Купленная невеста
Шрифт:
Рыжій парень былъ, очевидно, удовлетворенъ и боле не обращалъ уже вниманія на купца. Прошка взялся занимать дорогаго гостя. Водки Ивану Анемподистовичу не хотлось, такъ Прошка спросилъ меду, крпкаго и сладкаго меду, который «билъ въ носъ» и слегка туманилъ голову. Нын такихъ медовъ не варятъ уже. Скоро пришелъ и дядя Игнатъ.
— Ну, какъ надумалъ, купецъ? — обратился онъ къ Ивану Анемподистовичу.
— Да, буду бить теб челомъ, добрый человкъ, — помоги невсту изъ горькой неволи высвободить.
Дядя Игнатъ протянулъ свою громадную, похожую на лопату, мозолистую руку.
— По рукамъ, стало быть! — весело сказалъ онъ. — Денегъ принесъ?
— Деньги у меня есть. А сколько вамъ надо, добрый человкъ?
Дядя Игнатъ задумался.
— Надо сичасъ кое-кого изъ барской дворни споить, а кое-кого и подкупить
— Орховъ да маку? — удивился Иванъ Анемподистовичъ.
— Свинцовыхъ орховъ то, а макомъ у насъ порохъ зовется, — съ добродушною улыбкой отвчалъ дядя Игнатъ.
— Какъ, разв вы полагаете, что и бой будетъ? Смертоубійство замышляете?
— Храни Богъ отъ смертоубійства, купецъ, а все же опаска нужна, да и для пристрастія этотъ товаръ требуется. Приди, скажемъ, къ теб съ пустыми руками да молви: «давай, купецъ, деньги», ты, пожалуй, и за воротъ схватишь и въ ухо задешь, а покажи теб пистолетъ, либо ножъ, либо кистень, такъ ты отдашь все. Мало ли что случится, милый. Не въ гости идемъ, не званые на пиръ жалуемъ. Такъ то-съ. Дв сотни ассигнаціей надо, купецъ, а посл что пожалуешь на ребятъ за услугу, это ужъ твое дло.
Иванъ Анемподистовичъ молча досталъ бумажникъ краснаго сафьяна, отсчиталъ восемь «бленькихъ со столбиками», — таковы тогда были двадцатипятирублевки, — и молча подалъ дяд Игнату.
— Ну, теперь вотъ и шабашъ! — проговорилъ тотъ. — Помолимся Богу, да и могарычъ разопьемъ. Ужотко, попозднй Наташу позовемъ. То-то двка рада будетъ!
— А что?
— Очинно ей хочется до своей лиходйки барыни добраться. «Ужъ, потшусь, — говоритъ, — я надъ ней». Мы ее тшимъ, ладно, молъ, а до бды не допустимъ, убить барыню не дадимъ, только вотъ ребята наши дюжо злы на барыню-то; наши то-ись, коровайцевскіе. Пропали они изъ-за барыни-то, раззорены до тла!..
Мартъ миновалъ. Апрльское солнце согнало снгъ, но кое-гд, а особенно въ лсахъ и по оврагамъ, онъ лежалъ еще. Былъ вечеръ. Солнце закатилось уже, но западъ пылалъ еще и отблескъ этого пожара освщалъ стволы гигантскихъ сосенъ дремучаго заповднаго бора, принадлежащаго графу Тучкову и расположеннаго верстахъ въ полутораста отъ Москвы. Боръ этотъ тянулся верстъ на пятнадцать и подходилъ къ столбовой дорог, идущей отъ города Рузы въ Москву. Отъ дороги этой боръ отдлялся глубокимъ оврагомъ, который имлъ очень дурную репутацію: около оврага сильно «пошаливали», и не проходило года, чтобы тутъ не нашли убитаго и ограбленнаго. Тутъ стоялъ когда-то кабакъ, извстный подъ названіемъ «Грабиловки». Кабакъ этотъ уничтожили въ начал ныншняго столтія, но удалыхъ добрыхъ молодцовъ, ютившихся въ Тучковскомъ лсу, уничтожить было не легко, и подвиги ихъ продолжали пугать не только прозжихъ и прохожихъ, но и окрестныхъ жителей. Въ эпоху нашего разсказа, то-есть въ начал 1822 года, мсто это прослыло особенно опаснымъ и встревожило всю земскую полицію, всхъ окрестныхъ помщиковъ. Дло въ томъ, что раннею весной, дня за два до Благовщенія, въ одну ночь были ограблены помщикъ Чубаровъ и богатый купецъ Крюковъ, имвшій въ той мстности салотопенный заводъ. И къ тому, и къ другому явилась ночью цлая шайка грабителей, человкъ въ двадцать, хорошо вооруженная и, какъ утверждали очевидцы, предводительствуемая молодою двушкой, одтою въ мужское платье. Это подтвердили и помщикъ Чубаровъ, и купецъ Крюковъ, и очень многіе изъ прислуги того и другаго. Чубарова ограбить было еще не трудно сравнительно, такъ какъ усадьба его отъ деревни отстояла довольно далеко, а дворню перевязать или запереть въ людской и кухн было легко, но у купца при завод находилось до ста пятидесяти рабочихъ, и домъ занимаемый купцомъ, былъ при самомъ завод. Ршили, что рабочіе были въ стачк съ грабителями, но достаточныхъ уликъ для этого не нашли. И помщикъ Чубаровъ и купецъ Крюковъ славились дурнымъ обращеніемъ съ народомъ, скупостью и богатствомъ. Разбойники, однако, ихъ не тронули, только связали. Впрочемъ Чубаровъ утверждалъ, что двица-атаманъ пригрозила ему и общалась снова навстить.
