Литературные воспоминания
Шрифт:
болезнь. Он радовался всякому разбору своих произведений, выслушивал его с
покорностью школьника, обнаруживая и готовность исправления. Одного
замечания о неуместности сравнения Хоря и Калиныча с Гете и Шиллером, допущенного им, достаточно было, чтобы сравнение осталось только на
страницах «Современника» 1847, где впервые явилось, и не перешло в следующие
издания. Вообще говоря, нельзя было никогда угадать, куда увлечет его голова, работающая в различных направлениях,
сердце, место, где он остановится. Было что-то женственное в этом сочетании
решимости и осторожности, смелости и расчета, одновременной готовности на
почин и на раскаяние, сообщавшее прелесть его меняющемуся существованию.
Никто не замечал меланхолического оттенка в жизни Тургенева, а между
тем он был несчастным человеком в собственных глазах: ему недоставало
женской любви и привязанности, которых он искал с ранних пор. Недаром
повторял он замечание, что общество мужчин, без присутствия доброй и умной
женщины, походит на тяжелый обоз с немазанными колесами, который раздирает
уши нестерпимым, однообразным своим скрипом. Призыв и поиски идеальной
женщины помогли ему создать тот Олимп, который он населил благороднейшими
женскими существами, великими в своей простоте и в своих стремлениях. Пока
требовательная критика разбирала, после Рудина, человека с большими
претензиями и ничтожной волей, перенося на все поколение сороковых годов
презрение, которое возбуждал в ней этот тип, Тургенев уже сделался идолом
прекрасной половины человеческого рода. Любовь эта сопровождала его до
могилы, но то была любовь платоническая. Сам он страдал сознанием, что не
может победить женской души и управлять ею: он мог только измучить ее. Для
торжества при столкновениях страсти ему недоставало наглости, безумства, ослепления. В одной из чудных повестей своих, «Первая любовь», он
рассказывает ужас, наведенный на него ударом хлыста, которым раздраженный
любовник отвечал своей возлюбленной, побеждая ее волю и своенравие [343]. С
тех пор ужас от дикого поступка, казалось, и не проходил у Тургенева и одолевал
его, когда требовалась решимость выбора. Он не отвечал ни на одну из симпатий, которые шли ему навстречу, за исключением разве трогательных связей его с О.
Л. Тургеневой в 1854 году, но и она длилась недолго и кончилась, как кончаются
минутные вспышки, капризы и причуды, на которые он разменял свирепое
одушевление истинной страсти, то есть мирным разрывом и поэтическим
воспоминанием о прожитом времени.
276
Немаловажную роль в его жизни играл другой афоризм, который он тоже
любил повторять: «Только с теми людьми и жить можно, которые
понимают — и умеют молчать». Чуткий ко всему, что происходило в обществе, он спускался в отдаленные края его и выводил оттуда людей, замеченных им по
серьезности своего образа мыслей и по характеру, рассчитывая на их скромность
и привязанность, потому что сочувствие и преданность людей были ему
необходимы, как воздух для существования. После 1850 года гостиная его
сделалась сборным местом для людей из всех классов общества. Тут встречались
герои светских салонов, привлеченные его репутацией возникающего модного
писателя, корифеи литературы, готовившие себя в вожаков общественного
мнения, знаменитые артисты и актрисы, состоявшие под неотразимым эффектом
его красивой фигуры и высокого понимания искусства, наконец ученые, приходившие послушать умные разговоры светских людей. Высокопоставленные
особы тогда еще не посещали его приемной: это явилось уже с началом нового
царствования. Между всеми его гостями не редкость была найти людей без
имени, никому не известных и отличавшихся своей сдержанностью. Тургенев
дорожил ими столько же по крайней мере, сколько и теми, которые носили
громкие имена в литературе и обществе. Беседа его с бойкими и развитыми
людьми своего общества не стоила ему большого труда. С его образованием и
находчивым умом, с его речью, исполненною того, что французы называют point (искрой), он легко приводил слушателей в восторг. Ввиду потребностей легкой
эрудиции, столь необходимой для успеха в обществе, у него был недюжинный
запас положительного знания и помощь справочных книг: так, в это время ему
служила настольной книгой многотомная «Biographic universelle». В разговоре с
отысканными им и выведенными в свет людьми все было, наоборот, просто. Он
говорил с ними о том, что они знали и чем интересовались, и внимательно
прислушивался к их мнениям, которые нигде более не мог встретить. Он обладал
одним замечательным качеством: за ним ничего не пропадало. Он никогда не
оставался в долгу ни за какое дело, ни за оказанное расположение, ни за
наслаждение, доставленное ему произведением, ни за простую потеху,
почерпнутую в той или другой форме. Все это он помнил хорошо и так или иначе, рано или поздно находил случай отыскать и отблагодарить по-своему человека за
интеллектуальную услугу, полученную от него когда-то. Сколько имен просятся
под перо в подтверждение факта — имен мужского и женского пола. Конечно, он
мог и ошибаться в своих приговорах. Пишущий эти строки случайно натолкнулся