Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

12

Мне сердце из огня извлечь какой наукой? Изменница меня пытает смертной мукой! Разлукою полны, увы, ее деянья. Посланья ж влюблены — и в них обет свиданья! Язычнице, господь ей страсть ко многим выдал, Она же мой один, мой неизменный идол, — О нет, не презирай любви моей блаженной, Коварно не играй с моей душою пленной!

13

О ночь моя в Кархе, останься такой, останься такой навсегда! Не смей

никуда уходить от меня, не смей уходить никогда! Явился посланец и мне возвестил, что, после разлуки и ссор, Она непременно войдет в мой покой, внесет свой сияющий взор. Войдя, она яблоко в смуглой руке надушенное держала, А зубы ее были дивно остры, как скорпионовы жала!

14

Чтоб успокоить угрызений пламя, Сей список, испещренный письменами, Она мне примирительно вручила… О, ежели б свернуть мне поручила! Чтобы и я, в своей бесславной славе, Поцеловать бы оказался вправе, По праву исстрадавшихся в разлуке, Писца очаровательного руки!

15

Душа моя исстрадалась по той, что не отвечает мне, Эта мука из мук все муки мои превосходит вдвойне и втройне. Я только сказал ей: «Ответь мне», — и вот она молвила мне в ответ: «Ответ мой: нет, и ответа не жду от тебя на него, мой свет!»

16

О ты, надменная, на меня ты больно гневаться стала, Будь мною довольна, ведь я теперь раскаиваюсь устало. «Разлука с тобою убила меня», — сказал я, а ты рассердилась, Но, если вернешься, невольный лжец, я сдамся тебе на милость!

17

Был счастья день, когда судьба моя забыла покарать меня жестоко, Когда смежились веки бытия, когда ослепли очи злого рока; Был день, когда, едва лишь пожелав, обрел я, усмирив души мятежность, Вино, охапки благовонных трав, певуньи голос и любимой нежность! Она, желанна для очей моих, подобно ясным звездам всеучастья, Несла мне наслажденья краткий миг и обаянье истинного счастья. Увы, мы были не наедине, был вежливый посредник между нами, Словами он высказывал все то, что не могли мы выразить очами, И мы решили встретиться опять, когда уснет свидетель нашей встречи И снова будет ночь торжествовать, пришедшая к любимым издалече!

18

Седина взойдет, как дурная трава: не сокрыть ее в жизни земной, Ты прости — побелела моя голова, хоть она и окрашена хной. Промелькнула юность мимо меня, хоть пошел я навстречу ей, И господь мне оставил от всех щедрот лишь терпенье взамен страстей! Право, если б не терпкость земного вина и сладчайших бесед распев, Я простился бы, юность развеяв мою, с наслажденьями, отгорев. Так не разбавляй же вино водой: оставляй его так, как есть, Виноградному соку и суслу его мы охотно окажем честь! На невесту монарха похоже вино — все в венце из жемчужных пен, В исполинском кувшине томилось оно, забродив меж глиняных стен. Милый друг, в Кутраббуле нас посети, если хочешь обрадовать нас, Хорошо там будет тебе и нам, если в ханжестве ты не погряз! Ах, по кругу, по кругу будет ходить непрестанно хмельной кувшин, Все заботы изгонишь в единый миг, вечных радостей властелин!

19

Чтобы после вернуться к любимой, когда жизнь, презревшая винную муть, Благочестьем представит тебе миг услад, выдаст блуд за истинный путь! Впрочем, как же тебе устоять, дружок, если с чашею круговой Нынче девственно юная ходит газель и кивает тебе головой? Ах, из кубка первой она отпила и остатком тебя поит, На плече ее шаль шелестит, как плащ, лоб притворно хмур, не сердит! Льет в прозрачные кубки струю вина, щедро, льет, прикрывшись платком; Сделай жадный глоток — и по жилам твоим тот глоток пролетит огоньком! Ты зачем отворачиваешься и бежишь, разве я с тобой не хорош? Тот, кто скажет, что я другую люблю, тот заведомо скажет ложь!

20

Была нам небом ночь дарована, и мы уверовали в шалость, Решили мы, что это — золото, но это ложью оказалось. Ведь эта ночь, где звезды блещут, совсем как золотая сбруя: Я в эту ночь еще раскаюсь, потом… А прежде — согрешу я!

21

Годы меня отрешили от веселья, любви и вина, Былую пылкую юность похитила седина. На лице моем буйная свежесть начертала красы урок, Только сам я стер в Книге Жизни самый след этих ярких строк!

22

Жизнь прошла и отвернулась, я забыл, что знался с лаской, И седин моих сверканье никакой не скроешь краской, — Ненавистен стал мне дурень с бородою белоснежной… Как же этакого старца полюбить красотке нежной?

23

Как прекрасна сонная вода: Лотос на поверхности пруда! День, расширив влажные зрачки, Смотрит на тугие лепестки. А на стебле каждом, как закон, Благородный яхонт вознесен.

24

Сколько храбрых юношей, чьи души никогда не ведали сомнений, Что могли б решимости решимость научить без всяческих смятений, Сдержанною рысью подвигались на конях средь сумрака ночного В миг, когда созвездья погружались в предрассветный сумрак вновь и снова. И заря своим дыханьем свежим войско Ночи в бегство обратила: Зарумянившись от упоенья, воздымаются ее ветрила! Крыльями захлопал ранний кочет, он охрип от горя и досады, Кажется, он ночь оплакать хочет, будто просит для нее пощады! По-петушьи он взывает трубно, захмелев от сновидений черных, Словно бы карабкаясь по бубну, заплясавшему в руках проворных! Так сломи ж, сломи ж печать, которой горлышко кувшина знаменито, — Где вино, наследье давних предков, век хранимо и почти забыто! Знаешь, от одной такой бутыли сколько горя и отрады, если, Отхлебнув живые опочили, ну, а полумертвые — воскресли! Как насущного прошу я хлеба у всемилостивого аллаха О любви газелеокой девы, чье кокетство гибельно, как плаха! Есть любовь, в моей безмерной боли и в слезами ослепленном взоре, Так, дружок, не спрашивай же боле, что со мной стряслось, какое горе…