Крестный сын
Шрифт:
Судья покачал головой и продолжил свои вопросы:
— Вы и ваши разбойники грабили только богатых. Это политическая программа?
— Ваша честь, — улыбнулся Филип, — это экономическая выгода. Зачем отнимать несколько последних монет у бедняка, в большей степени отягощая свою совесть, чем карман, если можно взять целый кошель золота у того, у кого таких еще много?
В зале опять послышались смешки. Судья решил смириться с ними как с неизбежным злом. Олкрофты, мать их…
— Хотите сказать, после грабежей совесть вас не мучила?
— В общем, нет, ваша честь, я же никогда не забирал у людей последнее.
— А жизни? Убивать-то вам приходилось?
— Приходилось, — Филип помрачнел. — Но я всегда убивал в честном бою, если, конечно, это может служить оправданием…
— Не вижу разницы. Убийство есть убийство, — продолжил тему судья, видя, что хоть как-то смог поумерить веселье наследника герцога Олкрофта.
— В бою я рисковал своей жизнью, вот и вся разница, ваша честь. И моих людей убивали. Здесь все зависит от умения владеть мечом.
— Умение не поможет, если есть численное превосходство.
— Когда нас было больше, никто и не пытался нам сопротивляться.
— Вы знали, что в карете Правитель, когда решили помочь?
— Нет, ваша честь, я даже не сразу заметил среди защищавших карету своих друзей.
— Почему же тогда вы кинулись помогать?
— Битва была нечестной. Пятнадцать на шестерых — это слишком.
— Вы так благородны? — с издевкой поинтересовался судья.
— Я такой, какой есть, ваша честь. Несправедливость не люблю.
— Любитель справедливости, интересно… И какое же наказание вы, по собственному мнению, заслужили?
— По моему мнению я уже получил то, что заслужил. Но к судопроизводству это не имеет отношения. А с точки зрения закона, думаю, наказать меня следует пеньковым галстуком.
— В цветистости речи вам не откажешь. Может, скажете что-нибудь в свое оправдание?
— Нет, ваша честь.
— Воля ваша. Тогда послушаем защитника.
Адвокат выступил с не слишком длинной речью, в которой делал упор на искреннее раскаяние подсудимого и его подтвержденное временем решение не возвращаться на преступный путь. Спасение Правителя и его людей занимали в построениях защитника не последнее место. Судья некоторое время сидел молча, делая вид, что обдумывает услышанное, потом встал.
— Я принял решение. Подсудимый герцог Филип Олкрофт приговаривается к смертной казни через повешение.
Правитель побледнел, его крестник и дочь оставались спокойными. Судья, огласив приговор, сделал паузу, обвел глазами зал и сказал:
— По традиции я должен спросить, не желает ли кто-либо из присутствующих женщин предъявить права на осужденного?
При этих словах Ив поднялась со своего места и громко произнесла:
— Я прошу отдать осужденного мне в мужья.
Все, кроме Филипа и адвоката были шокированы этим заявлением, в особенности Правитель, хорошо знавший отношение дочери к замужеству. В зале поднялся незатихающий гул, все присутствующие повернулись в сторону Евангелины. Повышенное внимание ее не радовало, но она ожидала подобного и сумела сохранить бесстрастный вид, хотя слух уже успел уловить фразы типа «Это правда! Она и герцог… кхм, бывший герцог…», «Так опозорить имя отца!», «Понятно, почему гордячка долго выбирала: любит лошадок», «Достойный у Правителя будет зять!» Судья неодобрительно хмыкнул, заметив торжествующий взгляд Филипа, затем жестом призвал присутствующих к порядку.
— Ну что ж, моя леди, — сказал он, — я принимаю вашу просьбу, но прежде, чем выполнить ее, должен задать несколько вопросов. Не могли бы вы пройти вперед и встать рядом с вашим избранником?
Ив подчинилась. Ее кресло стояло с краю, и пробираться между сидящими не пришлось. «Краснеть я не буду, не дождетесь», — подумала она, становясь рядом с Филипом. Дочь Правителя не опустила ни головы, ни взгляда. Судья какое-то время молчал, пристально разглядывая молодых людей, потом спросил:
— Как давно вы знаете осужденного, ваше высочество?
— Около полутора лет. Мы познакомились, когда он жил во дворце.
— Вы знали, что он был разбойником?
— Да, отец предупредил меня.
— Это из-за вас осужденный поссорился с крестным?
— Отец не захотел касаться причин ссоры, не буду и я.
— И что же привлекло вас в осужденном, раз вы знали, чем он занимался? — в голосе судьи слышалась издевка.
— А чем таким он занимался? — Ив напустила на себя удивленный вид. — На войне мужчины проделывают гораздо худшие вещи, а женщины, как всем известно, очень любят военных. Филип никого не насиловал, не грабил бедняков, не делал подлостей. И не врал мне.
Судья смотрел на дочь Правителя с нескрываемой неприязнью. «И у этой язык хорошо подвешен», — подумал он. — «Жену старшего Олкрофта знать не довелось, но его сынок нашел подходящую. Наплодят острословов…»
— Вы знаете, сколько у осужденного было женщин? — слуге правосудия очень хотелось заставить нахальную девицу покраснеть.
— Точного числа, конечно, не знаю, но порядок мне известен, — ничуть не смутившись, ответила та, по-прежнему не опуская глаз.
— И вас это не смущает?
— Мне всегда хотелось иметь дело с опытным мужчиной, — девушка улыбнулась столь игривой улыбочкой, что судья совсем скис, а на щеках Правителя вспыхнул румянец.
В зале засмеялись. Филип, искоса поглядывавший на свою подругу, с трудом сдерживал смех. Судья все еще не терял надежды смутить не в меру бойкую дочь Правителя.
— А вы знаете о… э-э-э… некоторых анатомических особенностях осужденного? — прибегнул он к последнему средству.
— Вы имеете в виду размер его мужского достоинства? — простодушно поинтересовалась Ив, глядя судье прямо в глаза. Тот раздраженно кивнул. — Конечно, знаю. Зачем мне кот в мешке?
Несколько женщин в зале хихикнули, Правитель закрыл лицо рукой, прислоненной ко лбу, Филип задрал голову к потолку и улыбался до ушей.
— Вас это устраивает? — буркнул судья, отчаявшийся приструнить языкастую особу.
— Меня все в нем устраивает.
Ив повернулась к Филипу и взяла его за руку. Он улыбался и не сводил с девушки ликующего взгляда. У нее защемило сердце при мысли о том, как изменится его лицо после объявления условий освобождения. Судья некоторое время наблюдал за парочкой, но те, видно, забыли, где находятся, держались за руки и улыбались друг другу. Слуга закона кашлянул, так и не добился внимания этих двоих, с неудовольствием покачал головой и сказал: