Купленная невеста
Шрифт:
— Катя, дорогая, что ты говоришь? — бросился къ ней Скосыревъ. — Я повторяю теб, что безумно люблю тебя и говорилъ для того, чтобы выяснить наши отношенія, чтобы выслушать твое объясненіе, а ты… ты грозишь разрывомъ! Ты мало любишь меня, Катя! Иди ко мн и все кончено. Клянусь теб, что никогда ничего подобнаго ты не услышишь отъ меня. Иди же ко мн, обойми и прости.
Павелъ Борисовичъ пошелъ къ Катерин Андреевн, но она слегка отстранила его рукою и проговорила:
— Если миръ, то вотъ на какихъ условіяхъ: чтобы быть огражденной отъ вашего произвола, отъ всхъ вашихъ затй, которыя могутъ вернуться къ вамъ, я должна имть
— Катя, я дамъ теб заемное письмо на все мое состояніе! — съ жаромъ проговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Мн пріятно быть твоимъ рабомъ, пріятно лечь у твоихъ ножекъ, я до безумія люблю тебя! Катя, дорогая, милая!
Катерина Андреевна опять отстранила его.
— Когда письмо будетъ у меня, — я ваша, а пока прощайте, пора спать.
— Катя!
— Ни слова боле, это мое условіе. До свиданія, покойной ночи.
Катерина Андреевна позвонила, дернувъ сонетку, и въ ту же минуту изъ однхъ дверей вошла Глафира, и изъ другихъ дежурная горничная, одна изъ тхъ, которыя остались вн подозрнія.
— Ванну мн, и постель, — приказала Катерина Андреевна и ласково и нжно обратилась къ Павлу Борисовичу со словами: — Покойной ночи, сладкихъ сновидній!
Павелъ Борисовичъ низко поклонился и пошелъ. Въ эту минуту за шумомъ втра послышался рзкій и продолжительный свистъ. Такой же свистъ раздался съ другаго конца усадьбы.
— Что это? — вздрогнувъ всмъ тломъ, спросила Катерина Андреевпа.
— Вроятно, ночныя сторожа, — отвтилъ Павелъ Борисовичъ и прислушался.
Сейчасъ же за свистомъ раздались усиленные и тревожные звуки трещетокъ, съ которыми ходили по усадьб сторожа, а три громадныя овчарки, спускаемые съ цпей только на ночь, съ яростнымъ лаемъ бросились къ той сторон, гд господскій садъ соединялся съ лсомъ и былъ отдленъ отъ него каменною оградой. Чрезъ минуту лай превратился въ какой то ревъ, затмъ раздался визгъ одной собаки, другой, третьей и все смолкло, только трещетки сторожей еще чаще и усиленне загремли.
Вс въ комнат стояли какъ окаменлые.
— Но что же это, однако? — тревожно проговорилъ Павелъ Борисовичъ.
Въ эту минуту раздался еще свистъ, еще, и вотъ кто-то пронзительно закричалъ въ глубин двора, а во мрак ночи за садомъ вспыхнулъ огонь, другой, третій.
Павелъ Борисовичъ бросился къ сонетк.
— Поль, не покидай меня, не покидай, это они, это разбойники! — съ воплемъ бросилась къ нему Катерина Андреевна. Пронзительно завизжали Глафира и горничная.
— Смирно! — крикнулъ на нихъ Скосыревъ. — Запереть комнату и ни съ мста! Не бойся, Катя, это вздоръ, этого быть не можетъ! Я подыму сейчасъ людей, я переловлю этихъ мерзавцевъ, если это они. Пусти меня, дорогая, не бойся!
Онъ почти на рукахъ донесъ Катерину Андреевну до кушетки и бросился изъ комнаты, крикнувъ Глафир приказаніе запереть дверь и заставить ее мебелью.
Въ дом поднялась уже суматоха. Вс слышали происходившее въ усадьб и всполошились. Ревомъ ревли двушки и казачки, бгали изъ комнаты въ комнату помщики, натягивая на себя одежду и безцльно толкаясь; мрачно и какъ то зловще стояли тамъ и сямъ лакеи, переглядываясь другъ съ другомъ.
— Что это? — крикнулъ Павелъ Борисович, подбгая къ одному изъ лакеевъ.
Тотъ вытянулся и поблднлъ.
