Лицедеи Гора
Шрифт:
— Я не рабыня, — возмущённо заявила та.
— Это как раз очевидно, — усмехнулся он в ответ.
— И я никогда не буду рабыней, — гордо сказала женщина.
— Ой ли, не будь в этом так уверена, — зло бросил мужчина.
— Животное, — огрызнулась она.
— А интересно, как бы Ты работала прикованная цепью в палатке? — поинтересовался он, окидывая взглядом её фигуру.
— Урод! — выплюнула женщина.
— Вы дадите нам посмотреть спектакль или нет? — возмутился товарищ, стоявший рядом со спорщиками.
— Хотя я и бедная и одета в обноски, — меж тем продолжала декламировать Бригелла обращаясь к Бутсу Бит-тарску, в паре с ней
Это заявление было встречено зрителями взрывом хохота.
— Сними шарф с её горла! — сквозь смех прокричал какой-то мужчина. — Посмотри, нет ли под ним ошейника!
На Горе, как я уже упомянул, большинство актрис — рабыни. В классической драме или комедии, если женщинам разрешают выступать, что бывает редко, поскольку женские роли обычно исполняются мужчинами, и эти женщины являются рабынями, ошейники с них иногда снимают. Однако, прежде, чем это будет сделано им на щиколотке или на запястье запирают стальной браслет, который те ни в коем случае не смогут снять. Таким образом, они продолжают носить некий символ неволи. Это облегчает, в случае каких-либо спорных ситуаций или неуверенности относительно их статуса или принадлежности, ясно определить это, любому заинтересованному лицу, в особенности гвардейцам или судьям, или иным уполномоченным властями.
Подобная предосторожность, помогает избежать неудобств и возможных затруднений с опознанием, например, в случае неуверенности в статусе женщины, её приходится связывать и передавать для обследования свободным женщинам, чтобы те могли раздеть, и исследовать её тело на предмет присутствия на нём рабского клейма. Кстати, если до такого доходит, то девушке будет лучше быстренько, и открыто признаться в своём рабстве. Свободные женщины презирают и ненавидят рабынь. Им свойственно относиться к невольницам с непередаваемой жестокостью и злобой, как ко всем вообще, так и в частности они вряд ли будут довольны тем, что какая-то из них осмелилась на гнусное преступление, заключающееся в выдаче себя за одну из них. Для женщин не составит труда найти и опознать рабское клеймо на теле девушки. Оно, хотя и маленькое и изящное, но прекрасно заметно на её плоти. Оно легко обнаруживаемо, обычно чёткое и полностью безошибочно определяющее статус. Оно превосходно служит своей цели идентификации его носительницы. В действительности, он является частью рабыни, ибо всегда находится при ней, выжженное в её коже.
Обычно, когда девушка играет на сцене, даже если она делает это нагой, клеймо не прикрывают. Даже если она играет роль свободной женщины, его как будто «не видят», если можно так выразиться, публика просто игнорирует этот факт, в силу гореанской театральной традиции. Если же по ходу спектакля женщин должна быть лишена свободы, что, кстати, весьма распространённый сюжет во многих драмах и фарсах, клеймо вначале действия заклеивается маленьким круглым пластырем. Удаление этого пластыря, скорее всего, совпадёт с одеванием на неё ошейника, что может означать, что женщина была порабощена согласно правилам. Прикрытием клейма, таким образом, достигается эффект, что его как бы не существует, или правильнее ещё не существует. Это является ещё одной гореанской театральной традицией.
Таких традиций существует великое множество. Если актёр держт в руке тарновое стрекало и перемещается по сцене определенным образом, то предполагается, что он летит на тарне. В руке кайиловый
— Ты что, на самом деле свободна? — меж тем с преувеличенным скептицизмом поинтересовался у Бригеллы Бутс Бит-тарск, скрытый под маской торговца.
— Да! — пропищала та, держа свою юбку перед лицом, зажав подол в своих крохотных кулачках, чтобы скрыть таким образом лицо на манер вуали. Мужская часть публики покатывалась со смеху, несомненно, не только над нелепостью ситуации, но и над несовместимостью такой очевидной рабыни, такой была прекрасная Бригелла, её утверждению.
Бутс с пыхтеньем проковылял через сцену, как если бы занять положение с наилучшим обзором.
— Тал, любезный сэр, — сказала Бригелла тонким голоском.
— Тал, благородная леди, — ответил Бутс.
— Что-то не так? — осведомилась девушка у своего партнёра.
— Я бы сказал, что есть нечто самую малость неправильное, во всяком случае, мне так кажется, — заметил тот.
— Вы что, прежде никогда не видели свободную женщину?
— Этот фарс оскорбляет свободных женщин! — закричала свободная женщина из толпа зрителей, та же самая, одетая в синие одежды касты писцов.
— Вы прежде никогда не видели свободную женщину? — повторила Бригелла.
— Ну, вообще-то большую часть их, я не вижу, — признал торговец.
— Понятно, — протянула Бригелла.
— По крайней мере, обычно, гораздо меньше, чем вижу сейчас, — добавил Бутс.
— Оскорбление! — снова закричала свободная женщина.
— Признаться, в Вас я уже увидел больше, чем во всех остальных вместе взятых, — усмехнулся он.
— Оскорбление! Оскорбление! — скандировала свободная женщина.
— Вы расстроены, что я не принимаю Вас должным образом? — спросила Бригелла.
— О, ну что Вы, я должен радоваться, — заверил её Бутс, — если у Вас вообще было намерение принять меня, неважно должным ли образом или нет.
— Неужели леди могла сделать иначе? — спросила девица.
— Действительно! — воскликнул Бутс с энтузиазмом.
— Конечно, я имею в виду, — уточнила она, — что, я приношу извинения за необходимость закрыть моё лицо столь торопливо и, используя первое, что попало под руку.
— Не волнуйтесь, я не вижу в этом ничего критичного, — успокоил он.
— Значит, Вы не думаете обо мне уничижительно? — поинтересовалась она.
— Нет-нет, я восхищаюсь Вами. Я восхищаюсь Вами! — проговорил Бутс Бит-тарск, приседая и любуясь ею.
— Вот таким образом, мы, свободные женщины демонстрируем свою скромность, — похвасталась Бригелла.
— И надо признать у Вас просто прекрасная скромность, — восхищенно подтвердил Бутс, приседая ещё ниже.
— Ой! — внезапно вскрикнула девушка, как если бы сообразив в каком затруднении оказалась, и, присев, торопливо опустила юбку, прикрывая лодыжки.