Кто-то в моей могиле
Шрифт:
— Я уже слышал это на прошлой неделе в клубе.
Лицо Олстона просветлело:
— Это была великолепная встреча. Как? Я терпеть не могу пугать наших парней таким образом, но, если только при помощи страха их можно заставить раскошелиться, мы их обеспечим на полную катушку.
— Сегодня, — заметил Пината, — ты напугал меня всего на десять долларов.
— Возможно, у меня лучше получится в следующий раз. Поверь, я попробую.
— Верю.
— Итак, как же зовут твою проблему?
— Хуанита Гарсиа.
— Господи! — тяжело вздохнул Олстон. — Она что, снова в городе?
— У меня есть основания так думать.
— Ты
— Лично — нет.
— Можешь считать, что тебе крупно повезло. Мы, как правило, не используем термин «неисправимый», но я был готов пустить его в ход, когда дело коснулось Хуаниты. Вот он, случай, когда капля предубеждения могла стоить больше цистерны последующих лекарств. Если бы мы встретились с ней первый раз, когда она была еще ребенком и симптомы нервного расстройства только-только проявились, — что ж, возможно, мы могли бы еще что-то предпринять. Хотя трудно сказать, сработали ли бы наши меры. Когда дело касается Хуаниты, предсказывать что-либо невозможно. Первый раз она оказалась у нас по постановлению суда для малолетних правонарушителей. Ей было шестнадцать, в разводе с одним и на восьмом месяце беременности от другого. Из-за ее состояния мы были вынуждены обращаться с ней нежно и ласково. Думаю, что именно тогда она все поняла.
— Что все?
Олстон покачал головой, на лице его отразилось смешанное выражение печали и невольного восхищения.
— Она выработала очень простой, но абсолютно потрясающий прием, которым связала нас всех по рукам и ногам: и суды, и управление по надзору за условно осужденными, нашу клинику. Как только она попадала в передрягу, она выпутывалась с классической легкостью.
— Каким образом?
— Забеременев. Одно дело — малолетняя правонарушительница, и совсем другое — женщина в преддверии материнства. — Олстон поерзал в кресле и снова вздохнул. — Сказать по правде, никто из нас не знает, пользуется ли Хуанита этим своим приемом осознанно. Один из наших психологов думает, что она использует беременность как возможность ощутить себя более значительной. Хотя я не совсем в этом уверен. Эта девочка — точнее, женщина, ей должно быть лет двадцать шесть — двадцать семь — ни в коем случае не дура. Она показала великолепные результаты по целому ряду тестов, особенно тех, которые требовали не столько знания фактов, сколько активного воображения. Она могла посмотреть на несложный рисунок и описать его так, что впору было подумать, она разглядывает какое-нибудь из творений Ван Гога. Понятие «психопатическая личность» больше не в моде, но оно как нельзя лучше подошло бы к Хуаните.
— Какая она из себя?
— Довольно хорошенькая, огромные глаза, белые зубы и все такое. О фигуре ничего сказать не могу. Никогда не видел ее между беременностями. Самое трагическое заключается в том, — вдруг добавил Олстон, — что ее совершенно не интересуют собственные дети. Когда они были крошками, Хуанита любила их тискать и нянчить, играть с ними, как с куклами, но лишь они немного подросли, она потеряла к ним всякий интерес. Три или четыре года назад ее арестовали по обвинению в пренебрежении материнскими обязанностями, но она снова оказалась в состоянии воспроизведения потомства и была выпущена с условным сроком. После рождения этого ребенка — шестого, по-моему, — она нарушила условия освобождения и убежала из города. Никто не пытался ее разыскивать. Не удивлюсь, если узнаю, что наша клиника скинулась, дабы оплатить ее дорожные расходы. Сама по себе Хуанита представляет клубок проблем. А помножь все это на шесть. Господи! Мне даже думать об этом страшно. А теперь она вернулась в наш город…
— Мне так кажется.
— И чем она занимается? Впрочем, надо ли спрашивать?
— Работает официанткой в баре, — ответил Пината, — если, конечно, это та самая женщина.
— Она замужем?
— Да.
— А дети с ней?
— По крайней мере несколько. Она подралась в баре с мужем несколько дней назад, он заявил, что она их совершенно забросила.
— Если ты ее не знаешь, — поинтересовался Олстон, — откуда у тебя вся эта информация?
— Мой приятель оказался в баре, когда началась драка.
— И ты заинтересовался судьбой многодетной Хуаниты при помощи приятеля, который оказался свидетелем драки?
— Можно сказать и так.
— Я мог бы так сказать, но ведь это неправда. Верно? — Олстон посмотрел на него поверх очков. — У нее снова неприятности?
— Насколько я знаю, нет.
— Тогда зачем ты сюда пришел?
Пината раздумывал. Он не хотел рассказывать всю историю даже Олстону, хотя тому уж довелось послушать вранья, и какого.
— Я хочу, чтобы ты проверил по своей картотеке и ответил мне, была ли Хуанита Гарсиа здесь в один конкретный день.
— Какой день?
— Второго декабря тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, в пятницу.
— Странная просьба, — заметил Олстон, — не хочешь пояснить, зачем тебе это нужно?
— Нет.
— Я полагаю, что у тебя основательные причины.
— Не знаю, насколько они основательны. Хотя одна причина у меня есть. Дело касается обратившегося ко мне человека. Я бы не хотел называть это имя, но придется, поскольку мне нужна информация и по данному вопросу. Ее имя — миссис Джеймс Харкер.
— Харкер, Харкер. Дай-ка мне подумать минуточку. Дэйзи Харкер?
— Да.
— Что общего у такой женщины, как Дэйзи Харкер, может быть с человеком, выкупающим под залог арестантов?
— Эта история довольно затянута и не слишком правдоподобна, — улыбнулся Пината. — И поскольку уже субботний полдень и я плачу тебе в полтора раза больше, чем обычно, будет лучше, если ты услышишь ее как-нибудь в другой раз.
— Что же ты хочешь знать о миссис Харкер?
— То же самое: работала ли она в клинике в этот конкретный день? Кроме того, когда и почему она перестала здесь работать.
— Сказать почему — я тебе не могу, поскольку сам не знаю. В то время ее решение меня очень удивило и продолжает удивлять до сих пор. Она сослалась на то, что ее мать больна и требует немало внимания, но мне доводилось по моим контактам с нашим женским клубом встречаться со старушкой. Она здорова как лошадь. Довольно привлекательная женщина, особенно когда демонстрирует свой железный характер… Я уверен, что болезнь миссис Филдинг не могла послужить причиной. Что же касается самой работы, то я уверен, что миссис Харкер она нравилась.
— Она с ней справлялась?
— Превосходно. Сердечная, понимающая, надежная. Конечно, иногда она принимала происходящее чересчур эмоционально и немножко терялась в экстремальных ситуациях, но ничего серьезного. Все дети ее безумно любили. Она умела, это бывает у бездетных женщин, обращаться с ними так, чтобы они чувствовали себя важными персонами, а не результатом случайного столкновения сперматозоида и яйца. Миссис Харкер была замечательной молодой женщиной. Нам было очень жаль терять ее. Ты давно с ней знаком?