьдъ, прииде въ манастырь блаженааго отьца нашего Феодосия, и яко видста другъ друга, падъша оба въкуп, поклонистася, и тако пакы охопистася, и надълз плакастася, якоже много время не видвъшася.
Когда умер Ростислав, князь острова того, жители его умолили великого Никона отправиться к князю Святославу и просить его, чтобы он отпустил своего сына к ним, и тот бы занял княжеский стол. Придя оттуда, Никон посетил монастырь блаженного отца нашего Феодосия, и когда встретились они, то, оба упав на колени, поклонились друг другу до земли, потом обнялись и долго плакали, ибо давно уже они не видались.
По сихъ же моляшети и святый Феодосий не отьлучитися ему от него, дондеже еста въ плъти. Тъгда же великий Никонъ общася ему, глаголя, якоже «тъкмо дошьдъ тамо и манастырь свой обрядивъ, и ту абие възвращуся въспять»; якоже и сътвори: дошьдъ бо съ князьмь Глбъмь острова того, и оному сдъшю на стол въ град томь, Никонъ же възворотися въспять. Таче пришедъ въ манастырь великааго отьца нашего Феодосия, и вься своя благая предавъ блаженууму, самъ же б съ всякою радостию покаряяся ему, зло же любляшет и, и богодъхновеный Феодосий, яко отьца его себе имяшеть. Тмьже, аще и коли къде отъходя, поручаше тому братию и еже тхъ съблюдати же и поучати, якоже старйшю тому сущю всхъ. И егда же пакы самъ поучаше братию въ цьркъви духовьныими его словесы и повелвааше пакы великууму Никону, яко се ис кънигъ почитающе поучение творитибратии, таче и пакы преподобьнууму отьцю нашему Стефану, ексиархутъгда сущю, послже же игумену сущу того манастыря по съмрьти блаженааго Феодосия, таче по томь епискупу въ Володимирьскую оболость.
И потом стал умолять Никона святой Феодосии, чтобы не покидал его, пока они оба живы. Тогда великий Никон пообещал ему, сказав: «Только дойду туда, и в монастыре своем все устрою, и тотчас же возвращусь назад»; так и сделал он: доехал с князем Глебом до острова того, и, когда князь сел на столе княжеском в том городе, Никон вернулся назад. Пришел он снова в монастырь великого отца нашего Феодосия и все, что было у него, отдал блаженному, а сам со всей радостью подчинился ему; очень любил его и боговдохновенный Феодосии, почитая словно отца. Поэтому, если уходил куда из монастыря, то поручал братьев Никону — чтобы заботился о них и поучал их, ибо был он среди них самый старший. И когда сам поучал братию в церкви духовными словами, то просил великого Никона прочесть что-либо из книг в наставление братии; также поручал это и преподобному отцу нашему Стефану, бывшему тогда экзархом, а позднее ставшему игуменом того монастыря после смерти блаженного Феодосия, а затем — епископом во Владимирской земле.
Се же ио сихъ съповдахъ, таче на послдъц о единомь блаженмь отьци Феодосии словеси поиду и яже о немь достойна своя ему исправления, Божию благодатию исповдая свтила просвщенааго отьца нашего Феодосия.
Вот я и об этих поведал, теперь же напоследок поведу речь об одном лишь блаженном отце Феодосии, о достойных его делах, по божественной благодати повествуя о светлом и просвещенном отце нашем Феодосии.
Баше бо поистин чловкъ Божий, свтило въ вьсемь мир видимое и просиявъшее въ всемь чьрноризьцемъ: съмренъмь, съмыслъмь и послушаниемь, и прочиими труды подвизаяся, длая по вся дьни, не дада рукама своима ни ногама покоя. Еще же въ пещьницю часто исхожааше и съ пекущими веселяшеся духъмь, тсто мшааше и хлбы пека. Баше бо, и преже рхъ, крпъкъ тлъмь и сильнъ. Вься же стражющая б уча и укрпляя и утшая, никакоже раслабти въ длхъ своихъ.
Был же он поистине человек Божий, светило, всему миру видимое и всем освещающее путь черноризцам: смирением, и разумом, и покорностью, и прочим подвижничеством, все дни трудясь, не давая ни рукам, ни ногам своим покоя. Часто ходил он в пекарню, с радостью помогая пекарям месить тесто и выпекать хлебы. Он ведь был, как я говорил прежде, телом крепок и силен. А страждущих всех наставлял, укреплял и утешал, чтобы не знали усталости в своих трудах.
Въ единъ же от дьний хотящемъ имъ праздьникъ творити святыя Богородица, и вод не сущи, преже же намненууму Феодору, сущю тъгда келарю, иже и многаа ми съповда о преславьнмь мужи семь. Тъ же, шедъ, повда блаженууму отьцю нашему Феодосию, яко нсть къто воды нося. То же блаженый, съ спхъмь въставъ, начатъ воду носити отъ кладязя. И се единъ отъ братия видвы и воду носяща и, скоро шедъ, възвсти нколику братии, иже и съ тъщаниемь притекъше наносиша воды до избытъка. И се же пакы дръвомъ нколи приготованомъ не сущемъ на потребу варения, шедъ же келарь Феодоръ къ блаженууму Феодосию глаголя, яко да повелиши единому от братия, сущюуму праздьну, да, въшедъ, приготовить дръва, еже на потребу. То же блаженый отъвща ему: «То се азъ праздьнъ есмь, и се поиду». Таче повел на трапезу братии ити, б бо годъ обду, самъ же, възьмъ счиво, нача счи дръва. И се по отъядении излзъше братия, ти видша преподобьнааго игумена своего скуща дръва и тако тружающася. И възятъ къждо счиво свое, таже тако приготоваша дръва, якоже тмъ довольномъ имъ быти на многы дьни.
Однажды, когда готовились к празднику святой Богородицы, не хватило воды, а келарем был тогда уже упомянутый Феодор, который многое поведал мне о преславном этом муже. И вот пошел тот Феодор к блаженному отцу нашему Феодосию и сказал, что некому наносить воды. А блаженный поспешно встал и начал носить из колодца воду. Тут увидел его, носящего воду, один из братии и поспешил поведать об этом нескольким монахам, и те, с готовностью прибежав, наносили воды с избытком. А в другой раз не оказалось наколотых дров для приготовления пищи, и келарь Феодор, придя к блаженному Феодосию, попросил его: «Прикажи, чтобы кто-либо из свободных монахов пошел и приготовил бы дров сколько потребуется». Блаженный же отвечал ему: «Так вот я свободен и пойду». Затем повелел он братии идти на трапезу, ибо настал час обеда, а сам, взяв топор, начал колоть дрова. И вот, отобедав, вышли монахи и увидели, что преподобный их игумен колет дрова и так трудится. И взялся каждый за свой топор, и столько они накололи дров, что хватило их на много дней.