Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

Люди долгие десятилетия с болью в сердце бежали из коммунистического загона. Это было одностороннее дви­жение (за редким исключением). Нужны ли еще какие-то доказательства глубокой ущербности Системы, откуда они вырвались?

Еще при жизни Ленина в большевистском правитель­стве почувствовали, что исход российской интеллигенции ставит в исключительно тяжелое положение промышлен­ность, горное дело, транспорт, связь. На заседании Полит­бюро 9 августа 1923 года под председательством Каменева обсудили записку Дзержинского, в которой тот писал:

"3а границей имеется ряд довольно крупных русских специалистов, тяготящихся условиями своей жизни и же­лающих

вернуться в Россию и работать. А мы бедны спе­цами. Самые лучшие у нас спецы — это полученные и почему-либо не расстрелянные от Колчака, Деникина и Врангеля. Надо давать индивидуальные прощения и прини­мать в русское гражданство…" Решили: .Допускать возвра­щение русских специалистов из эмиграции и привлекать их к работе". Но за рубеж в ходе гражданской войны ушла лавина интеллигенции, вернулись тоненькие ручей­ки… Да остались еще те, „почему-либо не расстрелянные".

Однако, убедившись в существовании за рубежом ог­ромной интеллектуальной России, Политбюро ЦК уже в 1923 году обязало ВЧК „организовать разложение белог­вардейской эмиграции и использование некоторых ее пред­ставителей в интересах советской власти". Созданный поз­же специальный Иностранный отдел ОГПУ вел широкую „разработку" российской эмиграции, а иногда и "ликвиди­ровал" особо „злобных врагов советской власти". Много­численные тома спецсообщений советских агентов из за­падных столиц свидетельствуют: российские власти вна­чале изгнали массу интеллигенции, а затем делали все воз­можное для ее „разложения", дискредитации, подкупа для агентурных целей, стравливания различных группировок друг с другом. На многих известных ученых, писателей и, конечно, политических деятелей эмиграции были заведены многочисленные специальные дела-формуляры, в которых фиксировался каждый заметный общественный шаг челове­ка, его высказывания и настроения. Например, в обширном фонде „Русская эмиграция" можно найти данные о слежке, отраженные в формулярах, почти за всеми влиятельными лицами российской эмиграции из числа интеллигенции: Федотове, Мельгунове, Бердяеве, Адамовиче, Алданове, Бальмонте, Берберовой, Бунине, Шмелеве, Гиппиус, Ме­режковском, Набокове, Теффи, Бурцеве, Вишняке, Евреи– нове, Кшесинской, Стравинском и многих, многих других.

Интересно, что советская спецслужба пыталась вте­реться, например, в доверие к Н.А.Бердяеву и использовать его имя и влияние в своих целях. Однако, как сообщил агент Каль, Бердяев не принесет пользы, ибо „критикует коммунизм, является решительным противником материа­листической философии и склонен беседовать лишь о тео­логии". Может быть, поэтому в формуляре ИНО ОГПУ Бердяев значится под кличкой Духовник.

После нескольких попыток приблизиться к Бердяеву разведчики Менжинского со своим явно не теологическим мировоззрением оставили великого мыслителя в покое.

Советское руководство беспокоило в –деятельности эмиграции и то, что лишенная родины интеллигенция, рус­ская буржуазия, даже находясь в бедственном материаль­ном положении, быстро организовали издательства, свои газеты, журналы. Так ИНО ОГПУ докладывал большевист­ской верхушке, что в Париже созданы издательства „Рус­ская земля", „Русский очаг", „Белый архив". Выходят перио­дические издания „Отечество" — орган николаевцев „Вест­ник крестьянского союза", „Ухват" — юмористический журнал, „Театр и искусство", „День русской культуры", ,Звено". В издании этих и иных газет и журналов участву­ют Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Ливен, Гукасов, Мире кий, Милюков, другие известные люди. Кремлев­ское руководство боялось проникновения белогвардейской

литературы в Советскую Россию и предприняло превен­тивные меры по ограждению сознания своих граждан от „тлетворного буржуазного влияния".

Так подробно остановившись на высылке Лениным цвета российской интеллигенции, автор, естественно, не сводит ее трагедию к этому печальному акту. Главной чертой трагедии интеллигенции в Советской России стало ли­шение ее творческой свободы. Даже последний оазис сво­боды — сознание человека — оказался в глухой осаде запретов, угроз, репрессий, всевозможных ограничений. Те, кто не принял революцию, но вынужден был как-то адап­тироваться к новой горькой действительности, пытались что-то изменить в стране. В этой связи стоит упомянуть о так называемом „деле врачей". Нет, не сталинском деле 1953 года, а о малоизвестном теперь событии еще 1922 года, при жизни Ленина.

В начале лета 1922 года в Москве прошел Всероссий­ский съезд врачей. Нарком здравоохранения Семашко так докладывал своей запиской о съезде Ленину и членам По­литбюро.

„…Недавно закончившийся съезд врачей проявил на­столько важные и опасные течения в нашей жизни, что я считаю нужным не оставлять членов ПБ в неведении…

На съезде был поход против медицины советской и восхваление медицины земской и страховой. Просматри­валось стремление поддержать кадетов, меньшевиков, со­здать свой печатный орган.

Что касается изъятия верхушки врачей: докторов Гра­новского, Манула, Вигдорчика, Ливина, то надо согласо­вать с ГПУ. Не создадим ли арестом им популярности?"

Ленин увидел за частным проявлением свободомыслия врачей нечто более опасное и написал резолюцию на док­ладе Семашко: „Т. Сталину. Я думаю, надо строго секретно, не размножая, показать это и Дзержинскому, всем членам Политбюро и вынести директиву…"

Состоялось два заседания Политбюро по „делу вра­чей" — 24 мая и 8 июня 1922 года. Лишь один Томский воздержался при голосовании, заявив: „Вопрос съезда вра­чей требует иной постановки дела. Во многом виноваты мы". По настоянию Ленина тем не менее было принято постановление „Об антисоветских группировках среди ин­теллигенции".

Оно было жестким: любые съезды можно проводить лишь с разрешения ГПУ; ему же проверить благонадеж­ность всех печатных органов; усилить фильтрацию при приеме в учебные заведения, отдав предпочтение рабочим;

запретить создание новых творческих и профессиональных обществ без обязательной регистрации в ГПУ; образовать постоянную комиссию для высылки интеллигенции; пред­ложить ГПУ внимательно следить за поведением врачей и всей интеллигенции…

Уншлихт по принятии директивы тут же представил предварительные списки неблагонадежных врачей с ком­прометирующими характеристиками: Верхов, Гуткин, Руб­цов, Эфрон, Франк, Энтин, Федоров, Верховский, Канцель, Грегори, Зборский, Личкус, Теплиц, Лихачев, Лифшиц… Вопрос о немедленных арестах было решено передать в комиссию в составе Уншлихта, Курского, Каменева.

Предусмотренные меры — чисто полицейского, кара­тельного характера — знаменовали дальнейшее усиление тоталитарных тенденций в обществе. Ведь именно в таких системах идет наступление прежде всего на творцов „ду­ховной продукции", интеллектуальную элиту страны. Рос­сийская интеллигенция, стоявшая у истоков демократиче­ского февраля, да и октябрьского переворота, оказалась одной из главных жертв революции, по которой прюе– хал беспощадный каток диктатуры пролетариата, а точнее, диктатуры ленинской организации, называвшей себя пар­тией большевиков.