— Что это, спрашиваю
— Н-не могу знать.
— Разбойники, сударь, — угрюмо отвтилъ другой. — Собакъ перебили, сторожей тоже, кажись. Изъ окна изъ этого видно вотъ… Человкъ десять перелзло черезъ заборъ, а теперь ворота отпираютъ…
— А что же дворня? Что челядь вся длаетъ? Охотники гд, конюхи?
— Что-жъ конюхи? Конюхи, чай, заперты, какъ въ западн.
— Запирай двери, живо! Оружіе берите изъ кабинета и боскетной, заряжайте вс ружья, пистолеты!
— Что-жь, сударь, заряжать? Теперь, стало быть, шабашъ, теперь…
Лакей не договорилъ и покачнулся отъ здоровенной затрещины Павла Борисовича.
— Молчать, собака, и слушаться! — крикнулъ Павелъ Борисовичъ, какъ кричалъ, бывало, эскадрону. — Перваго убью изъ своихъ рукъ, который ослушается! Запирай вс двери, заставляй мебелью, сундуками, бери оружіе!
Онъ бросился въ кабинетъ и въ потьмахъ нащупалъ стну съ развшаннымъ оружіемъ. Схвативъ, что попало, онъ вернулся въ угольную комнату и крикнулъ, чтобы зажигали свчи во всхъ комнатахъ. Съ умысломъ или отъ страху его не слушали, и онъ принялся наносить удары ножнами тяжелой кавалерійской сабли направо и налво. Тамъ и тутъ вспыхнули свчи. На двор между тмъ по всмъ направленіямъ сверкали фонари, раздавались голоса, со скрипомъ и грохотомъ отворялись ворота и гд то яростно и пронзительно кричалъ человкъ, котораго, вроятно, били. Вс эти звуки покрылъ выстрлъ, потомъ другой, третій, а затмъ раздались крики, брань, вопли.
— Псари вырвались и стрляютъ, — шепнулъ одинъ лакей, дрожа всмъ тломъ, неуклюже и нехотя подвигая столъ къ запертой двери.
— Переколотятъ всхъ, ежели такъ, — отвчалъ другой.
— Толкуй! — угрюмо отвтилъ третій, утирая кровь изъ разбитаго ножнами сабли носа. — Для очищенія совсти стрляютъ, чтобы посл отвта не давать. Кому охота взаправду то стрлять? Вс подготовлены, вс перемны, какой ни на есть, ждутъ.
— Такъ, можетъ, отпереть двери то, Тихонъ Андронычъ? — шепотомъ спросилъ молодой лакей.
— Дуракъ! Ты запирай, ружье вонъ возьми, чтобы посл въ отвт не быть, а они попадутъ и въ окно, не бойся!
Павелъ Борисовичъ разбудилъ крпко спавшаго Черемисова, и они теперь вдвоемъ бгали по комнатамъ и отдавали приказанія. Въ одной сорочк, въ сапогахъ со шпорами, всклокоченный и полупьяный посл ужина, Черемисовъ грозно и властно командовалъ, бгая по комнатамъ съ саблей наголо въ одной рук и съ пистолетомъ въ другой.
— Защищать каждую дверь грудью! — кричалъ онъ. — Руби мошенниковъ, бей, чмъ попало, стрляй!
— Ловокъ больно! — насмшливо и почти громко проговорилъ одинъ изъ лакеевъ, жена котораго недавно была жестоко наказана по приказанію Катерины Андреевны и сослана въ костромскую вотчину за сожженную утюгомъ юбку и за грубость.
— Что? — грозно обратился къ нему Черемисовъ.
— Ничего, прохало.
Черемисовъ размахнулся и ударилъ лакея по лицу.
— Эхъ, баринъ, неладно гостю поступать такъ, чужой ты намъ! — крикнулъ лакей и схватилъ гусара за об руки. Другой лакей подбжалъ къ нимъ, за плечи повалилъ Черемисова на полъ и скрутилъ ему локти шнуркомъ отъ портьеры. Въ ту же минуту дверь, выходящая въ сни, затрещала отъ сильныхъ ударовъ дубинами или бревномъ, а рама въ одномъ изъ оконъ со звономъ стеколъ влетла въ комнату и въ амбразур окна показались головы въ шапкахъ, бороды, колья.