Фактъ грабежа былъ на лицо, но показанія потерпвшихъ
— Просто имъ показалось это со страху, — говорили вс. — Теперь вотъ идутъ толки о разбойниц Грун гд то на юг, ну, и этимъ представилась разбойница, а былъ, вроятно, просто безусый парень какой-нибудь.
Были, однако, и такіе, которые охотно врили показаніямъ потерпвшихъ и уже толковали о разбойниц-двушк, приписывая ей много небывалаго, прибавляя къ былямъ небылицы. Это было тмъ боле понятно, что атаманъ-двица Груня гремла на юг и вызвала уже серьезныя мры со стороны правительства, такъ какъ дянія ея принимали угрожающій характеръ, а жертвы ея безпощадной жестокости все росли и росли. На святкахъ 1821 года, въ одной изъ станицъ Войска Донскаго Груней былъ убитъ станичный начальникъ съ цлымъ семействомъ, причемъ убійство его жены сопровождалось особенною жестокостью. Рузскому исправнику было предписано тщательно заняться дломъ о нападеніи на помщика Чубарова и купца Крюкова, а шайку грабителей — переловить. Исправникъ предписаніе получилъ, приказалъ снять съ него копіи и послать становымъ, а самъ посмялся только съ женою.
— Переловить! Словно я Илья Муромецъ какой. Съ кмъ я переловлю то?
— Такъ бы и написалъ, — замтила супруга. — Попросилъ бы команду.
— Ой-ли? А знаешь ли ты, что за безпокойство начальства нашего брата, служащаго, бунтовщиками зовутъ?
Становые тоже прочитали предписаніе и тоже посмялись.
Слава о появившейся шайк пошла гулять, а Тучковскій лсъ пріобрлъ еще худшую репутацію. Отдленный съ одной стороны оврагомъ, а другой, — примыкающій къ болотамъ, онъ могъ служить надежнымъ убжищемъ для всякаго темнаго люда и пожалуй, дйствительно, надо было быть Ильей Муромцемъ, чтобы пойти въ этотъ лсъ отыскивать разбойниковъ, а если-бъ такой богатырь и нашелся, то онъ потребовалъ бы помощи нсколько понадежне той, которую ему могла оказать уздная инвалидная команда, состоящая изъ древнихъ стариковъ, вооруженныхъ нестрляющими ружьями и тупыми тесаками.
Въ описываемый вечеръ, въ самой средин Тучковскаго лса, въ давно покинутой лсной сторожк собралось человкъ семнадцать какихъ-то мужиковъ. Полуразрушенная печка сторожки топилась и наполняла низенькую съ бревенчатыми стнами избу густымъ дымомъ, не смотря на то, что дверь была отворена, и свжій апрльскій втеръ свободно гулялъ по всей сторожк. Мужики сидли на земляномъ полу, лежали на лавкахъ, на полатяхъ; двое забрались на печь. Все это были не старые еще люди, одтые въ нагольные полушубки, въ сермяжные армяки и кафтаны, въ изношенные лапти. Одинъ былъ въ солдатской шинели, и гладко выстриженная голова его, и бритая борода обличали въ немъ солдата. Былъ одинъ одтымъ и не помужицки, а въ сромъ казакин съ голубыми прошвами, въ синихъ шароварахъ съ лампасами, какъ одвались тогда дворовые люди богатыхъ помщиковъ. Нкоторые курили трубки, другіе спали, третьи пли или разговаривали; двое варили въ печк кашицу, и аппетитный паръ ея смшивался съ дымомъ и наполнялъ избу. За кушаками у всхъ почти торчали топоры; у нкоторыхъ висли ножи, а въ углу стояли три охотничьихъ ружья.
— Кашица, братцы, готова, — весело объявилъ одинъ изъ кашеваровъ. — Эхъ, хорошая кашица! Крупъ мы положили съ Яшкой много, четырехъ тетерекъ ввалили, солью приправили, шь — не хочу!
— А чмъ сть то? — спросилъ одинъ. — На всю артель дв ложки.
— По двое и будемъ сть, — отозвался кашеваръ. — Ты благодари Бога, что хлбъ есть, соль, а ложка — пустое дло.
— Такъ то такъ, а все пріятне бы артелью жрать.
— Будемъ и артелью. Вотъ дядя Игнатъ придетъ изъ села, такъ и ложекъ принесетъ, и вина, и всего такого.
— А когда онъ придетъ?
— Надо полагать, что къ ночи будетъ. Я ему съ ребятами да съ атаманшей кашицы заварю, похлебать съ дороги то.
— И то съ «атаманшей»! — засмялся одинъ изъ лежащихъ на печи. — Какъ есть, атаманша.
— А что ты думаешь? Атаманша и то. Ходитъ это гоголемъ, шапку на ухо сдвинула, кистенемъ помахиваетъ…
— Ха, ха, ха! — засмялись кругомъ. — Жаль, что руки изъ рпы кроены, да въ пояс пальцами обхватить можно, а то богатырь какъ есть!
— Богатырь и то. Какъ пошли это мы изъ покоевъ у Чубарова то барина, а она подошла къ барину, подставила ему къ носу пистолетъ, да и говоритъ: «Будешь опять народъ обижать, такъ снова придемъ и на воротахъ тебя повсимъ; помни, что это теб атаманъ-двица Наташа сказала».