Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

25

Напои меня прохладой золотистого вина. Полоса на небосклоне влажной мглой обрамлена. А созвездия похожи в дивном сумраке нетленном На серебряные бусы, окаймленные эбеном!

26

Я жаждал, я ждал — и в конце концов постиг, что был глуп, как дитя. А ты всерьез обманула меня, мне дав обещанье шутя. Увы, бесконечной была моя ночь, как ты и хотела вчера, — Ведь ты поскупилась, не разрешив этой ночи дойти до утра!

27

Нас обносит любимая родниковой водой и вином, Ароматы

смешав в благовонном дыханье одном. Вся она — совершенство, вся — свежести нежной намек, Спелых яблок румянец сквозит в смуглоте ее щек!

28

Сетует она, а слезы — зримый след душевных смут, — Слезы, смешанные с кровью, по щекам ее текут: «До каких же пор украдкой мы встречаться будем, друг? Где найдем мы избавленье от безмерных наших мук?».

29

О темнокожая девушка, я страстью к тебе сражен, Тобой ослеплен я, единственной из множества дев и жен: Кокетливо растягиваемые, пленительные слова, Эбеновый торс, эбеновые плечи и голова!

30

Ах, друзья, вы не внимайте повеленьям благочестья, А, восстав от сна, смешайте душу с винным духом вместе. На траве святое утро плащ рассвета расстелило, И росой отяготились вихрей влажные ветрила. Пробил час — и перед кубком преклонил кувшин колени, А петух вскричал: «Пируйте поутру, не зная лени!» Громко флейта застонала от желания и страсти, Ну, а ей красноречиво вторят струны сладострастья. Что вся жизнь, весь мир подлунный, кроме этого мгновенья? Что милей, чем виночерпий в миг покорного служенья?

31

На моих висках страстотерпца — украшенья сребристых седин, Но доныне упорствует сердце в заблужденьях былых годин. Безобразны седые пятна, но душою потребно пасть, Чтоб гнедого коня безвозвратно перекрасить в другую масть! Это будет поддельная младость, и подлога ничем не скрыть, Ведь утрачена прежняя радость, порастеряна прежняя прыть!

32

Душу твою чаруют прекрасных очей дары, Влекут твое сердце ночные и утренние пиры, Гибкой ветви подобный тебя привлекает стан И щеки, похожие дивно на спелых яблок дурман. Ты в сорок лет не мудрее, чем двадцатилетний юнец, Скажи мне, приятель, когда ж ты образумишься наконец!

33

О ветер отчего края, родных пустынь и урочищ, Уж лучше забудь меня, если моих дум развеять не хочешь! Ведь нынче я свое ложе в ночи разделяю с тоскою, Мне очи бессонница на ночь подкрашивает сурьмою. Лишь страсть мне повелевает — угрюмо, властно и строго, Я жалуюсь только богу — и никому, кроме бога, — Подобно тому, кто томится, живьем от любви сгорая, И больше не ждет ни покоя, ни дремы, ни вечного рая.

34

Как ночь для спящего коротка — проснулся и все забыл! Как ничтожен чужой недуг для того, кто болящего посетил! Та частица жизни, которую ты оставить во мне смогла, Будь залогом счастия твоего: благодарность моя светла! В ночь свиданья казалось мне, что лежу я в обнимку с душистой травой, Источающей благоуханья волну в эту тьму, в этот холод живой. И когда б облаченными в сумрака плащ нас кто-то увидеть успел, Он одним бы единственным телом нас счел, хоть сплетенным из двух наших тел!

35

Сколько я ночей без сна проводил,

а по постелям Собутыльники мои полегли, убитые хмелем! И под их блаженный храп о любви святой и пылкой С флейтой вел беседу я да с хохочущей бутылкой. Лютня пела о любви, ну а ночь во тьме витала И огни падучих звезд гневно мне в лицо метала! Бросила в меня она рой осколков мирозданья С возгласом: «Ты сатана, дух мятежный отрицанья!».

36

Приятно охлажденное питье, а отчего — и сам я не пойму, О да, друзья, я сомневался в нем, но нынче возвращаюсь я к нему. Любому возвращению — хвала, подайте ж мне — в сорочке из стекла — То зелье, что, как яхонт алый, спит в жемчужине, сгорающей дотла! Вино, вливаясь в кубок, неспроста сребристую решетку чертит в нем, Где ледяных колечек суета, то одиноких, то — вдвоем, втроем. И кажется порой, что в кубке том поет нам дева абиссинских стран. На ней шальвары из воды с вином, а их окрасил праздничный шафран! Как разостлалась поверху вода, сносящая обиды уж давно, А под водой бушует, как всегда, бунтарское тревожное вино. Мы орошали жажду в сто глотков, и таяла прохлада пузырька, Когда беспечных этих пузырьков касалась виночерпия рука!

37

Под сенью виноградных лоз мы напивались допьяна, Лицо возлюбленной моей во тьме мерцало, как луна, Любая зреющая гроздь преображалась на глазах В скопления жемчужных звезд на изумрудных небесах!

38

О, эта ночь, судьбы подарок, благодеянье горных сил, Чей образ — он душист и ярок — я ныне в сердце воскресил! О, ночь воспоминаний странных, та ночь, когда взнуздал я их, Ту пару лошадей буланых, ту пару кубков золотых! Те кони, устали не зная, свершали путь во мраке свой, Их согревали, подгоняя, бичи погоды дождевой. Рысцой бежали кони эти, пока не оказался я, Хмелея, в пряном лунном свете — на луговине бытия. Ах, там играла тонким станом пугливоглазая газель, Косилась, воду уносила и приносила лунный хмель… Та ночь в моем существованье была лишь проблеском огня, Меня влечет ее дыханье, медовой свежестью маня. Вино и мед, вино и мука, и скорпионов крутоверть… Смерть — это попросту Разлука, Разлука — это просто Смерть!

39

Долгой бессонной ночью моя тайна раскрылась глазам, И зрачки воззвали на помощь, боясь покориться слезам. В пучину тоски и волнений, неведомую досель, Меня погрузила печали не знающая газель. Она припадает к кубку, совсем подобна, смотри, Месяцу молодому, что тает в багрянце зари!

40

Трезвым не будь, поскольку пьянство всего примерней, Утреннюю попойку соединяй с вечерней. Трезвенник пусть горланит, словно кимвал бряцая, Слух легковерных ранит, радость твою порицая! Пусть сей ничтожный малый, плоше щербатой крынки, Вздорным своим благочестьем торгует на вшивом рынке! Выбрав себе дорогу, занятье или забаву, Делай лишь то, что по сердцу, что по душе иль нраву! В этом я твердо уверен, не испытываю сомненья, Это мое правдивое и справедливое мненье! Выдержанные вина щедро пускай вкруговую И, осушивши чашу, бери немедля другую! Не пей ничего (о благе взывают наши напевы), Кроме вина и влаги уст возлюбленной девы! Разве не слышишь, как утром гудят облака блестящие: «Эй, протирайте очи! Эй, пробуждайтесь, спящие!».